Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Джеймс Бернс

Японцы были достаточно проницательны, чтобы приспособить свою антизападную стратегию к конкретной ситуации. Токио подписал соглашение о союзе с Таиландом, гарантировав последнему суверенитет, независимость, активную поддержку и возвращение утраченных территорий; Бирме обещал независимость в течение года. Японцы интернировали голландских чиновников на острове Ява, демонтировали местную колониальную административную систему, переписали учебники в духе антизападных и паназиатских доктрин, освободили националистических лидеров, включая Сукарно, посаженного в тюрьму голландцами, и обещали политические уступки.

Но именно на Филиппинах захватчики обнаружили наиболее благоприятную для себя атмосферу. Провозгласив, что пришли освобождать филиппинцев от тягостного господства США, пообещали построить «Филиппины для филиппинцев» как часть сферы взаимного сотрудничества. Быстро нашлись коллаборационисты, которые прославляли новый режим, контролировавшийся японцами. Американское влияние осудили как гедонистическое, материалистское, разлагающее семью. Местный главнокомандующий японскими вооруженными силами убеждал филиппинцев: «Как леопард не может избавиться от своих пятен, так и вы не сможете отрицать тот факт, что вы восточные люди».

Имперскими призывами к паназиатскому националистическому походу против белых не удавалось замаскировать слабости и противоречия. Экстремисты в Токио давали ясно понять, что при всем равенстве, которое установится в Азии для всех наций, Япония тем более станет «центром и лидером». В отношении населения завоеванных стран проявлялись беспардонность и жестокость. Стратегическая ставка Японии на освобождение в перспективе колониальных народов вступала в противоречие с ближайшими потребностями японских военных — контролировать и эксплуатировать местное население для непосредственных нужд войны. Тем не менее потенциал антибелого, паназиатского движения казался в начале 1942 года почти неисчерпаемым. Более того, японцы продемонстрировали свою способность влиять на мусульман Юго-Восточной Азии и, таким образом, на ислам в целом, сея антибелые настроения также на Ближнем Востоке.

Будучи давним критиком колониальной политики белых в Азии, Рузвельт не пренебрегал угрозой войны Токио против белых. С установлением японского контроля над Филиппинами и другими странами президент способен был предпринять немногое. Но оставалось потенциальное поле битвы, где он мог оказать существенное влияние, — Индия. После падения в феврале Сингапура и захвата японцами Рангуна индийский субконтинент остался почти беззащитным перед японским нашествием.

Надо было располагать рузвельтовской самоуверенностью, чтобы осмелиться в начале 1942 года окунуться в бурлящий индийский котел. Маячившая угроза вторжения с востока, казалось, взбудоражила на огнедышащем субконтиненте все прежние надежды, страхи и антагонизмы. Индийские националисты увидели в ней свой шанс сбросить британское владычество, но они были расколоты на ярых паназиатов, готовых вместе с японцами бороться против белых, и тех, кто опасался японского завоевания еще больше, чем ненавистного британского правления. Мусульмане боялись независимости в той форме, которая отдала бы их в подчинение индусам. Множество местных князей добивались от Англии помощи в защите своих традиционных привилегий. Сепаратисты и секты по всей стране требовали официального признания. В бесчисленных деревнях миллионы людей трудились ради своей ежедневной порции риса, смутно представляя себе решения, которые могли принять в далеком Лондоне, Токио и даже Дели.

Хаосу противостояли гордые и сильные духом деятели: Джавахарлал Неру, сочетавший в себе черты западного интеллектуала и индийского патриота и настроенный на борьбу против колониализма и фашизма, лидер индийских националистов, а также их доверенное лицо; Мухаммед Али Джинна, осторожный руководитель Мусульманской лиги; Субхас Чандра Бозе, стремившийся сформировать индийскую национальную армию, чтобы помочь японцам выдворить англичан из Индии. Над всеми возвышалась угловатая, в набедренной повязке фигура Мохандаса Ганди — лидера партии «Индийский национальный конгресс», пацифиста, вегетарианца, наиболее влиятельного в Индии деятеля, благодаря способности привлекать внимание масс.

Рузвельт поднял вопрос об Индии в беседе с Черчиллем в Вашингтоне после Пёрл-Харбора. Премьер-министр отреагировал на это столь эмоционально, что президент никогда больше, как позже уверял Черчилль, не обращался к нему с этим вопросом. В конце января Индия интересовала президента больше по военным, чем идеологическим причинам. Вместе с влиятельными сенаторами и представителями администрации он опасался, что индийцы не поддержат защитников Англии. Рузвельт попросил свое посольство в Лондоне снова прозондировать отношение Черчилля к проблеме мобилизации индийцев на борьбу со странами «Оси», но премьер-министр ни на йоту не изменил своих взглядов. Большую часть индийских войск, говорил он, составляют мусульмане. Рекруты на войну набирались главным образом в северных районах субконтинента, настроенных враждебно к руководству партии «Индийский национальный конгресс». Многочисленному населению центральной низменности недоставало энергии для войны с кем-либо. Черчилль считал, что не может идти на риск отчуждения от Англии мусульман и князей.

Не поколебленный этими аргументами, президент затеял другую игру. «Осознаю всю неуместность того, чтобы выдвигать предложения по вопросу, в котором вы, добропорядочные люди, осведомлены, разумеется, гораздо больше меня», — писал президент Черчиллю и указывал в письме, что американский опыт в разработке статей конфедерации мог бы послужить полезным прецедентом. Он предложил детально разработанную идею переходного, на время войны, правления в Индии под руководством небольшой группы представителей различных каст, сфер деятельности, религий, регионов и князей, а также проект формирования власти на более длительную перспективу. «Возможно, сходство некоторых из этих методов со способами решения трудностей и проблем в Соединенных Штатах с 1783-го по 1789 год породит благоприятные тенденции в самой Индии, и это, может быть, позволит людям в этой стране забыть прежнее ожесточение и стать более лояльными к Британской империи, а также даст почувствовать острее угрозу японской оккупации и преимущество мирной эволюции перед хаотичной революцией...

Ради бога, не вовлекайте в это дело меня, хотя мне хотелось бы быть полезным. Строго говоря, это не мое дело, за исключением того, что оно часть и условие успеха той борьбы, которую ведем вы и я».