Прекрасные дьяволы - Ева Эшвуд

class="p1">– Ты так и не сказал мне, что означает число 24, – бормочу я, сжимая диванную подушку одной рукой, когда кожу начинает жечь от вонзающейся в меня иглы.

На секунду мне кажется, будто он не собирается отвечать. Его взгляд сосредоточен, рука тверда, пока он водит татуировочным пистолетом по моей коже. Затем Мэлис начинает рассказывать.

– После того, как тюремная банда попыталась прикончить меня, я пошел за их главарем и убил его, – говорит он. Это звучит так легко, как нечто само собой разумеющееся, и я снова поражаюсь тому, какой жестокой жизнью жили братья Воронины. – Это спасло меня в тюрьме. Я сделал себе имя, заставил людей понять, что со мной не стоит связываться. После его убийства я провел двадцать четыре дня в одиночке. Было жестко. Но когда вышел, люди меня зауважали.

– О, – выдыхаю я, крепче вцепляясь в диван. – Значит, это число много для тебя значит.

Он кивает.

– Это символ того момента. В тот день я решил, что больше никогда не буду жертвой, и взял жизнь в свои руки.

Я с трудом сглатываю, понимая, как много для него должно значить то, что он рассказывает мне об этом. Когда я спросила его в первый раз, он не сказал, почему выбрал именно такой эскиз, и я рада узнать всю историю, какой бы мрачной она ни была.

– Спасибо, что рассказал, – бормочу я. – От этого татуировка мне нравится еще больше.

На его лице появляется намек на улыбку, и Мэлис останавливается, стирает немного крови и чернил, чтобы лучше разглядеть новое дополнение к моей татуировке. Когда он снова приставляет пистолет к моей коже, я вздрагиваю, боль возвращается. Мэлис несколько раз проводит по одному и тому же участку, и мне приходится прикусить губу, чтобы не застонать от боли. Я делаю глубокие, ровные вдохи, пытаясь заставить себя расслабиться.

– Потрогай себя, – инструктирует Мэлис, его глаза поднимаются и встречаются с моими, в тусклом свете они кажутся почти черными. – Это отвлечет тебя от боли, как и в первый раз.

Сердце просто заходится, в голове проносятся миллионы воспоминаний одновременно. Я отпускаю спинку дивана, чтобы сделать, как он говорит, но тут Мэлис хватает меня за запястье свободной рукой, задерживая мой взгляд всего на секунду.

– Не позволяй себе кончить, – добавляет он. – Пока я не закончу.

Я киваю, облизывая губы, и он отпускает меня. Все еще странно чувствовать возбуждение от этого, но как только моя рука скользит вниз, к киске, искра жара в моих венах превращается в адский костер.

Клитор пульсирует, я становлюсь влажной. Я не тороплюсь, скользя пальцами по складочкам и слегка дразня клитор.

Чувствую себя развратной, делая это прямо здесь, в гостиной, пока Мэлис стоит передо мной на коленях, добавляя татуировку к моей груди. Но в то же время я чувствую себя красивой и сильной, делая то, что раньше вызвало бы у меня столько стыда.

Тело гудит в такт с татуировочным пистолетом, когда я прикасаюсь к себе, дразня чувствительную горошинку медленными круговыми движениями, от которых у меня перехватывает дыхание. Я изо всех сил стараюсь не двигать бедрами, не желая слишком сильно дергаться и испортить работу Мэлиса.

Я вгоняю в себя еще один палец, чуть подразнивая, но достаточно глубоко, чтобы почувствовать его. С губ срывается стон.

– Хорошая девочка, – говорит Мэлис хриплым и низким голосом, не отрывая глаз от своей работы. – Расскажи мне, каково это.

– К-классно, – заикаюсь я. Затем закрываю глаза и, используя свою влагу, провожу пальцами по клитору, потирая его. – Черт, это так приятно.

Я сдерживаю стон, когда он проходится по другому больному месту, и надавливаю на клитор сильнее, чтобы заглушить боль наслаждением.

– Ты близко? – спрашивает он.

– Почти, – выдыхаю я в ответ, а пальцы двигаются быстрее.

Было бы так легко сорваться, но он сказал мне не кончать, пока он не разрешит, и я хочу подождать, даже если это сводит меня с ума.

Каждый раз, когда я оказываюсь на грани, отстраняюсь, прикасаюсь к себе медленнее и ослабляю давление, пока оно не становится легким, как перышко. Удовольствие и боль смешиваются вместе, как это было в первый раз, когда Мэлис делал мне татуировку. Каждое ощущение подталкивает другое, поднимая меня все выше и выше к вершине кайфа, и не успеваю я опомниться, как становлюсь хнычущим месивом.

Я продолжаю сдерживаться, но напряжение все нарастает и нарастает, удерживая меня на тонкой грани. У меня перехватывает дыхание, и я прикусываю губу, изо всех сил стараясь не шевелиться.

Наконец, Мэлис убирает татуировочный пистолет от моей кожи.

– Кончай, – приказывает он. – Сейчас.

Это все, что мне нужно было услышать. Я погружаю пальцы глубже во влагалище, трахая себя ими, в то же время лаская ладонью клитор. Мэлис наклоняется, ловит мои губы в поцелуе и проглатывает мой резкий вскрик, когда меня захлестывает оргазм.

Я вздрагиваю, прижимаясь к нему, катаясь на волнах этого раскаленного удовольствия, проходящего по всему телу, пока я окончательно не устаю.

Когда наши губы отрываются друг от друга, я тяжело дышу и откидываюсь на спинку дивана. Место, где он сделал мне татуировку, ноет, пульсируя в такт моему сердцебиению, но я не обращаю внимания на тупую боль – особенно, когда смотрю вниз и вижу, что он добавил к рисунку на моей груди.

С цифрами 2 и 4 переплетены три набора инициалов: МВ, РВ и ВВ.

Мэлис запускает пальцы в мои волосы, прижимаясь своим лбом к моему. Он так близко, что я чувствую запах виски в его дыхании, смешанный с темными мускусными нотками его лосьона после бритья.

– Я никогда раньше не хотел, чтобы женщина была моей, – хрипло бормочет он. – Никогда не хотел, чтобы женщина была нашей. Пока не встретил тебя.

41. Уиллоу

Следующие несколько дней заполнены занятиями и преодолением последствий смерти моей приемной матери. Нужно уладить еще несколько вопросов и спланировать похороны, что, конечно же, ложится на меня. Это будет небольшая, простая церемония, ведь, по правде говоря, не так уж много людей придут оплакивать Мисти Хейз. Я уже подумывала о том, чтобы вообще ничего не делать, но мне кажется, что ее смерть нужно как-то засвидетельствовать, даже если приду лишь я.

После смерти Мисти кажется странным ходить в колледж и заниматься обычными делами, но я думаю, что для живых жизнь и правда продолжается.

Через несколько дней, когда я выхожу из класса, ко мне подходит Эйприл. Я сразу напрягаюсь, всплывают старые обиды.