Прекрасные дьяволы - Ева Эшвуд

за еду, осознавая, как и я, что, кроме моих братьев, я никогда ни с кем об этом не говорил. – Иногда он держал мою голову под водой, с каждым разом увеличивая продолжительность. В другие дни ломал мне пальцы один за другим, и если я кричал или показывал, что он причинил мне боль, в следующий раз было еще хуже. Он говорил, что если я смогу совладать с собой, если сумею вынести все это, то никто уже не сможет нас остановить.

Ее брови сходятся на переносице.

– «Нас»?

– Меня и его. Он думал, что однажды, после всего, что он сделал, мы будем работать вместе, как команда. Что мы вместе захватим Детройт.

– Боже. – Уиллоу морщится.

– Но, несмотря на все, что он сделал со мной, – продолжаю я, – по-настоящему я ненавидел его за то, что он был жесток с мамой и братьями. Может, те вещи, что он сделал с ними, и не были такими ужасными, как то, что он сотворил со мной, поскольку я был его особым проектом. Но то, что он причинил им боль, было уже слишком.

Уиллоу встречается со мной взглядом, и на секунду кажется, будто она хочет прикоснуться ко мне, но не делает этого.

– Судя по всему, он был чудовищем. Каждый раз, когда вы, ребята, говорите о нем, я радуюсь, что он мертв.

– Мы тоже. Так что я не скорблю о его смерти – в конце концов, я был ее участником. Мы втроем убили его, чтобы защитить маму. Чтобы быть уверенными, что он никогда больше не сможет поднять на нее руку. Но когда он умер, я вдруг почувствовал его отсутствие. Я не скучал по нему самому, но будто оплакивал то, чего никогда не было. Все то, чем мой отец никогда для меня не был и кем он никогда не станет. Из-за его смерти у меня никогда не было настоящего папы, который любил бы меня и заботился бы обо мне. Был лишь тот, кто издевался надо мной, кто сломал меня. Тот, кто превратил меня во фрика.

Я говорю это только для того, чтобы она поняла – я понимаю ее чувства и что нет ничего постыдного в том, чтобы оплакивать того, кто причинил тебе боль. Это звучит скорее, как констатация факта, нежели что-то другое. Я знаю, что мой отец сделал со мной, и знаю, что сейчас я совсем не такой, каким был бы, если бы он не обращался со мной так ужасно.

Тем не менее Уиллоу резко поднимает взгляд, прекращая резать остатки своего бутерброда.

– Я не думаю, что ты фрик, – говорит она, и ее голос звучит твердо в тускло освещенной кухне. – Я думаю, ты очень сильный. Я думаю, ты удивительный, Вик. Твой отец ужасно обращался с тобой, но ты все еще здесь. Ты умный и неунывающий, и я всегда думаю, что нет ничего такого, чего бы ты не смог сделать. Ты не заслужил все это, но ты вовсе не фрик и ты не сломан.

У меня сжимается грудь, легкие, кажется, перестают работать на середине вдоха. Ее взгляд мягок, но в нем теплится огонь, доказательство ее убежденности в том, что она говорит.

Она действительно в это верит.

Она не думает, что я безнадежно испорчен.

Когда наши взгляды встречаются, меня ужасно тянет к ней. Как будто мы два магнита, которые вращались друг вокруг друга, а теперь сила, превосходящая нас обоих, вдруг решила нас столкнуть.

Я не смог бы остановить это, даже если бы попытался.

Наклоняюсь ближе, вдыхая аромат ее волос и кожи. Уиллоу тоже наклоняется, дышит поверхностно, а губы слегка приоткрыты. Сейчас между нами совсем мало пространства. Мои пальцы буквально чешутся от желания прикоснуться к ней. Я никогда себе этого не позволял. Да, был момент, когда я держал ее на диване, пока Мэлис делал ей татуировку. А сегодня я вытер слезинку с ее щеки. Но ради удовольствия – никогда.

И я хочу узнать, каково это. Очень сильно.

На этот раз я поддаюсь порыву и протягиваю руку. Пальцы скользят по ее талии, затем вниз по бедру. Уиллоу вздрагивает, но не отстраняется. Она сглатывает, мышцы ее горла двигаются в такт движению, а глаза становятся большими и сияющими. Кончик моего пальца скользит под подол футболки, которая на ней надета, и я чувствую тепло ее обнаженной кожи. Она втягивает воздух, прикусывая нижнюю губу.

– Виктор, – шепчет она, и один только звук моего имени в ее устах заставляет меня дрожать.

Весь мой тщательно сохраняемый контроль, и без того ослабленный всем, что произошло сегодня вечером, на мгновение утрачивается. Все сужается до предела, и я наклоняюсь вперед, сокращая расстояние между нами. Ее рот оказывается совсем рядом, и я не могу удержаться и нежно прижимаюсь своими губами к ее губам.

Реакция мгновенна.

Внутри меня взрываются ощущения – ошеломляющие и мощные. Я чувствую дыхание Уиллоу на своих губах, пока она целует меня в ответ, и когда она издает тихий горловой звук, я грубо притягиваю ее к себе. Вскакиваю на ноги так резко, что стул чуть не опрокидывается, и тяну ее за собой. Пальцы впиваются в ее кожу, будто теперь, когда я прикоснулся к ней, уже никогда не смогу отпустить. Я целую ее еще крепче, почти откидывая назад от силы поцелуя, проскальзываю языком в ее рот и ощущаю вкус сиропа, арахисового масла и пьянящий аромат самой Уиллоу.

Я не могу насытиться. Похоть ударяет мне в голову… и сразу же опускается к члену. К этой твердой, пульсирующей линии у меня в штанах. Я со стоном прижимаюсь к ее губам, отрываясь только для того, чтобы сделать несколько глотков воздуха. Ее руки обвиваются вокруг меня, нежные пальчики скользят по моим плечам, мышцам спины, шее…

И это уже слишком.

Волна возбуждения, охватывающая меня, достигает пика во внезапном, неконтролируемом порыве.

Мои бедра дергаются, член набухает и пульсирует, и я кончаю в штаны. Сперма пропитывает мои боксеры спереди.

Я отрываюсь от нее, тяжело дыша, и отступаю на шаг назад.

Секунду мы с Уиллоу просто смотрим друг на друга. Мои эмоции – настоящий бунт, не поддаются контролю. Их так много. Больше, чем я могу вынести.

Я не могу этого вынести.

Не говоря ни слова, я поворачиваюсь и почти выбегаю из кухни. Во мне, словно ураган, бушуют стыд, разочарование, растерянность и желание. Я не оглядываюсь и не останавливаюсь, пока не возвращаюсь в убежище своей комнаты.

Закрыв дверь,