История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг. - Джузеппе Боффа

Подлинно трагическая ситуация сложилась, однако, в деревне. Несмотря на огромные успехи в индустриализации, СССР в 1945 г. представлял собой страну по преимуществу сельскохозяйственную. Высказанное тогда Сталиным мнение о том, что еще до войны СССР превратился из «отсталой страны в передовую, из аграрной — и индустриальную», было излишне оптимистичным: накануне войны свыше 2/3 населения еще жили в деревне[23]. К 1945 г. сельское хозяйство — основной источник существования народа — было доведено до крайне плачевного состояния. Объем производства снизился до 60% предвоенного уровня; в районах же, которые были временно оккупированы врагом, — до 51%. Обрабатываемые площади сократились с 118 до 84 млн. га. В конце 1945 г., даже после возвращения демобилизованных, число проживающих в колхозах было меньше довоенного на 15%, а число трудоспособных их членов снизилось даже на 30%. Если иметь в виду, что и в довоенный период сельское хозяйство развивалось отнюдь не теми же темпами, что и промышленность, а, напротив, находясь в состоянии стагнации, производило продукцию в дореволюционном объеме, то можно обоснованно считать, что советская деревня переживала в 1945 г. кризис в ряде аспектов более тяжелый, чем кризис 20-х гг., последовавший сразу за гражданской войной[24].

Неравенство и противоборство с Америкой

Принято утверждать, что две великие державы возвысились над всеми другими в ходе второй мировой войны: СССР и США. Это мнение кажется убедительным лишь в отраженном свете более поздних событий и не может быть обосновано реальным положением вещей в период окончания военного конфликта. В 1945 г. между двумя основными странами-победительницами существовало такое глубокое неравенство в мощи и силе, никогда, вероятно, не выявленное в полном объеме, что всякое сравнение было почти немыслимым. И перед войной, конечно, существовали диспропорции в пользу Америки, особенно в экономике. Но военные действия еще дальше развели эти две страны в противоположном направлении. Сравнительные данные /257/ о потерях, столь очевидно различных, свидетельствуют не только о разной степени человеческих страданий, совершенно по-разному повлиявших на психологию граждан обеих стран. Конечно, и американцы несли свой траур, скорбели по погибшим, как и все люди, но население страны в годы войны росло, приближаясь по численности к советскому (тогда как перед войной разница составляла 60 млн.), война не коснулась американской земли: бои шли вдали от берегов Америки. В экономике США, которые были основным поставщиком и финансистом всей победоносной коалиции, в период между 1939 и 1945 гг. произошел невиданный скачок, что резко отличалось от периода стагнации 30-х гг. Потенциал мощностей промышленности США вырос на 50%, производство продукции увеличилось в два с половиной раза. Выпускалось в 4 раза больше оборудования, в 7 раз больше транспортных средств. В течение одного года тоннаж грузового транспортного флота был утроен. Сельскохозяйственное же производство выросло на 36%. Росла зарплата, так же как и все доходы населения[25].

Контраст между американскими условиями жизни и той отчаянной нищетой, в которой жил советский народ, был глубочайшим. Между экономиками обеих стран существовал очевидный разрыв. Продукция советской черной металлургии составляла 16–18% от американского уровня. Производство химической промышленности в Соединенных Штатах было выше, чем в СССР, в 10–20 раз; производство текстильной промышленности — в 6–13 раз[26]. Хотя обоснованную общую оценку выработать почти невозможно, не будет большим преувеличением сказать, что соотношение между промышленностью двух стран может быть выражено как 1:5. Аналогичная диспропорция существовала в сельском хозяйстве, особенно в производстве продукции с наиболее высоким содержанием питательных веществ[27]. Ситуация дополнялась наличием у США господствующих позиций во всем мире. Без учета СССР промышленное производство США было большим, чем производство всех других стран вместе взятых[28]. Многие из этих стран в последующие годы шаг за шагом выровняли свое положение; но все они опирались на американскую помощь. Те страны Восточной Европы, которые оказались в радиусе действий Красной Армии, также надеялись на получение поставок из Соединенных Штатов. Советские авторы позднее напоминали, что кое-что они получили от СССР, но речь идет в целом лишь о небольшом объеме поставок для покрытия чрезвычайных потребностей[29]. СССР сам остро нуждался в помощи: его руководители были неприятно поражены и возмущены, когда в последние дни войны в Европе Вашингтон внезапно приостановил действие закона о ленд-лизе в отношении Советского Союза[30].

Если и можно было говорить, пользуясь современной терминологией, о сверхдержаве, то по отношению к периоду конца войны речь шла бы лишь об одной сверхдержаве — Соединенных Штатах Америки. Атомная бомба появилась на свет в самый последний момент /258/ как бы специально для того, чтобы придать подавляющему американскому превосходству над СССР несомненный и угрожающий характер. Отставание СССР было очевидным. Американские руководители могли надеяться, и действительно надеялись[31], что благодаря своему экономическому и научному потенциалу им удастся сохранить надолго монополию на обладание новым апокалипсическим оружием. В условиях быстро нараставшего ухудшения отношений между Москвой и Вашингтоном бомба должна была, естественно, внушать беспокойство советским руководителям не только своей ужасающей разрушительной силой. Американцы были и единственными обладателями средств доставки — авианосцев и бомбардировочной авиации дальнего действия, способных донести ядерные заряды до целей в любой части света (они могли быть использованы против территории СССР с тех позиций, которые в ходе войны заняла американская армия). США, напротив, были в то время недосягаемы и находились в большей безопасности, так как даже если бы Советский Союз приобрел атомную бомбу, он не смог бы ее применить, поскольку у него не было для этого средств. Казалось также, что он не сможет создать эти средства в ближайшем будущем[32]. Неравенство сил между двумя странами вело, таким образом, к поистине драматическим последствиям.

Позднее велось много дискуссий по поводу того, когда, в какой конкретный момент антифашистский союз был ввергнут в состояние враждебности и «холодной войны». Занятие это, возможно, и полезное в интересах защиты тех или иных политических позиций, но бесплодное: изучая подлинные истоки всего феномена в целом, исследователи неизбежно вновь возвращаются к событиям 1917 г., то есть обращаются к самому рождению Советской России, так как основная политическая проблема в действительности не изменилась и сводилась к противостоянию мира капитализма и СССР[33]. Если же, не выходя в своем анализе за пределы рассматриваемой эпохи, проследить причины развязывания «холодной войны», наиболее важную из них мы находим в том глобальном неравенстве между СССР и США, которое существовало к моменту победы над фашизмом. Отсюда следует, что основную ответственность за то, что «холодная война» началась, несут американцы. Трудно прийти к другому выводу. Американский исследователь, который первым привлек внимание к этому аспекту проблемы, писал даже:

«Мощь и ответственность развиваются параллельно в прямой и тесной связи... Нация, обладающая огромным превосходством... не может позволить себе быть связанной в своей политике какой-либо жестко детерминированной линией поведения»[34].

Американские руководители ясно осознавали огромное превосходство США над СССР; дипломатическая переписка того времени, когда послом в Москве был Гарриман, доказывает это однозначно. «Мы вышли из этой войны как самая мощная в мире держава, возможно, самая могущественная в человеческой истории», — говорил Трумэн[35]. /259/ Соединенные Штаты были единственной страной в послевоенные годы, способной определить ход мировой политики. Это понимал. Черчилль, который доверительно говорил тому же Гарриману: «Центром власти является Вашингтон»[36]. Все остальные действующие лица, включая Советский Союз, могли стремиться только лишь извлечь для себя наибольшую выгоду из сложившегося положения. Таким образом, и ответственность, которая на них могла быть возложена и легла в итоге, была гораздо меньшей.

В Соединенных Штатах в значительно большей степени, чем в СССР, велись приготовления к тому, чтобы встретить революционные изменения, которые война породила в мире. В определении глобальной политики Вашингтона присутствовали не только классические мотивы империалистического господства — экспорт капитала, контроль над иностранными рынками, обладание источниками сырья, завоевание военных позиций. Стремление Соединенных Штатов перестроить весь внешний мир по своему желанию и в соответствии со своей шкалой ценностей стимулировалось таким объективным фактором, как всевозрастающее единство мирового развития, которое было неизбежным результатом роста экономики и развития современных средств связи. Такая позиция пользовалась к тому же широкой единодушной поддержкой общественного мнения США, которое еще остро ощущало окончание длительного периода изоляционизма. В США господствовало всеобщее убеждение в превосходстве своей страны над всеми другими. Все были согласны не только с амбициозной целью руководить миром, но даже со стремлением, выраженным в еще более сильной формулировке — «перестроить мир по образу и подобию Соединенных Штатов»[37].