На поводу у сердца (СИ) - Майрон Тори

— Ого! Ничего себе ты мне будущее пророчишь!

— Конечно. Меньшего я от тебя не жду, гений, — уверенно произношу я.

— В таком случае ты мне просто не оставляешь вариантов, как только оправдать эти грандиозные ожидания.

— Оправдаешь, конечно. Куда ты денешься? Я в тебя верю, — сжимаю руки вокруг него его сильнее и слышу тихий шёпот: «Если ты веришь, значит, я смогу всё». А затем мы замолкаем на несколько секунд, наслаждаясь объятиями друг друга, пока Остин первым не нарушает блаженную тишину:

— Ну так что, поехали? — он целует меня в макушку, и моя кратковременная улыбка плавно сходит на нет, ведь контракт уже вступил в силу и теперь я официально не могу находиться рядом с Остином.

— Спасибо за предложение подсластить моё настроение, но я не могу с тобой поехать.

— Почему? — озадачивается он.

— Мне нужно маму как можно скорее проверить. Она реально сейчас в нестабильном состоянии, а я и так её на всю ночь оставила. Да и у тебя времени уже нет, а мне в душ не помешало бы сходить и переодеться во что-то нормальное. Ты же моё красное платье забраковал, а потом ещё и испачкал, так что на люди в таком точно выйти будет не комильфо, — вяло усмехаюсь, вмиг ощущая, как Остин напрягается. За подбородок приподнимает моё лицо к себе и сверлит в упор серьёзным взглядом.

— Все важные разговоры, которые до сих пор крайне волнуют меня, мы оставим до момента, когда я закончу все дела с квартирой в Нью-Йорке, но прямо сейчас я хочу сказать тебе, что я категорически против твоей работы в клубе и требую, чтобы ты прямо сегодня уволилась оттуда. Я не позволю своей девушке вертеть задницей у всех на виду. Не будет этого, — его голос вовсю звенит ревностью, что отдаётся сладкой радостью во мне.

Странно. Я всегда терпеть не могла, когда мне указывают, что и как делать, но сейчас я прямо-таки торчу от его командного тона и глупо улыбаюсь, как дурочка, упиваясь видом его строгого выражения лица со двинутыми к переносице бровями и нахмуренным лбом, смакуя звучание обалденно приятных слов «своей девушке».

Да, Остин, я всегда буду твоей девушкой, ведь я уверена — моему сердцу ничто не помешает любить тебя, даже когда буду каждую ночь ложиться под другого мужчину.

— Может, расшифруешь эту свою радостную улыбку? — явно продолжая в уме прокручивать моё вчерашнее представление, Рид начинает не на шутку закипать.

— Просто любуюсь твоей ревностью, — честно признаюсь я, скрупулёзно всматриваясь в черты его лица.

— Она тебя настолько радует?

— Безмерно.

— И что это значит? Ты не уволишься?

— Нет.

— Николина. — Ох, полное имя уже в дело пошло — злость набирает обороты. Кайф. — Если ты из-за денег, то я пришлю, сколько нуж…

— Нет, — на сей раз я прикрываю его рот рукой. — Мне не нужны твои деньги, Остин, и я не уволюсь, просто потому что уже это сделала.

Взгляд его отражает удивление.

— Да, я в самом деле уволилась, так что прекращай панику и поцелуй меня ещё раз на прощание, — улыбаюсь я, убирая руку с его лица.

— Точно уволилась? Или опять врёшь? — недоверчиво спрашивает он, но уголки губ уже приподнимаются в улыбке.

— Точно-точно. Со всеми долгами я расплатилась, Филипп ушёл, а значит — в работе по ночам больше нет необходимости, так что никаких больше танцев у всех на виду.

А теперь широкая улыбка Рида и вовсе ослепляет меня за мгновенье до того, как я прикрываю глаза в нашем последнем поцелуе. Медленном. Нежном. Окрыляющем. Утягивающем душу в мой личный сказочный мир, где я его девушка, а он мой парень. Где нет злодеев, проблем, причин расставаться. Нет дождей, вьюг и свирепых ураганов.

В мире, где мы вместе. Всегда. Несмотря ни на что. Вопреки всему и каждому.

В мире, где Остин, коротко целуя всё моё лицо, не прекращает повторять:

— Нет повода грустить, всё будет хорошо, я буду ждать тебя и со всем помогу справиться.

И каждое его слово оказывается правдой, а не только его наивными желаниями, которые совсем скоро превратятся в прах.

В мире, где он, вновь неохотно оторвавшись от моих губ, тихо шепчет на прощание:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я люблю тебя, малышка.

А я отвечаю:

— И я тебя люблю, Остин.

И это первый из сотни тысяч раз, когда каждый из нас признаётся друг другу в чувствах, при этом чётко понимая истинный смысл сказанных слов.

В том мире Остин никогда не отпускает меня из своих объятий и, посмотрев на меня с любовной грустью в последний раз, не уходит прочь, оставляя меня одну стоять, точно прикованную к полу, совершенно не зная, как мне жить дальше.

В том мире я не принуждаю себя вытащить из маленькой сумочки, брошенной мной вчера в прихожей, свой новый смартфон, и не записываю омерзительное видео для Остина, которое уже через несколько часов отошлю ему, навсегда отвернув его от себя.

В том мире после выполненного дела я не падаю сокрушённо в постель, насквозь пропахшую Остином в перемешку с нашей любовью, и не начинаю мысленно представлять, что он всё ещё здесь, пока глаза предательски щиплет от застрявших на полпути слёз, а в груди становится больно настолько, что кажется — я больше никогда не заполню пустоту в лёгких, если не вдохну глубоко в себя любимый запах его кожи.

В том мире мне не требуется переступать через себя и делать то, под чем «добровольно» поставила свою подпись: отдать себя в пользование, чтобы спасти маму, а потом пытаться заново зажечь в себе жизнь, в которой не будет Остина.

Да… Мир моих грёз по-настоящему прекрасен, ведь там мне не приходится искать в себе силы, чтобы встать с кровати и отправиться в душ, где необходимо успеть смыть все напоминания об Остине и привести себя в порядок перед скорой встречей с Хартом. Как, впрочем, и в реальности я тоже этого не делаю, но лишь потому, что сама не замечаю, как, свернувшись калачиком и обняв подушку Рида, мгновенно засыпаю, впервые за последние недели не погружаясь в кошмар с Адамом.

Глава 22

Николина

— Николина?

Сквозь глубокий, крепкий сон слышу своё имя, но не спешу реагировать на зов. Мне впервые за долгое время так хорошо, тепло и спокойно, что совсем не хочется просыпаться. Перегруженные мышцы требуют ещё немножко понежиться в постели, а разум — понаслаждаться умиротворением, но некий назойливый раздражитель поблизости не планирует оставлять меня в покое.

— Эй! Николина? Ты слышишь меня? — мужской, низкий голос продолжает нарушать мою сонную идиллию.

И что за наглец смеет мне докучать?

— Девочка, ты живая вообще? — спрашивает кто-то прямо возле моего лица и кладёт свои сухие, грубые руки на мои плечи, начиная потряхивать.

А ну-ка, стоп!

Что вообще происходит?

Какой-то мужик пробрался в квартиру? И сейчас стоит в паре сантиметров от меня? Так близко? Еще и трогает?

Никогда в жизни я еще не просыпалась с такой реактивной скоростью, с какой делаю это уже в следующий миг. Мне кажется, я вылетаю из кровати, схватываю рядом стоящий торшер и наобум рассекаю им воздух точно мечом быстрее, чем разлепляю веки.

— А ну, клешни свои от меня убрал, урод! — воинственно ору я, не жалея голосовых связок, в то время как голос мужчины, наоборот, хрипнет от испуга:

— Господи, ты что творишь?! Совсем свихнулась?! — в стремлении защитить голову от моей возможной атаки он шустро поднимает руки вверх, прикрывая лицо.

— Отойди от меня! Ты кто такой?! Как сюда попал вообще?! Я тебе сейчас бошку раздроблю и полицию вызову! — продолжаю стрелять громогласными угрозами, мотая лампой из стороны в сторону.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты дура?! Это же я! И в свою квартиру, между прочим, пришёл! А ну, опусти быстро свою лампу! Мне на старости лет только травм не хватало!

Постепенно отходя от первой волны паники, я бегло оглядываю нарушителя моего спокойствия: мужчина преклонного возраста, как всегда одетый в серый костюм, и со шляпой того же тусклого цвета.