Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович

Послышались нервные смешки.

У Крепости нет слабости, нет врат. Все сообщение с ней происходит по воздуху. Груженные товаром дирижабли давно не покидали своих ангаров. Чтобы оказаться за стенами, нужно было воспользоваться системой тяжелых грузовых лифтов. После долгих размышлений, Воля решила, что поднимает Максиме на стену. Но не даст ей пройти дальше, что б та не видела, что ей готовит оборона цитадели.

Была проведена основательная подготовка. Максиме была неуязвима, но вытолкать ее, сбросить со стены, было возможно. Плотность воинов позитива в месте подъема была лишь слегка увеличена. Возможно, замысел Максиме состоял в том, чтобы отвлечь на себя внимание, используя примитивное желание Воли надежно обезопасить себя. А в это время какие-нибудь неведомые темные твари легко проникли бы с другой стороны, чтобы устроить саботаж. Разведчики, однако, вернулись с добрыми вестями. Никаких признаков негатива.

Все время пока шли приготовления, Максиме прогуливалась внизу, пиная мелкие камешки. Какое-то время она даже лежала там, положив здоровую руку под голову, и смотрела вверх. Складывалось впечатление, что она готова провести там вечность.

Когда начала спускаться грузовая платформа, женщина оживилась. Она поднялась и отряхнула хламиду. Тщательно вытрясла из нее пыль и утерла лицо красным носовым платком. Дожидаясь своего транспорта, она привалилась спиной к щиту и, хоть никто ее здесь не слышал, запела что-то вполголоса.

После того как она забралась на прибывшую огороженную плиту, наверху некоторое время ничего не происходило. Воля размышляла, отдавать приказ или нет. Солдаты выстроились полукругом, оцепив местность. Неунывающий стоял возле пульта управления, положив руку на рычаг. И вопросительно смотрел на повелительницу Крепости.

Она подошла к нему и, отстранив медленным, но твердым движением, потянула рычаг на себя.

Все, кто наблюдал за этим, невольно дрогнули. Кто-то почти незаметно, скрыв слабость, но каждого тронул страх. Растущее напряжение достигло пика, когда платформа заканчивала движение. Скрип ее подвижных частей, лязг и грохот становились все громче. Позитив прислушивался к этим звукам, словно ожидая, что среди них донесется рычание хищника.

Платформа прибыла. Ее стальной короб все еще слабо вибрировал. Воины рефлекторно нацелили отрицаниеметы. Среди них ходило поверье, что если попасть Максиме в сердце, где засело Одиночество, можно ее ранить. Может даже убить. Воля знала, что это наивные домыслы. Чтобы отринуть настолько сильную сущность как Одиночество, понадобится тысяча Крепостей.

Так что она лишь отдала приказ приготовиться. И три ряда позитивных воинов с башенными щитами, встали перед ней, чтобы оттеснить Максиме обратно в лифт.

— Быть может совсем не выпускать ее оттуда? — предложил Неунывающий. — Можно поговорить и через дверь.

Воля внимательно посмотрела на него. Прим неуверенно улыбнулся. А потом чем-то щелкнул на панели. Тяжелая заслонка медленно опустилась, создав мост между платформой и стеной. На ребристый металл ступили стройные, чуть изогнутые в колене ноги. Ступни с вырванными ногтями основательно запылились после долгого похода. Пророк была обута в старые зеленые шлепанцы с клеймом в виде орла. Колени были обмотаны фиксирующими бинтами, которые, казалось, успели сплавиться от той же пыли. Выше начинались лохмотья, которые никогда не могли описать разведчики. Это и правда было что-то совершенно неоценимое. Будто множество наложенных друг на друга слоев засохшей краски. Среди них виднелись какие-то ремни, накладки из кожи, карманы и шныряющие, словно ящерицы, тени.

Максиме сошла на стену и резко откинула глубокий капюшон, заставив всех отступить на шаг. Послышался звон доспехов, кто-то упал. Кого-то поддержали товарищи.

— Что? — удивилась Максиме. — Мама говорила, что я красивая.

Она осмотрелась по сторонам. Ее взгляд скользил по воинам позитива. Максиме тепло улыбалась, словно видела старых друзей.

— Так приятно, — начала она, — видеть светлые лица. Иногда я устаю от всех этих скалящихся рыл, которые меня окружают. Тогда я иду в цитадели добрых сил и отдыхаю в шезлонге, глядя на ваши розовые щечки. Кто хочет сделать мне чай с льдом? Может быть ты, красотуля?

Она подошла к Неунывающему, и взяла за руку в латной перчатке. Тот настолько оцепенел, что не сопротивлялся.

— Мне нравятся парни в голубых доспехах, — улыбнулась она. — Хочешь, я скажу Геноциду, чтоб не убивал тебя? Я ведь всегда любила тебя, милый, — она прижалась к его нагруднику щекой. — Обними меня. Я так устала. Меня нужно взять на руки.

— Достаточно! — Воля прошла сквозь строй щитоносцев, расталкивая их локтями. — Отойди от него!

С Неунывающего, наконец, спало наваждение, и он отстранился, сбросив пальцы Максиме со своей руки.

— Ах, — Пророк тоже отступила, уставившись на Волю широко раскрытыми глазами. — Будь позитивна, Стальная. Я не знала, что ты тоже здесь. Думала, что меня впустил твой друг. Я была бы рада этому.

Воля вытянула шею, чтобы казаться больше и нависла над Максиме, словно агрессивная кобра. Пророк посмотрела на свое отражение в гладком хромированном животе. Ее лицо дернулось и на нем проступило горестное удивление.

— Я ничуть не изменилась, — сказала она мрачно. — Я думала, что хоть отдаленно стану похожа на злое божество, которое вы так ненавидите и боитесь. Но с таким носом я больше похожа на тетю Дороти из пекарни.

— Тебя выдает голос, — сказала Воля. — В нем слышится шум бездны.

Максиме вдруг опустилась на одно колено, коснувшись рукой лба.

— Собственно, я не закончила свою мысль. Спасибо тебе. Только тебя я могу благодарить за то, что Одиночество еще не сожрало меня.

— Что? — изумилась Воля.

— А как же иначе? — Максиме подняла взгляд. — Только благодаря железной воле, я не превратилась в кожаный пузырь как остальные до меня. Только благодаря тебе, госпожа Крепости, я все еще жива, а Одиночество не гуляет само по себе. Если бы я сдалась, хоть на минуту раскаялась в своих действиях, мое сердце исторгнуло бы все, что в нем таится. Говоря откровенно, у меня столько раз был соблазн опустить… руку. Но не этому меня научила жизнь.

Пророк поднялась на ноги и важно произнесла, подбоченясь.

— Нам нужно провести серьезнейшие переговоры.

Воля хмыкнула.

— Так говори. Я надеюсь понять хоть что-то из твоего бормотания.

Улыбнувшись, Максиме провела ладонью по неровному ежику волос.

— Здесь, конечно, много классных парней, но я хотела бы сделать это где-то еще. Обстановка недостаточно солидная. Может, зайдем к тебе? Если у тебя беспорядок, ничего, я сама постоянно откладываю уборки.

— Внутрь города ты не попадешь.

Максиме вздохнула. Потом вытащила из складок хламиды все тот же красный платок и довольно ловко повязала его себе на глаза, действуя одной рукой.

— Ничего не вижу! — объявила она. — Слепа, как столетний дедушка. Совсем не вижу секретных штук. Даже этого великолепного блондина, которого ты так от меня защищала.

Внутри Воли что-то загудело, и она выпустила пар из решеток на спине.

— Перестань паясничать. Ты будешь говорить здесь или я прикажу вышвырнуть тебя обратно. Ты так шваркнешься о металл, что тебя не спасет даже твоя неуязвимость.

Щитоносцы придвинулись ближе.

— Это заблуждение, — сказала Максиме. — Якобы меня можно сбросить с большой высоты и так убить. Мол, если я могу верить, что меня не покалечат мелкие предметы, то столкновение с чем-то достаточно массивным, мои кости и органы расплющит так же как в Материи. Если кто-то надеялся на это, я вынуждена вас огорчить. Это не так. Ваш мир абсолютно беспомощен передо мной. Он работает так, как хотят люди, а не вы. Мне достаточно отречься от смерти, и она не придет. Вымысел тонок как ноябрьский лед и моему разуму ничего не стоит разбить его и собрать, как мне будет угодно. Я здесь божество и если ты думаешь, что твои меры предосторожности остановят меня от того, чтобы войти в город, ты еще тупее Любви. А уж она-то, клянусь, показалась мне самой безмозглой, бесполезной тварью, которую только может породить блудное человеческое сознание. Не огорчай меня, Воля. Не демонстрируй мне свою стойкость только ради того, чтобы подать пример своим солдатикам. Они все уже мертвецы.