Наброски пером (Франция 1940–1944) - Анджей Бобковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Генеральный совет дорожного ведомства, состоящий из людей, изношенных долгой, иногда даже почетной службой, людей, которые теперь способны только на отрицание и зачеркивают все, чего не могут понять, — это настоящая петля, где гибнут проекты смелых умов. Этот Совет будто нарочно создан, чтобы парализовать действия нашей прекрасной молодежи, которая жаждет работы, которая хочет служить Франции! В Париже происходят чудовищные вещи: будущее провинции зависит от визы централизаторов, задерживающих при помощи интриг, о которых недосуг сейчас рассказывать, выполнение лучших планов; лучшими же являются те, что сулят наибольшие выгоды компаниям или предпринимателям и пресекают или устраняют злоупотребления. Но Злоупотребление во Франции всегда сильнее Улучшения. … Во Франции нельзя положить ни один камень без того, чтобы десяток парижских бумажных душ не настрочили глупых и бесполезных докладов»{49}.
Он великолепен. Французская администрация — это вещь в себе. Я сталкиваюсь с ней в разных ситуациях и уже ничему не удивляюсь. Если ты не знаешь эту чудовищную администрацию, ты не знаешь Францию. Со времен Карла Великого преемственность в ее принципах поддерживается и бережно сохраняется всеми революциями, беспорядками, изменениями политических систем (точнее, настроений, ведь радикального изменения политической системы во Франции на самом деле так и не произошло). Слой за слоем и, наконец, большой пласт: огромная, созданная в рекордно короткие для таких размеров сроки наполеоновская администрация. И она существует до сегодняшнего дня почти без изменений. Жесткая, закостенелая, вечно жаждущая миллионов бланков, формуляров, выписок, копий, справок — БУМАГ. Голова идет кругом, когда пытаешься говорить о ней и передать величину, инертность и негативную силу этого монстра. Франция была образцом для всей Европы и — задохнулась. И еще Бальзак пишет:
«Страна слаба, когда состоит из разобщенных личностей, которым все равно — подчиняться семи правителям или одному, русскому или корсиканцу, лишь бы сохранить свой клочок земли; эти несчастные эгоисты не сознают, что рано или поздно лишатся и его. В случае неудачи положение наше будет ужасно. Обществом будут управлять только уголовные да налоговые — кошелек или жизнь. Благороднейшая страна на свете перестанет руководствоваться чувствами. Тело ее покроется незаживающими ранами. Во-первых, все начнут завидовать друг другу; высшие классы будут уничтожены, чернь примет равенство желаний за равенство сил; истинные, признанные, прославленные таланты исчезнут, захлестнутые волнами буржуазии. Можно выбрать одного человека из тысячи, но кого предпочесть среди трех миллионов одинаковых честолюбцев, надевших одинаковую личину, личину ПОСРЕДСТВЕННОСТИ? Эта торжествующая толпа и не заметит, что ей противостоит другая страшная толпа, толпа крестьян-собственников — двадцать миллионов арпанов земли, которые живут, ходят, рассуждают, ничему не внемлют, хотят прибрать к рукам все больше и больше, всему противятся, обладают грубой силой…»{50}
31.12.1941
Рано утром я уезжаю, возвращаюсь домой в шесть, и так бегут дни, так прошел год, и если новый не будет хуже прошлого, этого достаточно. Я работаю за столом на сцене, бегаю по городу, мотаюсь по разным ведомствам, а французы по-прежнему корпят над бумагами в большом «Salle des Fêtes»[366] мэрии Шатийона. Мы с ними — день за днем.
Тем временем Франция пытается зализать раны после проигранной войны. Правительство Петена по-прежнему ведет себя как-то так, что-то где-то, вроде то, так и сяк, то коллаборационизм, то что-то идет со скрипом, а вообще все время говорят, что сотрудничество Франции с Германией — «желание обоих народов», постоянно какой-нибудь господин из Виши «надеется, что компромисс будет найден». Нет, собственно, никаких «да» или «нет». В целом Виши полностью идет на поводу у немцев, но Петен никогда открыто ничего не говорил о сотрудничестве, он ограничивается уклончивыми «надеждой» и «желаниями», а пока он пытается восстановить страну, черпая вдохновение в законодательно-социально-административных шагах по выполнению соответствующих и не всегда глупых распоряжений немецкого национал-социализма. Обновляются кадры служащих, внедряются гибкость и порядок в администрации, идет борьба с французским беспорядком, меняются законы, расширяется сфера ответственности начальников отделов, и вообще, «République» больше нет, есть Etat français[367]. Франция — одна из самых запущенных в Европе стран с точки зрения социального законодательства, до 1936 года не было оплачиваемых отпусков, не было семейных пособий, до 1930 года не было социального страхования, Франция с момента поражения в войне сделала большой шаг вперед в социальной сфере. Петен выпускает законы и платит, платит, платит. С нетерпением жду баланса Банка Франции, чтобы узнать, сколько миллиардов франков Банк Франции дал правительству в кредит. Инфляции пока нет, однако девальвация уже ощутима.
Все смотрят на восток. Ex oriente lux[368]. С 22 июня все отошло на задний план и все внимание направлено на восток. Россия выдержала и сейчас уже контратакует, к тому же победоносно. Сегодня освободили Керчь и Феодосию. Что из этого получится, трудно предсказать. Немцы объясняют неудачи необходимостью перехода от наступательной битвы к оборонительной и трудностями, с этим связанными. Германия или лопнет в этом году, и тогда война войдет в заключительную фазу, или не лопнет, и тогда все это продлится еще два года. Если Россия разобьет Германию, начнется новая драма — большевизм в Польше, советская оккупация и, кто знает, может, большевизм в Европе. Я вообще ничего не знаю. Говорят, Англия не заинтересована в победе России. Может быть. Все было бы просто, только вечный знак вопроса: Советы. Тамерлан бьет Аттилу — плохо; Аттила бьет Тамерлана — тоже плохо. В любом случае, все отражается на нашей шкуре. Так бывает, когда вы живете в проходной комнате. Где у наших уважаемых предков была голова? Что уж там говорить.
1942
1.1.1942
Чем закончится война в этом году? Русские разобьют немцев до весны, и тогда конец, или не разобьют, и война продлится еще два года.
2.1.1942
Послезавтра мы приглашены на обед к Шопенам. Она чувствует себя хорошо после рождения пятого ребенка, и мы получили от них письмо с приглашением. Чтобы не идти с пустыми руками, я решил купить мальчишкам какую-нибудь польскую книгу на французском.
После
