На поводу у сердца (СИ) - Майрон Тори

И что же меня ждёт после возвращения из мрака?

Неизвестно…

Но определённо точно никакая не свобода.

Пробуждение встречает меня абсолютной темнотой. Чернильной. Бесшумной. Непроглядной. Осязаемой.

Пытаюсь дышать полной грудью, пошевелить пальцами или раскрыть веки, но они словно намертво склеились вместе, а тело полностью обездвижено, точно парализовано, но в то же время я чувствую себя невесомой, будто бы лишённой физической оболочки. И я даже не в состоянии определить, в каком именно положении сейчас нахожусь: в стоячем, сидячем или лежачем? А может, вообще в подвешенном? Последний вариант вполне вероятен, потому как я не ощущаю ни присутствия пола под ногами, ни чего-либо твёрдого или мягкого под спиной и задом.

Что за дерьмо в меня вколол Адам? Если так захотелось меня похитить, не мог, что ли, как в прошлый раз, приказать своему роботу-шпиону силой затолкать меня в машину и привезти к нему? Зачем нужно было травить меня какой-то наркотической дрянью, что не позволяет мне пошевелить ни одной конечностью, а разум вновь норовит засосать в водоворот сна, из которого совсем не хочется выбираться?

Но пусть в необъятной темноте я и ощущаю себя куда безопасней, мне крайне необходимо как можно быстрее выплыть из этого сонного блаженства на берег реальности, чтобы разобраться в происходящем и понять, что для меня уготовил Адам? Надеюсь, веские объяснения его поступку, автоматически расторгающему наш контракт, он также не забыл подготовить. Будет крайне интересно послушать, какого хрена он вернул Филиппа домой, тем самым едва не превратив меня в убийцу? Ведь самой у меня сейчас совершенно не получается хоть о чём-либо подумать — из-за ежесекундной борьбы с наркотическим дурманом, я даже два и два сложить в уме не в силах, как, в прочем, и составить из букв своё имя, куда уж там ещё пытаться найти правильный ответ?

Не имею и малейшего представления, сколько времени проходит в моей неустанной схватке со сном вперемешку с попытками ощутить хотя бы кончик мизинца, но в какой-то момент вместо установления контроля над телом ко мне постепенно начинает возвращаться слух, что позволяет мне с трудом, но всё-таки расслышать происходящую в комнате беседу.

— Нам через час нужно быть на месте. Сколько тебе ещё требуется времени? — из-за действия введённого в мой организм препарата властные, твердые ноты Адама кажутся мне искажёнными до неузнаваемости и словно прерывающимися из-за шума радиопомех.

— Совсем немного, — с женским голосом происходят та же тема.

— Я люблю более определённые ответы.

— Десять минут.

— Точно хватит? Ты же знаешь, я должен предоставить товар в лучшем в виде.

— Да. Остались последние штрихи. Все банные процедуры проведены. Она почти готова. Необходимо только замаскировать синяки и дать ей одеться, когда очнётся.

— Отлично. Сделай всё как следует. Она должна выглядеть лучше всех. Сегодня её ждёт незабываемая ночка.

Прежде замедленный сердечный ритм и вовсе замирает, останавливается вслед за моим дыханием, пока внутри всё падает, словно дух выбивает, распадаясь на огненные молекулы от страха.

Незабываемая ночка? Макияж? Одеться? Банные процедуры? К чему Адам меня готовит, и что это за женщина, с которой он разговаривает?

— Что у неё со здоровьем? — неожиданно мужской голос звучит совсем рядом со мной, но я по-прежнему не могу уловить в нём пленительных нот, присущих низкому тембру Харта.

— За исключением нескольких отметин на теле, порезов на ладони и покраснения с раной на лице, которые я уже замазала, всё в порядке. Опасных для жизни повреждений нет.

— Пока нет, — яд от злорадной усмешки жалит мне кожу щеки, пролетает по венам, будто срабатывая как антидот против мышечного онемения. Я с каждой секундой всё сильнее начинаю возвращать себе возможность ощущать части тела, лишь только слух по-прежнему подводит.

— Она всё ещё девственница? — спрашивает Адам, вводя своим вопросом меня в ещё более глубокий ступор.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Нет.

— Ты серьёзно?! — его голос повышается от злости и удивления.

— Колин её проверял. Он так сказал.

Что за ерунда творится? О каком Колине идёт речь? И что он со мной делал? Проверял меня без моего ведома? Какого чёрта?!

— Вот же бля*ь! После прошлой проверки Колин заверил, что она целка. И где только успела? — бурно сокрушается Адам, всё сильнее режа мой слух своими непонятными фразами.

Колин… Колин… Колин…

Кто он такой? Что-то знакомое. Откуда я знаю это имя? А я точно его знаю. Где-то слышала. Неоднократно, и причём совсем недавно… В офисе у Адама? Нет. В Энглвуде?.. Нет. Кого-то из друзей Остина или Марка так зовут?.. Тоже нет. Клиент из клуба?.. Опять нет. Но… уже близко. Он точно из «Атриума». Бармен? Официант? Нет! Нет у нас мужчин в обслуживающем персонале. Есть только братья Мэрроу, охранники и врач… Врач! Вот оно!

Боже мой!!!

Наконец, мысленно идентифицировав личность человека, о ком идёт речь, я едва справляюсь, чтобы не вздрогнуть всем телом от нарастающей паники. Однако в следующий миг я всё равно случайно выдаю своё пробуждение тем, что морщусь в отвращении, когда внезапно ощущаю мужские руки, неспешно ведущие от шеи через грудь к моему животу.

Это не Его руки. Не Его прикосновения. Не Его дыхание опаляет мне кожу.

— А ты уже, оказывается, проснулась. Отлично. Давай живее приходи в себя. Мы с тобой и так много времени потеряли. — И это не Его голос сейчас гремит негодованием, а пальцы жёстко давят мне на скулы.

Я в ужасе раскрываю глаза и встречаюсь вовсе не с чёрными безднами глаз, что ошибочно предполагала увидеть, а с хлёстким карим взглядом своего бывшего начальника, чьи жёсткие черты лица сейчас сковываются отталкивающей безжалостной маской.

Адам меня не похищал. Адама здесь нет. Он к этому не причастен.

— Эрик…

Глава 23

Николина

— Эрик… — хрипло блею я, задыхаясь от поработившего меня страха — настоящего, леденящего, охватывающего липкими щупальцами всю мою душу. Ничего общего с той томительной тревогой, которую я испытывала при мысли о возможной стычке с Хартом. Видимо, до этого момента моё подсознание знало, что мне нечего бояться: в каком бы гневе Адам ни был, он не причинит мне то непоправимое зло, что броской надписью пестрит в немигающем взоре Эрика.

— Скажи мне, Анна, неужели после столь продолжительной игры в недотрогу ты не могла ещё денёк потерпеть, не раздвигая ни перед кем свои ноги? — цедит сквозь зубы Мэрроу, вконец путая мне мысли и пугая до спазмов в животе.

Не выдавив из себя звука, я ошалело начинаю бегать взглядом по сторонам, совершенно не распознавая серую, тусклую комнату в которой пребываю. Порываюсь вскочить с кровати (как оказалось, я всё-таки лежу), но не получается из-за наручников, накрепко приковывающих мои руки и ноги к железным перилам. Паника достигает небывалых высот, когда замечаю, что на мне надето только не принадлежащее мне кружевное нижнее бельё, а незнакомая женщина, не обращая абсолютно никакого внимания на мои отчаянные попытки вырваться из оков, как ни в чём ни бывало продолжает замазывать пятна на моих бёдрах. Словно для неё это обычное дело. Хотя скорее всего так оно и есть.

— Тихо, тихо, Анна, успокойся, — фальшиво мягкий полушёпот нервирует меня лишь больше. — Отсюда ты выберешься только, когда я позволю, и исключительно в сопровождении моих людей, так что можешь не дёргаться и не тратить энергию понапрасну. Она тебе сегодня ещё пригодиться, — с мерзкой ухмылкой на губах произносит Эрик, возвышаясь надо мной точно гора.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— О чём ты говоришь? Где я? Что вообще происходит? — прорезавшийся голос звучит вяло и хрипло, пока тело, наоборот, всё обильней наполняется силой и желанием сопротивляться. — Не трогай меня! Даже не думай и дальше продолжать мазать меня какой-то гадостью! — шиплю я на невозмутимую женщину, когда она намеревается пройтись кистью по моему лицу.