Мы воплотим богов - Девин Мэдсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И с кого вы намерены потребовать выкуп?
– Да с любого, кто заплатит. Может, это будет Девятка, ведь в моих руках немалая часть их армии и один из олигархов. И в моей власти их любимый иеромонах, да к тому же еще не назвавший преемника. Если же с Девяткой ничего не получится, тогда, может быть, кисианцы щедро заплатят за то, что я открою перед ними ворота, подарю легкую победу.
За пределами света наших факелов город лежал в тишине. Симай был завоеван и сдался, но даже эта нестабильная ситуация вот-вот изменится под негромкий треск факелов и топот копыт.
Секретарь Аурус мог бы спорить, торговаться или даже молить, но по его последнему взгляду на Эзму было ясно, что он понял: это бесполезно. Отвернувшись, он зашагал к лестнице и исчез из вида в вихре яркого одеяния.
Когда я опять обернулась к Эзме, ее проницательный взгляд остановился на мне.
– Если хочешь, чтобы он ушел отсюда живым, убеди его отправить просьбу Девятке. А иначе я предложу вас всех кисианцам.
– Для чего ты это делаешь?
– Я же сказала: хочу захватить империю.
– Как же ты сумеешь ее захватить, если снова отдашь кисианцам?
Она на мгновение нахмурилась, а потом на лице появилось недоумение. Солдаты и корабли, сказал Аурус. Солдаты и корабли.
Понимание сразило меня как стрела, и я сделала шаг назад, переводя дух.
– Значит, ты завоевываешь не Кисию. Ты захватываешь степи.
По ее молчанию я поняла, что не ошиблась.
– Ты сказала, что будешь сражаться за наше будущее и за наш народ, а не против него, – дрожащим голосом произнесла я. – Ты… ты…
Я смотрела на нее, растеряв все слова, разгневанная и растерянная. Как могли левантийцы, стоявшие рядом с ней, слышать все это и не отворачиваться от нее? Она убедила их своим постоянным враньем?
– Осторожнее со словами, Дишива, – тихо и напряженно произнесла Эзма.
– Нет. Все, что я делала, было для моего народа. Я защищала левантийцев от уничтожения, которое нес нам Лео Виллиус. Отдавала всю себя, чтобы получить земли и защиту, которую обещал секретарь Аурус. То, что ты намерена отобрать все это у нас, у меня, пойти против собственного народа, – подлость. Ты не заклинательница. Весы Моны сломаются от тяжести твоих грехов.
В воцарившейся тишине кто-то ахнул, но Эзма просто взялась за поводья.
– Разговор окончен, – сказала она, сплюнула наземь, развернула лошадь и удалилась, оставив группу Клинков охранять нас в ловушке внутри стен.
Я кое-как спустилась со сторожевой башни. Подступала паника, и ночь расплывалась перед глазами. Где-то рядом Аурус выкрикивал приказания, сонный двор теперь ожил, повсюду звучали шаги. Ни один солдат не запаниковал, но, когда, обернувшись к Аурусу, я собралась спросить, что он им сказал, он уже исчез в доме, мелькнул только подол туники.
Я поспешила за ним.
– Секретарь! – окликнула его я, чувства и ощущения постепенно, как распространяющееся тепло, возвращались в тело.
Он не ответил и не обернулся, просто пробежал вверх по лестнице в сторону, противоположную той, откуда мы несколько минут назад пришли.
Я не знала, что делать дальше, и последовала за ним.
– Секретарь?
Чем дальше я отдалялась от входа, тем тише становилось поместье, жизнь ушла отсюда из-за новой неразберихи. Скоро ли солдаты узнают, что все они теперь пленники?
– Секретарь?
Я заглядывала в одну комнату за другой и осматривала коридоры, пустые и в большинстве темные. Но в конце галереи мое внимание привлек скрежет. Я уже давно заблудилась, оставалось только идти на звук, отдававшийся эхом в пустоте. Он стал громче, и я раздвинула дверь, такую же, как другие. Аурус стоял, прислонившись к стене, и отчаянно, с дрожью и скрежетом втягивал воздух. Выдыхал и опять судорожно хватал воздух, как утопающий. Всплыли неприятные воспоминания. Я сидела на полу в Когахейре и не могла дышать, а Лашак обнимала и успокаивала меня.
Аурус, задыхаясь, соскользнул на пол. Это было совсем не похоже на Ауруса, которого я до сих пор знала, на того, в ком сейчас нуждалась. Но я не могла оставить его страдать в одиночестве и опустилась с ним рядом.
– Дышите, – сказала я, робко обнимая его плечо. – Повторяйте за мной и делайте вдох в конце каждой строки. Мы Клинки и охотимся.
Аурус обратил ко мне раскрасневшееся лицо, и к панике добавилось смятение.
– Слушайте, это все, что я могу сейчас сделать, так что просто повторяйте, это поможет. – После этих слов я сделала глубокий вдох, выдохнула и продолжила: – Чтобы ваши руки были чисты.
– Чтобы… чтобы ваши.
Он сделал глубокий вдох, но не смог продолжить. Я ободряюще кивнула.
– Мы Клинки и убиваем, – продолжила я, опять глубоко вздохнула и выдохнула. – Чтобы ваши души были легки.
– Чтобы ваши души… души были… были легки.
– Мы Клинки и умираем. – Глубокий вдох. – Чтобы вы жили.
– Чтобы вы… вы жили.
– Хорошо! Мы еще сделаем из вас левантийца! – Я похлопала его по плечу. – И давайте начнем сначала.
Я опять произнесла те же слова, и он повторил их за мной. Ритм его дыхания замедлился, и страх, что он передаст свою панику мне, ослаб. Еще раз, и он выговорил почти все фразы, дыхание стало глубже. А к концу четвертого круга к нему вернулось что-то вроде спокойствия, пусть и неустойчивого.
– Лучше? – спросила я.
– Да, намного. Это ваша клятва?
– Да. Мы даем ее при Посвящении, обязуясь служить своему гурту. После этого нас клеймят.
– Клеймят?
– Да, клеймят. И нет, это не варварство. Это значит, что бы со мной ни случилось, боги будут знать, что я принесла жертву ради народа, и она склонит весы Моны в мою пользу, когда я умру.
Он вздохнул, усаживаясь поудобнее, самая сильная паника миновала.
– Как, должно быть, славно во что-то верить. – В его голосе послышались прежние тягучие интонации. – Когда ни во что не веришь и этот мир – все, что у тебя есть, неудачи переносить труднее. Я совсем разбит.
– Мы поищем выход отсюда. Если не найдем, вы можете попросить Девятку о выкупе.
Он вскинул вверх руки и выдохнул, дыхнув запахом вина.
– В Чилтее репутация – это все. Получить и власть, и влияние возможно только за деньги, тут нужны и торг, и вложение капитала, и личные отношения, а для этого важна репутация. Это основа всего, и если она поколеблется, все рухнет. – Аурус взглянул на меня с горькой усмешкой. – Как вы думаете, что останется от моей репутации, когда люди узнают, что меня обманула левантийская