Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко

Если ты к нему сейчас приложишься – не выдюжит. Обожди купальских ночей.

– Ладно, – разочарованно согласилась рыжая. – Что теперь?

– Иди, скажи Лешему, что мы его нашли, а я тут побуду.

– Почему это ты тут, а я – к Лешему?

Чёрная сверкнула глазами, и рыжая, обиженно фыркнув, ушла.

* * *

Къелл проснулся, когда солнце было уже высоко. Чувствовал он себя чуточку лучше, чем вечером. Голод и боль никуда не делись, но и без усталости жилось как-то веселее.

Он было потянулся, но тут же дало о себе знать сломанное ребро. Это мигом согнало с него остатки сна, и норд наконец огляделся. Постелью этой ночью ему стал натасканный кем-то еловый лапник. Костёр всё ещё тлел, чуть поодаль возвышалась внушительная кучка хвороста. А у самого костра на большой кувшинке лежали две выпотрошенные рыбины, рядом бесформенной серой кучкой была рыбья икра.

Къелл было подумал, что сошёл с ума. Он зажмурился, потёр глаза. Рыба никуда не исчезла.

– Спасибо.

Лес не ответил. Река тоже.

Обычно, когда княжеская дружина выходит в военный поход, в ней царит шальная, немного хмельная от предвкушения битвы атмосфера. Остановка на ночлег становится шумным мероприятием, больше похожим на балаган. Дружинники перекидывались шуточками, играли друг перед другом мышцами, смеялись обозные девки.

Но не в этот раз. Люди Владимира уже насмотрелись и на сожжённые деревни, и на бредущих в сторону Новгорода мертвецов, и на басурман с фанатично горящими глазами, то ли одурманенных, то ли окуренных.

Къелл сидел у костра, вытянув босые ноги. От пламени шло приятное тепло, кровавые мозоли взялись коростами и приятно зудели. Грудь его уже была перемотана не вонючими портянками, а хорошими, чистыми бинтами, а все раны обработаны. Впервые за последние несколько суток норд чувствовал себя в безопасности.

Он сам не понял, как вышел на стоянку дружины. Вроде как шёл, путь ему преградили густые кусты орешника, еле продрался через них, а вышел – уже к стойбищу. Не иначе как провёл кто.

Дружинники сначала ощетинились копьями, а как признали – тот же час проводили в княжеский шатёр.

Владимир был не доволен.

– То есть, говоришь ты, что полегли мои лазутчики, а с ними – и друг твой? Не нравится мне твой рассказ. Ох, не нравится.

– Отчего же? – Къеллу было неуютно под внимательным взглядом серых глаз. – Донесение тебе Иван отправить успел, ты пришёл, сам своими глазами всё увидел. Не лгали мы тебе.

– Ладно. Верю. Ты иди лекарю покажись.

– Что-то нет у меня доверия к лекарям, я лучше так, по-походному.

– Понимаю, но всё же покажись. Мой лекарь из Ирана[30], не чета европейским коновалам.

– Хорошо.

– Поспеши. Мы выступаем на рассвете, к середине дня должны быть под стенами Новгорода. Я хочу поговорить с братом.

– Ты не обижайся, княже, но не думаю, что у тебя что-то выйдет. Всеволод впал в безумие.

– Для тебя – князь Всеволод.

– Не политик я, княже, воин. Больно груб и не отёсан. Но я толкую, что не получится у тебя разговора с братом.

– С этим я сам разберусь.

– Погубишь и себя, и войско своё.

– Ты мне указывать решил? Ступай, пока головы не лишился.

* * *

На этот раз Яга готовилась к обряду основательно. Она долго перебирала травы и амулеты. Богданке даже казалось, что наставница гребёт в свою бездонную сумку всё, что попадается на её пути. Каждый сушёный пучок и каждый камушек на кожаном шнурке, что попадал к ней в руки, рано или поздно отправлялся в нутро сумки. Уж не собралась ли она весь дом к камням перенести?

– Прошлый обряд – был знакомством с кругом, – объясняла она своим ученицам, – сейчас нас всех ждёт тяжёлое испытание. Не в силах дружина князя сама справиться с силами, которые подвластны Астрид. Им нужна будет наша помощь.

Агне не узнавала Ягу. Всегда уверенная в себе, степенная ведьма суетилась. Она чувствовала приближение битвы каждым своим волоском. Руки её дрожали. Да что там руки, по каждой косточке пробегала мелкая дрожь, не давая ни мгновения покоя. Позвоночник её ныл, а нервы перевились тугими канатами.

– Каждая должна будет занять в кругу своё место. И хорошо сделать своё дело. Ты поняла меня, Забава? – Аркадия ткнула пальцем девушке в грудь. – Слушай круг и себя. Если ты снова выпадешь из круга – лишимся четверти своей силы. Будь внимательна. А с тобой, – узловатый палец указал на Агне, – у нас будет разговор особый. Ты думала, я не замечу? Дай только пережить эту битву, и я вам покажу, где раки зимуют!

Агне сделала шаг назад, она-то действительно надеялась. Но тут же осмелела.

– Я знаю, что делаю, – она сунула руку в карман и сжала холодное стекло зеркальца. Присутствие Роя каким-то немыслимым способом придавало ей уверенности.

Сам же дух, почувствовав, что ведьма затеяла с ним сделать что-то ужасное, забеспокоился. И это доставило Агне какое-то мрачное удовольствие. Давай, дорогой мой, бойся. Теперь твоя очередь.

– Ох, дурное ты задумала.

Солнце, едва различимое за свинцовыми тучами, уже тихонечко катилось к горизонту, когда дружина князя встала чуть поодаль от Новгорода. Люди с любопытством и надеждой выходили на пороги своих домов, глядя на разбивающий лагерь воинов. Подходили к своим воротам, некоторые, самые смелые, даже выходили на дорогу, чтобы разглядеть лучше, под чьими знамёнами дружина.

Одни начали тихонечко говорить, что предупреждала их белая ведьма о планах князя Владимира, хочет он завоевать их земли, себе забрать. Другие им отвечали, что нет. Владимир пришёл брата вразумлять и дружину с собой взял, чтобы убедительнее было. Но и те, и другие были рады.

Одна вдова, чья дочка побывала в подземельях проклятой ведьмы да вернулась невредимая, начала голосить, что не к добру это. Что защищает их ведьма от напасти ещё более страшной, а дружина из Киева пришла, чтобы мечем и огнём пройтись по Новгороду да увести их в полон. И надо бы сбегать в княжеский терем да донести тревожные вести. Но её быстро заткнули, заперев вместе с дочкой в доме да подперев снаружи дверь рогатиной.

А потом люди потянулись к дружине. Сначала тоненьким ручейком, а потом и целыми подворьями. Князь сначала сам слушал каждого просителя, но вскоре понял, что поток тех, кто хочет рассказать о злодеяниях белой ведьмы, не иссякает; выбрал десяток дружинников, тех, кто грамоте обучен, да заставил их записывать на бересте за жалобщиками.

Прошка, сын кузнеца, тоже радовался дружине. Не далее как десять дней назад и его сестру старшую