Похождения видов. Вампироноги, паукохвосты и другие переходные формы в эволюции животных - Андрей Юрьевич Журавлёв

трупами других животных – сразу и кров, и пища. Следы их питания в виде извилистых ходов остались, например, на каркасах среднетриасовых наутилоидов. Проложены они тогда, когда те уже были тронуты тленом и отчасти смешались с илом. В мягком, «пряничном» для них, домике и поселились нематоды.

Самые древние круглые черви встречаются в устьицах раннедевонских наземных растений в шотландском Райни (410 млн лет назад). Даже в этом, одном из древнейших, сообществе суши их уже очень много. В одной и той же былинке, несколько сантиметров высотой, обнаружены 500 веретеновидных червячков разного возраста (до 1 мм длиной), названных палеонемами (Palaeonema), и их яйца. Кутикула палеонем многослойная, рот расположен на самом кончике тела и окружен колющими щетинками, в глотке есть кутикулярные зубцы, а в полости тела осталось множество яиц на разных стадиях созревания. Примечательно, что этот древний червь больше похож на морских нематод, чем на паразитов растений с выдвижным колюще-сосущим органом – стилетом.

С появлением обильной древесной смолы, куда влипали самые разные животные, история круглых червей начинает выглядеть намного богаче и ярче (благодаря красивому янтарному оттенку). В позднемеловых и кайнозойских ископаемых смолах мы видим, как нематоды аккуратно, через задний проход, покидают зараженных тлей, мокрецов, москитов, звонцов, дрозофил, муравьев; оттуда же десятками вываливаются их личинки и яйца (рис. 22.11). Нередко длина паразита в два-три раза превышает размер тела хозяина. Хорошо известные человеку (по личному опыту) острицы и аскариды уже в триасовом периоде паразитировали на крупных и хорошо питавшихся, судя по размерам копролитов, наземных четвероногих, позднее – на меловых динозаврах и крокодилах. Вероятно, «нахлебничать» нематоды начали на растениях и вместе с ними, как с кормом, попали в кишечники разных животных. Толстая экдисозойная кутикула надежно предохраняла от «желудочного сока», а способность быстро и обильно плодиться позволяла круглым червям споро приспосабливаться к чужому внутреннему миру. Дополнительным условием выживания стало усиление оболочки яиц, чтобы они не сварились вкрутую или в мешочек. Это и предопределило их прекрасную сохранность в окаменевших экскрементах.

Молекулярные данные предполагают, что аскариды завелись именно на суше у каких-то каменноугольных четвероногих, которые щедро поделились ими с пресноводными акулами и костными рыбами. (Оказывается, не только рыбы могут заражать нас гельминтозом, но и мы – их). Когда планету заселили люди – существа многочисленные, прожорливые и не слишком чистоплотные, – аскариды освоили и этот благоприятный для них биом. Некоторые из них, например нитчатки, попали к человеку с яйцами птиц. С самими пернатыми они сожительствуют давно (около 20 млн лет) и даже обменялись друг с другом мобильными генными элементами.

Паразитам совершенно неважно было, что это особа, а не просто особь. Так, в очередной раз не повезло английскому королю Ричарду III. Стараниями Уильяма Шекспира весь мир знает его как злобного хромого сухорукого карлика-горбуна, который дорвался до власти, «расчистив путь кровавым топором», не щадя при этом ни женщин, ни детей, ни друзей, ни родственников. Пьеса заканчивается словами графа Ричмонда (будущего Генриха VII Тюдора), сразившего лицемерного уродца в честном поединке при Босворте: «Победа наша, сдох кровавый пес!» А ведь в хрониках того времени (1452–1485) нет ни слова об увечном облике Ричарда III, и на портретах он скорее миловиден, чем уродлив. Да и историки считают, что придворные хронисты Тюдоров, свидетельствами которых пользовался Великий бард при создании трагедии, навели на короля напраслину. Кстати, именно Ричард III ввел понятие презумпции невиновности в английское правосудие. А вот был ли невинен он сам? Казалось, однозначного ответа на этот вопрос не будет. Ведь даже кости поверженного короля, согласно свидетельствам историков, были выброшены в реку после разрушения монастыря Серых братьев в Лейстере – месте упокоения королевских останков. Однако в 2012 г. при реконструкции автомобильной стоянки, расположенной на месте монастыря, был обнаружен скелет 30-летнего мужчины, умершего, согласно радиоуглеродным датировкам, в конце XV – начале XVI в. Из костей извлекли митохондриальную ДНК, последовательность нуклеотидов в которой оказалась такой же, как у ныне живущих потомков йоркширской ветви Плантагенетов по материнской линии в 19-м и 21-м колене (среди них – известный актер Бенедикт Камбербэтч, тоже поделившийся с учеными своей ДНК). Именно к Йоркам и принадлежал Ричард III. Более того, ДНК подсказала, что покойный Йорк был, вероятно, светловолос и голубоглаз, как Ричард III на ранних портретах. Горба у погибшего короля не оказалось – лишь сильный сколиоз, из-за которого одно плечо было выше другого. Вопреки Шекспиру, «мошенница природа» не всучила ему ни хромоту, ни кривобокость. Росту, наоборот, только прибавила. А вот огромная дыра в теменной части черепа от колющего удара мечом или алебардой сохранилась, и еще – несколько следов от ударов кинжалом; верхняя челюсть сломана – свидетельство того, что последние минуты жизни король провел в бою с разбитым шлемом. Но увы, это еще не все: среди его тазовых костей оказались яйца аскарид, живших когда-то… Ну, сами понимаете, где…

Однако вернемся к головохоботным червям и ксенузиям. Кто из них от кого все-таки произошел? Инерция мышления настаивает, что вначале был червь. Но черви сомнения гложут мозг, словно аскариды – Ричарда III: можно представить (как раньше и делали), что членистоногие произошли от кольчецов, но предположить, что кто-то с ногами является потомком головохоботных – более чем неправдоподобно. Ведь многощетинковые черви весьма активные создания с развитыми конечностями и головой, несущей щупальца и глаза, и все это развивалось при движении по дну. Головохоботные черви устроены совершенно иначе: они обитают в осадке, где и перемещаются, и добычу ловят с помощью гипертрофированного интроверта, который вворачивается и выворачивается наизнанку, при этом буквально пронзая мозг. Конечности им совершенно без надобности. Чтобы интроверт мог свободно ходить туда и сюда, центральная нервная система обернулась вокруг него окологлоточным кольцом. Преобразовать его в трехчастный надглоточный мозговой отдел членистоногих или хотя бы аномалокаридид уже не получится. Более того, приапулида, если ее извлечь из норки и положить на поверхность осадка, превращается в беспомощное существо, беспорядочно перекатывающееся с боку на бок, пока ей не удастся, наконец, заякориться интровертом в осадке и поскорее уйти туда с головой. Палеосколециды, которые на ксенузий похожи гораздо больше, чем приапулиды, будучи закованными в панцирь, раздвигающийся и сжимающийся, словно гармошка, на поверхности ничего из себя, кроме легкой добычи, вообще не представляли. Так что эволюционная картина, где малоподвижные головохоботные червяки ни с того ни с сего покидают удобные норки и пытаются ползти в надежде, что у них вдруг вырастут ножки, выглядит еще фантастичнее пейзажа, на котором полудохлые рыбы, опираясь на разъезжающиеся плавники, надеются перебраться из высохшего водоема в высыхающий.

Рожденный ползать – ходить не будет!