Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

кожи. А еще – красную нить на запястье. Смотрела прямо в глаза, не мигая. Улыбалась редко. Но если смеялась, то очень заразительно и искренне. Имела взрослую дочь и внуков. Но почти не говорила о них. Старалась делать вид, что у нее никого нет. «Я совершенно одна на этом свете. Я запретила дочери вспоминать про меня, писать или что-то посылать», – говорила она оловянно-равнодушным голосом. Но при этом, когда в редкие моменты речь заходила о ее семье, все же было не скрыть, как безумно Оксана по ним всем тоскует.

Как-то раз она тихонько попросила меня перерисовать с фотографии портрет дочери и двоих ее внуков. Достала пачку фоток, стала перебирать, и ее суровое лицо буквально засветилось от нежности. Я увидела, как она на самом деле их любит! Я, конечно же, нарисовала этот семейный портрет. Один в один… А спустя время она подзывает меня к себе – и показывает новую фотографию. С дочкой, зятем, и у тех на руках – младенец. «Вот, мой новый внук… С ума сошли дети – родили еще одного на старости лет!» – ворчит Казакова, а сама так и сияет.

– Люда, а ты смогла бы пририсовать на тот рисунок еще и третьего внука? Чтобы все трое были на одном портрете? Это, наверное, очень сложно будет? – спрашивает, немного помявшись.

– Смогу… Почему бы и нет. И вовсе не сложно…

Конечно же, такая дорисовка не составила мне труда. Чудеса «фотошопа», только в ручном, карандашном, исполнении. В итоге все три ее внука в фотографической точности оказались на одном листе бумаги. Казакова осталась несказанно довольна. И презентовала мне в благодарность элегантный клатч, связанный из мусорных пакетов. Клатч был сделан настолько искусно, что если не знать, из чего эта вещь, ни за что не догадаешься! Казакова имела много таких штучек: надарили за долгие тюремные годы за разные услуги. А конкретно этот клатч ей связала девочка-наркоманка, которой она помогала с апелляцией… «Наркоманки очень хорошо вяжут, это отвлекает их от ломок…»

Казакова не спала по ночам. Сидела и писала под скудным светом из ночника. Писала бумаги по своему делу, по чужим делам… А еще сочиняла стихи – как и ее знаменитая тетя-поэтесса. О тюрьме, свободе, надежде… Исписала несколько общих тетрадок. Я брала почитать, и некоторые были очень сильными. Я их даже переписала…

А в самый первый раз я обратила внимание на Казакову после одного случая. Примерно дней через десять после того, как я появилась в 107-й, с апелляционного слушания не вернулась одна девчонка. Женя Белоборова. Молодая, высокая, симпатичная. Приезжая, из Воронежа. Ее приговорили к трем годам за вымогательство у… благотворительного фонда. Как такое уголовное дело вообще могло возникнуть – не представляю, но оно было. С этой Женей я не общалась. Я только-только начала осваиваться в этой камере, присматриваться к ее обитателям. И заметила, что Белоборова и Казакова – а они были соседками – часами сидят вместе. То над бумагами, то просто о чем-то разговаривают. Дружат и семейничают – поняла я… И вот Белоборова уезжает на апелляционное слушание и не возвращается. Я не знаю точно, что случилось во время заседания, но ее освободили прямо в зале Мосгорсуда. И вместо того, чтобы ехать в колонию на три года, она уехала домой в Воронеж. Все в камере, конечно же, безумно радовались. Я же, наблюдая первое при мне такое полноценное освобождение, тоже возбудилась: «Как так? Как такое возможно? Значит, возможно!..» А Казакова стала разбирать оставшиеся вещи Белоборовой – по праву «наследования» – и что не нужно – раздавать сокамерницам. Подозвала и меня.

– Люда Вебер, подойди! Может, тебе нужны простые карандаши? Линейка? – спрашивает.

– Конечно! – говорю. Линейка? Конечно же, нужна! Ведь в СИЗО линейки запрещены. Их нельзя получить ни через передачу, ни через посылку. Почему нельзя – совершенно непонятно. Но нельзя. И вот – настоящая пластмассовая линеечка.

– Спасибо, – говорю. И немного помедлив, спрашиваю, – а как Жене удалось освободиться? На апелляции выяснилось, что она невиновна?..

– Как? Да просто она наконец-то захотела на свободу! Очень сильно. И только тогда смогла выйти. Вот и все…

– Что вы имеете в виду? – я недоверчиво уставилась на Казакову. Шутит, что ли? Я-то хотела услышать мануал на тему «как доказать свою невиновность». Что-то юридическо-процессуальное. А тут – такой поворот…

А Казакова серьезно так, пристально на меня смотрит. Не шутит.

– Подойди ко мне попозже, а лучше завтра, – говорит, – кое-что покажу.

Подхожу к Казаковой на следующий день. И она достает потрепанную тоненькую книгу. Это был один из томов «Трансерфинга реальности» Зеланда.

– Объяснять не хочу. Но ты попробуй достань себе этого автора. Почитай, и все поймешь сама. Мозгов у тебя хватит.

И я поняла, что большего Казакова не скажет. И уж тем более о подробностях апелляционного слушания Белоборовой. Я полистала протянутую мне книгу – ранее я никогда не слышала о Зеланде. Вижу, что никакого отношения к юриспруденции она не имеет. Это некая трансцендентальная коуч-программа. Но Казакова говорила об этом с такой проникновенной серьезностью, что я решила достать все тома этого «Трансерфинга…» и прочитать.

И да. Маша прислала мне через «Озон» все пять томиков Зеланда. Я их сложила в «клатч», подаренный Казаковой, и все они поместились в нем тютелька в тютельку. Влезли словно в родной футляр… Я стала внимательнейшее читать. Том за томом. Несколько раз перечитывала. И долгое время ходила под большим впечатлением! Я поняла, что именно тогда имела в виду Казакова и почему эти тексты показались ей такими действенными. Конечно, когда жизнь загнала тебя в каменный мешок и оттуда нет никакого реального выхода, сознание и подсознание поневоле начинают искать другие лазейки. Трансцендентальные. Да что тут говорить! Все обитатели тюрьмы этим занимались. Каждый на свой лад. Вячеславна – сидя над православными молитвенниками. Фатимка – над Кораном… А Казакова, получается, – над «Трансерфингом…»

Помогало ли все это? Безусловно! Помогало в первую очередь держаться. Не отчаиваться, не ломаться. Помогало продолжать надеяться на счастливый исход. Во всяком случае, Казакова держалась очень круто! Даже когда прошла ее апелляция, и ей скинули всего пару лет из ее четырнадцати. Она совершенно спокойно прокомментировала это событие. Мол, у них «духу не хватает отменить 210-ю статью». Ведь тогда ее придется не только тут же отпустить, а еще и начать выплачивать компенсацию – за пересиженное. Но то, что они скинули срок – пусть и ненамного – только подтверждало, что ее преследование – незаконное…

Переполненная камера

После прихода 106-й мы пусть со скрипом, но стали приспосабливаться к перенаселенности. Стали потихоньку общаться с