Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского - Антология

Сеньору Жоану Сабино дос Сантос Рамосу, в качестве ответа на его сонет

Сколь Рок ни алчен — есть и Року мера:Ему Элмано лиру не вручит, —Гомер почил, но слава не молчит,Века нетленным сберегли Гомера.

Но слава — не пустая ли химера?Порой меня берет в оковы стыд —Какой мудрец поэту разъяснит:Разумна ли в людскую память вера?

Колеблюсь, то ликуя, то скорбя,Слабеет сердце, и певца дурачит,Миражем славы бедный ум губя.

О, что же за концом пути маячит,Элмано нежный? Мир земной тебяКогда не воспоет, то пусть оплачет!

«Страшусь того, что станется поколе…»

Страшусь того, что станется поколеЯ буду жить в незнаемом краю:Оберегать в душе любовь моюУстанешь ты, и покоришься доле.

Страшусь, что красотою поневолеПоблекнешь ты, — приметы узнаюТого, как Гений Времени в боюСражает всех, влачащих дни в юдоли.

Страшусь — и если все-таки в борьбеПовержен буду, Призраком низринут,Блюдущим меру зла в моей судьбе —

То все же, если скорби в сердце хлынут,Ты помяни меня, скажи себе:«Он так любил меня — и мной покинут».

«Измученное сердце, ты под гнетом…»

Измученное сердце, ты под гнетомЖелания страдаешь тяжело,Единое стремленье обреклоТебя на службу лишь своим заботам.

Истерзанное сердце, стань оплотомДля мужества, — о, пусть бы ты смоглоВ себе не холить зреющее зло,Не цепенеть перед геройским взлетом!

Вздохни, сумевши страхи превозмочь,Не обольщайся тишью и покоем,Победный миг уверенно пророчь!

Боец, постыдна робость перед боем:Прочь, опасенье, малодушье, прочь!Ты все же гибнешь? Гибни, но героем.

«Холодный Разум, не гонись упрямо…»

Холодный Разум, не гонись упрямоЗа мной, к благим поступкам не зови:Чтоб отвратить меня от чар любви,Нет у тебя ни власти, ни бальзама.

Когда срамишь — то защити от срама,Коль вылечить не можешь — не трави,Мое безумье — у меня в крови:За мною, Разум, не гонись упрямо.

Ты над моей душой возвысить властьРешил свою, — однако власть любаяСулит мне только гибель и напасть.

Марилию от сердца отрубая,Ты мнишь: я должен, злобствуя, проклясть,А я взыскую — плакать, погибая.

«Пылать любовью к деве благонравной…»

Пылать любовью к деве благонравной,О ней страдать во сне и наяву,В полночный час просить о рандеву,Грозя своей же гибелью бесславной;

Уговорив, за дверь походкой плавнойСкользнуть и скромно преклонить главу,Обнять — и, доверяясь естеству,Не торопясь, стремиться к цели главной;

Лобзать чело ее, весь нежный лик,Касаться столь стыдливо сжатых губок,Почуять жар, который в них проник,

В потемках слышать хруст крахмальных юбокИ понимать, что до блаженства — миг:Ужели слаще есть на свете кубок?

«В твоих вуалях, Низа, мало проку…»

В твоих вуалях, Низа, мало проку,В них прелестям скрываться ни к чему.Легко возможно резвому умуПредставить все, что недоступно оку.

Напрасно скромность зрю в тебе жестоку:Не спрячешь тело в платье, как в тюрьму.Все, чем владеешь, мыслью обойму,Не затевая лишнюю мороку.

Сокровища сурово притая,Ты неприступна, — но таков обычай,Что рвется страсть в сладчайшие края.

Возможно ли тиранствами приличийСокрыть красоты, если мысль мояИх сделала давно своей добычей?

«Не сетуй, сердце, прекрати мытарства…»

Не сетуй, сердце, прекрати мытарства,Пред злой печалью двери затвори:Красой обращено ты в бунтари,Краса да укротит твое бунтарство!

Как велико сего огня коварство, —Страшись его, внимательней смотри…О, как же душу гложет изнутриБолезнь любви, от коей нет лекарства!

И я напрасно эти цепи рву,Я обречен в борьбе на пораженье:Одной тобой, Аналия, живу!

К тебе ль свое ослаблю притяженье,Когда любая прелесть наявуДешевле, чем твоя — в воображенье!

«Любовь напастью обернулась ярой…»

Любовь напастью обернулась ярой;Душа — с Аналией наедине;Однако память угрожает мне,Как жалкому рабу, постыдной карой.

Сладчайшего томленья тяжкой чаройТерзаюсь я в далекой стороне, —Когда бы ведать, что и ты — в огне,И что ко мне пылаешь страстью старой!

Но знаю, знаю, все — наоборот;Покуда я сошел с любовной сцены,Другой украл дары твоих щедрот!

Сколь высоки у обольщений цены:И мне в прозренье страшном предстаетВидение неведомой измены.

«Элмано, что ты делаешь? Постой…»

Элмано, что ты делаешь? Постой,Жертрурией свой взор еще порадуй!Иль ты за некой большею наградойСтремишься в край чужой, необжитой?

Ты нравом — тигр, коль скоро красотойНе обольщен, вернейшею привадой:О, к тежуанке низойди с пощадой!Элмано, что ты делаешь? Постой!

Твой путь, безумец, бури обозначат,Ждет Адамастор, странников губя,Эриннии, чудовища маячат.

Жертрурия прощается, любя…Смотри, жестокий, как хариты плачутВ ее глазах, глядящих на тебя!

«Волна морская нас несет упруго…»

Волна морская нас несет упругоИз пропасти под самый небосвод,Покуда с Аквилоном бьется Нот,И громом их борьбы полна округа;

Душа — во власти горького недуга:Без промаха кинжал разлуки бьет, —Так ястреб зорко цели свой налет —И гибнет голубь, слабая пичуга;

В слепой любви, не ведая стыда,Бросаю крик души неосторожноВ простор, где слиты небо и вода.

Но всякое желание — ничтожно.Жертрурия, я все стерплю, когдаС тобою встреча все еще возможна.

«Отец, и Дух, и Сын, в одном — все трое…»

Отец, и Дух, и Сын, в одном — все трое,Кем из безвидной тьмы сотвореныИ злато Солнца, и сребро Луны,И мир живой в его разумном строе;

Ты, зиждущий небесные устои,Пред коим все в ничтожестве равны,Ты, зрящий до последней глубиныДвиженье мирозданья непростое;

Ты властен вызвать ураганный шквал,Тайфун, исполненный великой яри —И поразить его же наповал.

Творец — воистину спаситель твари,Ты повелел — и шторм отбушевал:Ты никого не предал адской каре.

«Над Мандови рыдал я, проклиная…»

Над Мандови рыдал я, проклинаяСудьбу, меня приведшую туда:Певец Коринны в древние годаТомился так на берегу Дуная.

Но, вместе с клеветою возрастая,За мною по пятам гналась беда:Тайфуны и недобрая звездаЗабросили меня в моря Китая.

Меня язвила злобная змея,Я разве что не рухнул на колени,Гиганту Мыса противостоя,

Скитался в диких дебрях — тем не мене,Сподоблюсь горшей доли, если я,Жертрурия, узнаю об измене!

«Жертрурия, под властью волшебства…»