В поисках Великого хана - Висенте Бласко Ибаньес

Известно, что адмирал, подобно всей остальной команде, лег спать, доверив руль одному из матросов, который, выпив по случаю сочельника больше обычного, решил также отправиться на боковую и, в свою очередь, передоверил управление кораблем мальчику-юнге. Сам Колон, так же как маэстре, штурман и наиболее опытные матросы, пребывал в полной уверенности, что тут нет ни отмелей, ни подводных камней, ибо за два дня до этого, иначе говоря — в воскресенье, здесь прошли отправленные к королю Гуакакари баркасы, причем находившиеся на них моряки признали этот путь безопасным и для больших кораблей. На протяжении всего этого путешествия Колон не располагал возможностью высылать вперед лодки для предварительного обследования морей, по которым предстояло плыть его кораблям, и нужно же было, чтобы катастрофа, как нарочно, произошла тогда, когда такое обследование было проведено заранее!

Невидимое для глаз и исключительно медленное течение сносило адмиральский корабль в сторону отмели, но стоявший у руля мальчик не замечал этого. Если бы на море было хоть небольшое волнение, он услыхал бы за целую милю шум прибоя у этих камней, но поскольку вода была гладкой как зеркало и все кругом было безмолвно, «Санта Мария» приблизилась к этим подводным камням, и никто не догадывался о них; лишь оказавшись совсем рядом с ними, мальчишка-рулевой обратил внимание на какой-то едва уловимый рокот и плеск и принялся громко кричать; когда же, проснувшись по этому сигналу, все выбежали на палубу, корабль уже плотно сидел на камнях.

Это несчастье, в котором были повинны все до последнего юнги, еще раз явственно показало нестойкость Колона в невзгодах и его склонность во что бы то ни стало оправдываться и обвинять окружающих. Он сам не мог ошибаться даже во сне. Виновниками случившегося оказались маэстре Хуан де ла Коса и вся команда адмиральского корабля, которых он обвинил в измене. В измене — кому?

Колон дошел до того, что упрекал в своем дневнике горожан Палоса: не дав ему хороших судов, они вынудили его купить «Санта Марию». Но ведь на первых страницах того же самого дневника он восхвалял свои корабли, находя, что они «весьма приспособлены для открытий»!

По словам адмирала, Хуан де ла Коса был тщеславен и самонадеян, «ибо в благодарность за то, что он, Колон, взял его с собой в эти впервые открываемые страны и, как человека способного, обучил мореходству, Хуан де ла Коса стал повсюду хвалиться, будто знает больше, чем он». Хуан де ла Коса плавал многие годы, дольше Колона, и не нуждался в том, чтобы его чему-нибудь обучали. А если он и в самом деле чему-нибудь научился на «Санта Марии», то намного обогнал в этом своего начальника: ведь по прошествии нескольких лет он стал лучшим штурманом и первым картографом своего времени. Амернко Веспусио, простой коммерсант из Севильи, никогда прежде не пускавшийся в море, во время первого своего путешествия был учеником Хуана де ла Коса, который и обучил его всему, что знал.

Сам Колон, облегчив на страницах дневника свою душу и возложив на Хуана де ла Коса ответственность за случившееся несчастье — ибо ему всегда хотелось найти около себя какого-нибудь предателя, чтобы возвеличить, таким образом, себя самого как вечно преследуемого судьбой и людьми великого человека, — так вот, этот самый Колон взял того же Хуана де ла Коса во второе свое путешествие картографом экспедиции. Помимо того, Колон никогда не старался передавать кому-либо свои знания. Он жаждал сохранить, насколько это возможно, втайне курсы, которых держался в своих путешествиях, и, пытаясь обмануть своих штурманов, как если бы они были малые дети, вел двойной счет пройденных флотилией лиг. Он распекал их, когда замечал, что они ведут какие-то свои записи, чтобы изучить их впоследствии на досуге, и отбирал у них как эти записи, так и прочие бумаги.

Этот неистовый в своих страстях человек с не очень-то благородною легкостью дошел до того, что позволил себе высказать мысль, будто авария эта — дело рук маэстре адмиральского корабля, сговорившегося с Пинсонами. А между тем единственным, кто мог спасти и действительно спас его в этом ужасном положении, был один из Пинсонов, брат Мартина Алонсо, капитан «Ннньи» Висенте Яньес, плывший поблизости от «Санта Марии» и не замедливший оказать ей посильную помощь.

Адмирал отметил в своем дневнике все пронесшееся в его крайне возбужденном в этот момент воображении. Больше того — он бросил Хуану де ла Коса обвинение в трусости, утверждая, будто тот вместе с несколькими матросами спрыгнул в лодку не для того, чтобы завести якорь и спасти, таким образом, судно, но помышляя лишь о своем личном спасении, вследствие чего он и направился к «Нинье». Хуан де ла Коса умер много позднее Колона, не имея понятия о том ворохе обвинений, которые нагромоздил против него в своем дневнике адмирал, лишь бы как-нибудь объяснить аварию, случившуюся не по вине кого-либо одного, но по вине всех вместе взятых, начиная с самого начальника экспедиции, из-за странной беспечности, проявленной моряками «Санта Марии» этой рождественской ночью. И поскольку этот прославленный штурман, нашедший героическую смерть в Новом Свете, не знал о возведенных на него обвинениях, он и не пытался оправдываться. Естественно, однако, предположить, что если он поторопился отплыть на лодке, чтобы вызвать «Нинью» на помощь, то это было сделано им лишь потому, что он сразу же понял, насколько непоправимо случившееся.

Корабли в те времена не знали еще металлической обшивки днища до ватерлинии, этого одеяния из медных или свинцовых листов, ненужного в европейских морях, но ставшего совершенно необходимым спустя несколько лет после открытия Нового Света.

Распространенный в тропических морях и называемый бромою червь-древоточец проедал днища судов, хоть они и были покрыты слоем смолы. «Санта Мария», подвергнутая на Кубе ремонту вследствие течи, причиненной ей бромою, расползлась у бортов, как если бы была сделана из картона. Сквозь внутреннюю обшивку из непросмоленных досок стала беспрепятственно просачиваться вода и заливать трюмы.

Чтобы облегчить судно, были срублены его мачты, но это не принесло существенной пользы, потому что оно прочно сидело остовом на подводных камнях. Адмирал перебрался на «Нинью», с намерением выяснить, нельзя ли с помощью каравеллы поднять флагманский корабль и удержать его на плаву, но, убедившись в невозможности спасти «Санта Марию», на рассвете вернулся обратно.

Прежде всего он отправил баркас, на котором съехали на берег два человека, пользовавшиеся его наибольшим доверием: Диэго де Арана, главный альгвасил флота, и Перо Гутьеррес, бывший придворный буфетчик.