Элегии и малые поэмы - Публий Назон

        В Град, куда мне, увы, доступа нет самому.

        Но нарядившись, иди, как сосланным быть подобает.

        Бедный! Пусть жизни моей твой соответствует вид.

5     Красным тебя покрывать не надо вакцинии соком,[532]

        Скорбным дням не под стать яркий багрянец ее.

        Минием пусть не блестит твой титул и кедром — страницы,

        Пусть и на черном челе белых не будет рожков.

        Пусть подобный убор украшает счастливые книги,

10   Должен ты помнить всегда о злополучье моем.

        Пусть по обрезам тебя не гладит хрупкая пемза,

        В люди косматым явись, с долго небритой щекой.

        Пятен своих не стыдись, пусть каждый, кто их увидит,

15   В них угадает следы мной проливаемых слез.

        В путь же! Иди, передай местам счастливым привет мой —

        Ныне таким лишь путем их я достигнуть могу.

        Ежели кто-нибудь там, в многолюдье меня не забывший,

        Спросит, как я живу, чем занимаюсь вдали,

        Ты говори, что я жив, но «жив и здоров» не ответствуй.

20   Впрочем, и то, что я жив, — богом ниспосланный дар.

        Если же станут еще расспрашивать, будь осторожен,

        Их любопытству в ответ лишнего им не скажи, —

        Тотчас припомнит и вновь перечтет мои книги читатель,

        И всенародной молвой буду я предан суду.

25   Будут тебя оскорблять — но ты не посмей защищаться:

        Тяжба любая, поверь, дело ухудшит мое.

        Встретится ль там и такой, кто моим опечален изгнаньем,

        Пусть со слезами прочтет он эти песни мои,

        И пожелает без слов, таясь, — не услышал бы недруг, —

30   Чтоб наказанье мое Цезарь, смягчась, облегчил.

        Кто бы он ни был, молю, — того да минуют несчастья,

        Кто к несчастьям моим милость богов призовет.

        Да совершится, что он пожелал, да гнев свой умерит

        Цезарь и мне умереть в доме позволит родном!

35   Выполнишь ты мой наказ, но все-таки жди осужденья:

        Скажет молва, что в тебе прежнего гения нет.

        Должен и дело судья, и его обстоятельства вызнать,

        Если же вызнано все — суд безопасен тебе.

        Песни являются в мир, лишь из ясной души изливаясь,

40   Я же внезапной бедой раз навсегда омрачен.

        Песням нужен покой, и досуг одинокий поэту, —

        Я же страдаю от бурь, моря и злобной зимы.

        С песнями страх несовместен, меж тем в моем злополучье

        Чудится мне, что ни миг, к горлу приставленный меч.

45   Пусть же труду моему подивится судья беспристрастный,

        Строки, какие ни есть, пусть благосклонно прочтет.

        Хоть Меонида возьми и пошли ему столькие беды, —

        И у него самого дар оскудел бы от бед.

        В путь, мой свиток, ступай и к молве пребывай равнодушен,

50   Если ж читателю ты не угодишь, не стыдись.

        Ныне фортуна моя не настолько ко мне благосклонна,

        Чтобы рассчитывать мог ты на людскую хвалу.

        В благололучье былом любил я почестей знаки,

        Страстно желал, чтоб молва славила имя мое.

55   Если мне труд роковой и стихи ненавистны не стали,

        То к довольно с меня, — я же от них пострадал.

        В путь же! На Рим за меня посмотри — тебе он доступен.

        Боги! Когда бы я мог сделаться свитком своим!

        Не полагай, что, придя чужестранцем в город великий,

60   Будешь в народной толпе ты никому не знаком, —

        И без названья тебя тотчас опознают по цвету,

        Как бы ты скрыть ни хотел происхожденье свое.

        Тайно, однако, входи, опасайся былых моих песен, —

        Ныне они уж не те, громкий утрачен успех.

65   Если тебя кто-нибудь, узнав, кто твой сочинитель,

        Вовсе не станет читать, сразу отбросив, — скажи:

        На заголовок взгляни — я здесь в любви не наставник,

        Прежний труд мой уже кару понес поделом.

        Может быть, ждешь: своему не дам ли приказа посланцу

70   Вверх подняться, на холм, к выси, где Цезаря дом?[533]

        Да не осудят меня те святые места и их боги:

        С этой твердыни в меня грянул удар громовой.

        Я, хоть и знаю, что там обитают, полны милосердья,

        Вышние силы, — страшусь раз покаравших богов…

75   Крыльев шум услыхав издалека, голубь трепещет,

        Если хоть раз он в твоих, ястреб, когтях побывал.

        Так же боится овца далеко отходить от овчарни,

        Если от волчьих зубов только что шкуру спасла.

        Сам Фаэтон, будь он жив, избегал бы небес и по дури

80   Трогать не стал бы коней, страстно желанных ему.

        Так же и я, испытав однажды стрелу Громовержца,

        Лишь громыхнет в облаках, жду, что меня поразит.

        Аргоса флот, избежав погибельных вод Кафареи,

        Гонит всегда паруса прочь от эвбейских пучин.

85   Так же и мой челнок, потрепанный бурей жестокой,

        Ныне боится тех мест, где он едва не погиб.

        Милый мой свиток, итак: осмотрителен будь и опаслив, —

        Благо и то, что тебя люди попроще прочтут.

        К высям заоблачным взмыв на немощных крыльях, оттуда

90   Пал и названье Икар морю Икарову дал.

        Все же сказать нелегко, под парусом плыть иль на веслах, —

        Дело и время тебе сами совет подадут.

        Если в досужий ты час будешь передан и благодушье

        В доме приметишь — поймешь: переломил себя гнев.

95   Если тебя кто-нибудь, твою нерешительность видя,

        Сам передаст, предпослав несколько слов, — подойди.

        В день счастливый, и сам своего господина счастливей,

        Цели достигни и тем муки мои облегчи.

        Их иль никто не смягчит, иль тот, мне рану нанесший,

100 Сам, как древле Ахилл, и уврачует ее.

        Только меня, смотри, не сгуби, добра мне желая, —

        Ибо надежда в душе страха слабей у меня, —

        Как бы притихший гнев не стал свирепствовать снова,

        Поберегись на меня новую кару навлечь.

105 После, когда в сокровенный приют мой будешь ты принят

        И обретешь для себя в круглой коробочке дом,

        Там ты увидишь своих в порядке расставленных братьев,

        Все они также трудом бдений ночных рождены.

        Те, остальные, толпой, не таясь, о себе заявляют,

110 И на открытом челе значатся их имена.

        Трех ты увидишь, в углу притаившихся темном, поодаль,

        Хоть обучают они общеизвестным вещам.

        Дальше от них убегай иль, если уста твои смелы,

        Имя Эдипа им дать иль Телегона решись.[534]

115 Но, заклинаю, из трех, если дорог тебе их родитель,

        Ни одного не люби, он хоть и учит любить.

        Есть еще и четырнадцать книг «Превращений», недавно

        Вырвали их из костра при всесожженье моем.

        Им скажи, я прошу, что судьбы и моей превращенье

120 В повествованиях тех место могло бы найти,

        Ибо внезапно она непохожей на прежнюю стала:

        Радостной раньше была, ныне рыдаю о ней.

        Знай, что много б еще я преподал тебе наставлений,

        Только боюсь, что и так слишком тебя задержал.

125 Если с собою возьмешь все то, что в ум мне приходит,

        Как бы не стал ты, боюсь, грузом уже не в подъем.

        Долог твой путь, поспешай! А мне — на окраине мира

        Жить и в далекой земле землю свою вспоминать.

Элегия II

        Боги морей и небес! Что осталось мне, кроме молений?

        О, пощадите корабль, ставший игралищем волн!

        Подпись не ставьте, молю, под великого Цезаря гневом:

        Если преследует бог, может вступиться другой.

5     Был против Трои Вулкан, меж тем Аполлон был за Трою.

        Другом Венера была тевкрам, Паллада — врагом.

        Турна Сатурнова дочь предпочла, ненавидя Энея,

        Но ограждаем бывал мощью Венеры Эней.