Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович

Он с беспокойством вспоминал слова Максиме о том, что кто-то из них может быть такой же сущностью как все здесь. Частью чьего-то вымысла. Среди бесконечного количества миров, историй, они могли быть незаметно ползущей крупинкой фантазии. И вся эта борьба имела смысл только для них, невидимая и неслышимая для чего-то невообразимо большего.

Обращаясь к различным воспоминаниям, Никас все же смог успокоить себя. Слишком подробными они были. Ни один разум, даже маниакальный, не станет продумывать столько мелочей. Столько утомительных, деталей. Для этого нужно быть существом с чуждым разумом.

— Ты будешь?

Никас скосил взгляд влево.

— Буду что? Кто ты?

Позади кто-то, грузно шагая, пошел по кругу. Потом в обратную сторону.

— Ты будешь со мной?

Голос был глухим, абсолютно нейтральным, с какими-то влажными потрескиваниями. Его имитировали, тщательно произнося незнакомые звуки. Никас обернулся, но никого не увидел.

— Кто здесь? Покажись.

Невидимка снова прошел по кругу и затих. Никас ждал. За его спиной поднялся из небытия тугой изгиб змеиного туловища. Белый, почти прозрачный, он не скрывал пульсирующие узлы серого вещества внутри. Сферической формы, они соединялись между собой толстым нервным канатом, будто бусины — шелковой нитью.

Он почти сразу скрылся.

Вокруг Никаса нарастал беспорядочный антропогенный шум. Неразборчивые голоса, мерный гул, низкие, кажется, корабельные сигналы. Напротив человека появилась сущность. Это был водолаз в тяжелом многослойном скафандре, усиленном жестким каркасом для противодействия глубинному давлению. В круглом шлеме негромко плескалась вода. Оборванный шланг, свисающий с макушки, тихо шипел.

— Говорить. Ты будешь со мной говорить?

Сколько раз уже Никас давал себе обещание не заговаривать с незнакомцами. Особенно с теми, кто появляется из небытия. Особенно с теми, кто проявляет к нему интерес.

— Я что-то у тебя украл?

Водолаз безмолвствовал. Внутри шлема рыба проплыла близко к обзорному стеклу.

— Нет, — сказала сущность. — Ничего не крал. Я у тебя тоже. Мы не конфликтуем.

Никас расслабился. Он обошел вокруг костюма, а потом выглянул за поручни, посмотрев вниз. Показался прозрачный бок.

— Да, — донеслось сзади. — Это я.

А костюм, подумал Никас, для того, чтобы впечатлительный человек не умер от страха. Ладно, черт с ним, надо спросить у этой дряни как найти чуждый разум и валить, пока оно не догадалось, что я человек из мира Материи.

— У меня, — заговорил Никас, — очень мало времени. Я не могу долго беседовать с тобой. Не знаешь ли ты, где мне найти чуждый разум? Он должен находиться где-то здесь.

Водолаз привычно прошелся по кругу.

— Это я.

Ох, ну конечно. Никас потер лоб костяшкой указательного пальца. Это всегда раздражало его в фантастической литературе. Неизвестное, мгновенно постигаемое главным героем. А точнее, уже готовое к нему. Сознательные пылевые облака, цитирующие Гомера. Колония квазиразумных кристаллов смеющаяся над анекдотом про свинью и капитана. Потусторонние существа, прибывшие из четвертого измерения, и те, обычно, уже готовы к спорам по поводу политики Древнего Рима.

Какая же эта тварь чуждая, если она сходу может установить контакт с тем, что видит впервые?

— Какой же ты чуждый, если сразу со мной заговорил? — спросил Никас раздраженно. — Откуда ты знаешь, что я такое? Может я вообще нечто неодушевленное, как ты можешь отличить меня от этой скамейки? Откуда тебе известны сигналы, которые я передаю в пространство посредством вербализации моих мыслей. Они должны быть для тебя просто непостижимыми!

Внутри костюма послышался скрип. Он поднял руку с металлической клешней и постучал по стеклу.

— Я готов. Я изучал ваш мир сорок тысяч лет. Ты прав. Если б я был изолирован от человечества, наш контакт был бы невозможен.

Как это удобно, когда в запасе есть сорок тысяч лет свободного времени, подумал Никас. Интересно, что можно понять, наблюдая за чем-то так долго? Не начало ли оно нас ненавидеть просто от скуки?

— Ты бессмертен?

— Нет. Я умру как вы. Когда наша планета остынет.

Наша планета. Никас ощутил тоску и неожиданную симпатию к странному существу. Оно словно стояло на пороге его родного дома и могло слышать как там, на закате теплого дня, идет по улице уставший, но счастливый человек, осторожно откусывая от свежего пломбира. Неужели это все еще правда? — изумился Никас. Неужели я еще могу вернуться туда? Но нет. Дело не в том, что я хочу спасти Максиме. И даже не в том, что хочу спасти человечество от нее. А просто нужно вломить Геноциду как следует.

Цинизм издал короткий смешок.

— Так кто ты такой?

— Ваш сосед. Очень хорошо вас знаю. Вы меня — хуже. Хотя меня находили неоднократно, даже ваши предки. Они никогда не видели, где я начинаюсь и где заканчиваюсь. Поэтому назвали меня Уроборос, змей, поедающий свой хвост. Хотя это биологически неверно. Я не рептилия, а стрекающее. Очень долго эволюционирующее, начиная с протерозоя. Гораздо дольше, чем понадобилось вам. Что же. Под водой не так много раздражителей. Там темно. И тихо. Большую часть времени.

Ничего себе, — подумал Никас.

— Верно другое, — продолжало существо. — У меня нет начала и нет конца. Я рос вдоль горячего разлома в коре, пока не отыскал собственное тело.

— Так ты один такой? — спросил журналист.

С той стороны к стеклу шлема снова что-то подплыло. Никас увидел желтую студенистую полусферу со странным пятном. Нечто смотрело на него несколько секунд, а потом глаз медленно отдалился и пропал.

— Когда-то существовала популяция маленьких медуз. Они были одними из первых существ, которые путешествовали в пучинах океана. Километры темной влаги постоянно окружали их со всех сторон. Они встречались с сородичами так редко, что со временем начали хвататься друг за друга, чтобы не затеряться вновь, не позволить течениям разлучить их. Действуя так, они стали тяжелым неповоротливым организмом, которому непросто стало кормить себя, ведь вода была почти стерильна. Тогда он опустился вниз и принял за пищу тепло самой земли. Он не перестал расти, привлекая все новых медуз. Пока, наконец, они все не стали одним целым. Мной. Так что, да, я — один.

Какая-то размытая эволюционная теория, подумал Никас. На грани мифа. Он засомневался, что с ним разговаривает нечто из материи. Больше походило на очередную сущность, которая не знала, что она сущность. Были ли у ЛПВВ причины отсылать его сюда при помощи простого обмана? Вряд ли. Существу такой силы ложь ни к чему.

— Для чего ты следишь за нами? И как смог оказаться тут?

Костюм медленно подошел к Никасу и положил клешню на его плечо. Тот поборол желание отстраниться, и посмотрел на свое отражение в выпуклом стекле.

— Я вижу, что вы страдаете, — сказал Уроборос. — Сначала мое любопытство было праздным. Я наблюдал за вами в перерывах между моими долгими спячками. Каждый раз, когда я возвращался, вы становились все сильнее. Сложнее. Интереснее. У вас всегда была цель. Но теперь ее нет. Вас уничтожает нечто, что вы называете Одиночеством. Тогда я решил найти ваше Многомирье. Оно было столь беспокойно, что я сделал это без труда. Теперь я готов помочь, потому что мне жаль вас. Вы не услышали и тысячной доли того, что хочет сказать вселенная.

Новый порыв ветра отдавал гарью сильнее, чем обычно. Никас посмотрел в сторону. Вдалеке он увидел кого-то, прислонившегося к перилам. Кто это был? Человек решил выяснить это позже.

— Ты ведь единственный в своем роде. Скажи, как ты справляешь с чувством одиночества? Мы постоянно сталкиваемся с ним. Все наши беды о того, что мы не можем окончательно победить его, даже объединяясь друг с другом. Оно преследует нас при рождении, оно стоит с нами у смертного одра. Одиночество толкает нас на ужасные поступки. Делает апатичными, злыми, убогими. Терзает ли оно и тебя?

— Конечно, — был ответ.

— Тогда скажи, как ты оберегаешь себя от разрушения? Ты разумен, значит, оно может испортить и тебя. Но ты спокоен и рассудителен, будучи безнадежно одиноким. Скажи, как…