Четыре выстрела: Писатели нового тысячелетия - Андрей Рудалёв

Сорокалетний Захар, Ричу немногим за двадцать – какая разница? Это русские люди, вписанные в плоть русской истории, русской жизни, остро чувствующие и переживающие ее биение, пульс. Это свойство у нас мало культивируется, всё больше делается акцент на разделении. Так уж привыкли мыслить и говорить в разделительных категориях: кто там у нас за белых, кто за красных?..

«На океан» – не только диалог, но и музыка пути. Библейский исход евреев из египетского плена может быть ему аналогией. Это уже не императив «пора валить», не по-сказочному «иди туда, не зная куда». Это другое – пора идти, двигаться, обретать цель, преодолевать лунатизм символа современного мира – мегаполиса, столицы. Ощутить в себе волю, исторический зов русского человека, идущего, казалось бы, в никуда и осваивающего гигантские пространства, совершающего чудо. Идти к океану, который для русского сухопутного духа всегда был сакрально-мифологической величиной. Если верить писателю из Владивостока Василию Авченко, будущность страны заключается именно в преображении в океаническую державу.

Путь «на океан» – в никуда. Подрыв формальной логики, прагматизма, мещанства, увечного и выморочного мира кривды. В песню «Столица» очень удачно вставлен куплет Александра Ф. Скляра: «Электричкой из Москвы / Я поеду, я поеду в никуда…» Он исполняет его не так легко и разухабисто, как в «Ва-банке», а медитативно, задумчиво, даже застольно, когда уже пора расходиться и голова тяжела от дум.

В Евангелии Христос обратил легион бесов в стадо свиней, которое с высокой кручи бросилось в море. В треке «Бей хвостом» капитан принимает на борт сорок тысяч пассажиров, чтобы «всех их вывезти гуртом». Вора, бритоголовую братву, наркомана, проститутку и иже с ними.

В этой композиции представлена ситуация одиночества – отражение настроения Рича, которому оказалось неуютно в том мире, в котором он родился, в недружелюбном мире 1991-го. Чужак в окружении чужого: «Боже, что же ты оставил здесь никчемного меня / если я тебе не нужен в этом городе пустом / бей хвостом». К его рождению «кто-то всё разворотил / кто-то растащил, где мой ростовщик?» («В 91-ом»). Вот поэтому и пришлось выкарабкиваться стихотворениями: первое, второе, восемнадцатое, а потом уже совместные по куплету на брата.

Рич мерил жизнь не тем ценностным аршином, который возобладал в те годы, а стихами Прилепина: родился – первое, пошел в армию – восемнадцатое. Отсюда и братство параллельных прямых, которые так удачно пересеклись. Их объединило в том числе и знание: «Впуская чужеродных выправлять наши осанки / Братик, нас ждут там только в катафалке». Это уже из трека «На океан». Если сами не пойдем к океану, нас никто туда не приведет. Будут и дальше форматировать, менять, ломать, но вести-помогать никто и не думает. Если не пойдешь, то на что будешь ссылаться на КПП у рая? Мычать, говорить, что знался со Стивом Джобсом?

Объединило знание точки распада: «Девять один август распад». Девять, один и ты один…

Их объединил дух сопротивления, борьбы: «Я всегда буду против, буду сопротивляться / Господь с грустью наблюдает за любимой нацией».

«Мы смертны, но непобедимы» – так прокомментировал Рич строчку из этого же трека «Мы идем на океан, Бог убьет нас по дороге». В этом чувствуется прелюдия пасхального возгласа: «Смерть, где твое жало?!» В пути всё – и жизнь, и смерть. Путник не производит жалкого впечатления. Он – воин. Может и умереть, и тут же стать евангельским Лазарем.

Главное – движение, главное – путь: «Не старайся, тут бесполезно подводить итоги / этот край полон побед и патологий». Страна, как путь, сочетает в себе всё, это ристалище ангелов и бесов. Человек здесь на передовой, поэтому не стоит размениваться на жизненный спам, необходимо намывать серебро, которое отгоняет чуждое, бесовское.

В том же 1991-м на поле этой битвы стала брать верх одна из сторон, развернувшая безудержную вихревую пляску, устроившая путаницу и смешение всего. Свиное стадо из пучины запрыгнуло на кручу и разбрелось, заглушая всё живое, всё настоящее утробными звуками, оставляя после себя лишь навоз и запах смерти.

«Серьезные люди испортили мир», – поет в альбоме рэпер Бранимир (Александр Паршиков). В его личном арсенале также есть песня про 1990-е с говорящим названием «Клопы». В ней «Вихри враждебные свилися», а мы стали «тупы, мы слепы, мы клопы»…

«Серьезные люди», испортившие мир и засравшие небосвод, – тот самый библейский Египет плена, в центре которого «банк стоит крепче пирамиды Хеопса» («Серьезные люди»). Не из того ли стада эти серьезные, не из «оравы тухлых бесов»?

Властитель этого мира – «убивальников начальник, мочалок командир» со священным именем, продающий всех и вся, друг Стива Джобса, подсадившего людей на новое яблоко соблазна.

«Серьезные люди засели занозой» – и это тоже наследие 1991-го, когда страна погрузилась в рознь, в хаотическое движение капиталов. После недавнего столетия 1917 года как не вспомнить про «матроса и красноармейца / парня в кожаной куртке и девчонке в косынке», которые заявятся, чтобы в пластинке буржуина и его буржуинства «что-то заело». Придет «босота» с пониманием настоящей работы и даст ее. Даст тачку тому, для кого «пела Мадонна», чтобы он тоже занялся делом.

«Босота» – это и Гришка Тишин, который в окопе на Донбассе. Он не ноет. Там война. «Ополченцы не носят Стива Джобса на груди», – читает Рич. Это не «белоленточная паранойя», а настоящая мужская работа. Окоп Гришки Тишина – это тоже путь на океан.

В одной из своих колонок («Дети, подростки и юноши 90-х»), презентуя клип на песню «В 91-ом», Захар Прилепин писал, что именно Донбасс изменил ситуацию, явилось поколение «сорокалетних», которое не участвовало в развале Союза, теперь оно «вышибло дверь в историю». Теперь это последнее поколение большой державы будет определять будущее.

Эта эстафета должна передаться и первому поколению новой страны. Сердце Рича уже срезонировало эхом той боли. Возникла насущная необходимость преодолеть пустоту и распад, выйти из ситуации лунатизма и нащупать формы будущего, которое тоже распродали те самые «серьезные люди». Как ни странно, «братьев» объединили девяностые. Хоть они и разных поколений, но сроднились реакцией отторжения к тому хрюкающему времени.

Каждому свое, кому что: «Кому-то Сан-Тропе, лазурный пляж, канапе, кому-то – кайло и холодный Таймыр», «кому меню в баре, кому с горы скрижали». Цель обретения этого Завета и движет мужчинами, в каждом из которых – Моисей. Иные же довольствуются «золотым тельцом». Кто-то вместо Афона и Саровского выбирает расставленные «сети»: айфон и Сваровски – об этом уже говорит группа «25/17».

«Нельзя быть честным наполовину» – поет Александр Ф. Скляр. Нет середины. Это ничто, пустота, «ни