В поисках Великого хана - Висенте Бласко Ибаньес

Золото он любил так же, как адмирал, однако без лирических восторгов последнего, низменно и думая лишь о себе, не видя в нем символа славы и власти, но рассматривая его как простое средство удовлетворения притязаний своей тщеславной души. Королевский нотариус остался здесь, с тем чтобы при разделе сокровищ, которые будут вскоре найдены, не потерпели ущерба права их королевских высочеств.

В крепости остались и все приятели Фернандо Куэваса, люди сильные и храбрые, искатели приключений, предпочитавшие пребывание в этой таинственной, полной неожиданностей стране, которой они, в сущности говоря, совершенно не знали, так как видели лишь ничтожную часть ее берегов, возвращению в хорошо известную всем Испанию, где их не могло ожидать ничего необычайного. Остались в Навидад, этой первой в новых землях христианской колонии, и бискайские моряки — опытные китоловы, и андалусцы, торговавшие с негритянскими царьками Гвинеи, и ирландец, и англичанин.

Фернандо узнал от Лусеро, что и его имя значится в числе оставляемых на берегу. Паж адмирала обнаружила это совершенно случайно: убирая большую хижину, в которой жил ее господин и которая находилась поблизости от почти уже достроенной крепостцы, она нашла на столе список будущих обитателей Навидад.

Но у Фернандо и в мыслях не было оставаться в крепости, и он, разумеется, никого не просил об этом; вот почему он сразу же заподозрил здесь происки Перо Гутьерреса. И действительно, молодые люди вскоре узнали, что бывший придворный буфетчик вознамерился взять Фернандо к себе в услужение.

Вечером того же дня Куэвас явился к своему бывшему хозяину, адмиралу; опустив голову и теребя в руках красный берет, он заявил, что желает возвратиться в Испанию и что никогда не просил об оставлении его в этих краях.

Колон удивился этому заявлению Кузваса и приписал его страху.

— А я всегда думал, что ты храбрый малый и решительно ничего не боишься, — сказал дон Кристобаль. — Оставшись здесь, ты вскоре разбогатеешь. Да иедь тут будут полные до краев бочки золота!

Но, взглянув на Лусеро, которая, держась поблизости от него, делала вид, будто приводит в порядок табуреты из плетеных пальмовых листьев, хлопчатобумажные одеяла с цветными полосками и прочие вещи, присланные Гуанакари для жилища адмирала на суше, он вспомнил, что корабельный слуга и его паж — братья и что они, видимо, не хотят разлучаться друг с другом. На «Нинье» не было места, и возвращение в Испанию было связано с трудностями, но, тем не менее, адмирал снизошел к просьбе Куэваса.

В дни, непосредственно предшествовавшие отплытию каравеллы, молодые люди неоднократно встречали своего врага, бывшего буфетчика королевской четы.

Он успел уже прочно обосноваться на берегу, заняв целую хижину из числа предоставленных им Гуанакари.

Теперь он был первым помощником и непосредственным заместителем коменданта крепости Араны. И так как до этого он принимал участие в экспедиции, не неся никаких обязанностей, на положении друга дона Кристобаля, то новая должность, конечно, еще усилила его надменность. Два молодых матроса стали его личными слугами. Он держал, кроме того, при своей особе нескольких индейцев, подаренных ему, по его настоянию, Гуанакари.

Куэвас не раз замечал, как в лесных зарослях, расположенных на некотором расстоянии от побережья, Гутьерреса носили на плечах индейцы-рабы. Он был первым из белых, воспользовавшимся для этого рабами. Туземцы охотно сажали себе на плечи сыновей неба, когда те, пробираясь в глубь страны, оказывались вынужденными переправляться вброд через реки, озера и болотные топи. Бывший буфетчик, чтобы утвердить за собой, и притом наиболее убедительным образом, вновь присвоенное ему высокое положение, решил заставить индейцев постоянно носить его на руках, как это было в обычае по отношению к братьям туземного короля, которые во время религиозных процессий следовали сейчас же за носилками Гуанакари.

2 января Колон попрощался со своим другом — «благородным королем» Гуанакари, и последний еще раз попросил адмирала, — зная, впрочем, заранее, что его просьба невыполнима, — чтобы тот немного повременил с отплытием; он говорил, что если бы белые остались еще хотя бы на несколько дней, он смог бы подарить ему ту химерическую статую из чистого золота, которую якобы заказал.

Перед отъездом Колон отдал последние распоряжения Диэго де Аране и обоим его помощникам, Гутьерресу и Эсковедо. Он перечислил все, что оставлял им, дабы они могли продержаться в его отсутствие, во время которого на крепость Навидад прольется золотой дождь. Он уступал им решительно все товары, закупленные по приказанию королевской четы для обмена, а их было много, и все это были блестящие и издающие звон предметы, погремушки, купленные по дешевке, но находившие верный сбыт у туземцев и приносившие огромные барыши. Он оставлял в их распоряжении баркас с погибшего корабля, чтобы они могли плавать на нем вдоль берегов. Им следовало бы подыскать до его возвращения «более удобное место для основания новой колонии, ибо эта бухта не вполне удовлетворяла его; самое лучшее, впрочем, что могли они сделать, — это найти месторождение золота». Сухари и вино были у них в изобилии, а кроме того, они могли рассчитывать на съестные припасы, которыми их будут снабжать местные жители.

Помимо мастеровых разного рода, в Навидад для обслуживания ее гарнизона остались еще лекарь флотилии, а также хирург, равно как и ботаник маэстре Диэго, которому поручалось обследование лесов на предмет отыскания драгоценнейших пряностей, ибо в этой стране их, конечно, великое изобилие. Старшему бомбардиру «Санта Марии», «весьма сведущему в разнообразнейших механизмах», вменялось в обязанность следить за тем, чтобы крепость была всегда готова к обороне. И в тот же вечер, в среду 2 января, адмирал перебрался на «Нинью», чтобы больше уже не съезжать на берег.

На следующий день, в четверг, сняться с якоря помешала погода. На море было волнение, и каравелла отстаивалась в спокойной бухте под прикрытием отмели. Кроме того, адмирал дожидался индейцев с первых открытых им островов, которые, съехав на берег, под различными предлогами откладывали свое возвращение на «Нинью».

Колон хотел отвезти их в Испанию, особенно женщин, и, обнаружив, что на корабль вернулось лишь несколько мужчин, он отправил на берег лодку с приказанием разыскать всех остальных; итак, он решил не отплывать до следующего дня, то есть до 4 января.

Фернандо Куэвас, бывший в приятельских отношениях с гребцами на лодке, также сел в нее, и Лусеро, уступая его настояниям, последовала за ним; она ссылалась при этом на необходимость собрать кое-какие мелочи из вещей ее господина, которые второпях она будто бы забыла в хижине, где он жил.