Ткань Ишанкара - Тори Бергер

Хидамари поковыряла ногой песок и пожала плечами. Аиша перекинула косы за спину и отвернулась в другую сторону.

– Ладно, ведьмы, – Хи встала со скамейки. – Поехала я домой. У меня тренировка вечером, через месяц соревнования, дед спуску не дает. Живы будете, может, увидимся еще.

– И я тогда домой, – Аиша оправила юбку, в этот раз не отреагировав на Хидамари. – Все равно уже невесело.

Тайра проводила подруг до спуска в метро и с облегчением осталась одна. После обеда обещал заглянуть Горан, так что раннее расставание с Хи и Аишей ее совершенно не расстроило.

Горан шел по полю, по пояс утопая в высокой траве, высвобождая ноги из цепких зеленых силков. Пахло полынью, тысячелистником и донником, солнце пекло сверху, испаряя влагу с цветов и листьев, ни с чем не сравнимый запах дикой луговой травы дурманил и манил прилечь. Впереди на пригорке были видны сосны.

Тайра обернула подорожником порезанный об узкий лист указательный палец, но все равно срывала попадающиеся по пути разномастные полевые цветочки и вплетала их в венок. Ей очень хотелось примерить его на Горана и посмотреть, насколько забавно он будет в нем выглядеть. Он ведь не станет сопротивляться…

Горан легко взбежал на пригорок, плюхнулся на ковер высохших сосновых иголок у подножия одного из деревьев и поманил Тайру к себе. Она неторопливо поднялась, на ходу завязывая и закрепляя венок, и села рядом, напротив него. Горан сорвал травинку, засунул ее в рот, лег на спину и с довольной улыбкой взглянул на небо в переплетении сосновых ветвей.

– Все равно осенью мне в лесу нравится больше, – мечтательно сказал он. – А тебе?

– Я в лесу была дважды в жизни, и оба раза летом, – призналась Тайра, – когда мы с мамой в санаторий ездили куда-то в Подмосковье. Но я бы хотела узнать, что такое запах мокрой хвои и шишек.

– Почему именно так? – Горан повернул голову в ее сторону.

– Гиварш как-то делился воспоминаниями.

– Да ну? Быть не может, чтобы Гиварш делился с кем-то воспоминаниями, – не поверил Горан. – Он хоть ишанкарский долгожитель, а знаем мы о нем только общие моменты, и мокрых шишек среди этих моментов не было.

– А о сэре ’т Хоофте? Тоже только общие моменты, или это я одна такая?

– Честно? – Горан перестал улыбаться. – О хет Хоофте Ишанкар знает достаточно, даже, я бы сказал, слишком много, больше, чем он хотел бы. У некросов у всех такая судьба. Вы уникальны, поэтому за вами все следят. Сложно признать человека в том, кто обладает нечеловеческими возможностями даже в магии, поэтому о его частной жизни у нас распространяться запрещено.

– Значит, я единственная, кто ничего о нем не знает, – сделала вывод Тайра.

– Совсем-таки ничего?

– Зачем вы так, Горан Иваныч? Вы же понимаете, что для меня это важно. Знаете, он мне Ленина напоминает.

– Кого? – Горан от неожиданности сравнения сел.

– Все говорят про него такие хрестоматийные фразы… Даже сэр Котца. Великий маг… Сильнейший некромант… Не пьет, не курит… Примерный семьянин…

– А дальше? – спросил Горан, когда она замолчала.

– А дальше все. Это все, что я о нем знаю. Нет, он, конечно, рассказывал какие-то эпизоды из своей жизни, из детства, например, и вот это действительно правда. А все остальное – великий маг, сильнейший некромант… Ересь, как он говорит. То есть это, конечно, все так про великого и ужасного, – пояснила Тайра, – но ведь это неважно. Мне это неважно. Мы вместе два года, а что я знаю о нем, не как о маге? Ничего. Я понимаю, что он лучший человек на свете, вместе с вами и мамой…

Горан не удержался и хохотнул.

– Но я ничего о нем не знаю, – печально закончила Тайра.

Горан посмотрел на нее, и ему страшно захотелось погладить ее по волосам, как это иногда делал ’т Хоофт, но он заставил себя отогнать это желание подальше. В конце концов, ей сейчас было нужно не сочувствие, а правда.

– Извини, Кхасси, – он покачал головой. – Я не вправе посвящать тебя в его жизнь. В Ишанкаре это запретная тема. У ’т Хоофта, как и у любого человека, есть личное пространство, в которое он имеет право впускать или не впускать определенных людей.

– Он что, сделал что-то ужасное? – перебила его Тайра. – Или, наоборот, не сделал чего-то важного? Я вижу, в Ишанкаре на него молиться готовы, и ведь есть за что, но я не понимаю…

– Тебе не надо понимать, – в свою очередь перебил ее Горан. – Надо верить. Он твой Наставник и по совместительству – твое будущее.

– Не понимаю вас, – недовольно отозвалась Тайра.

– Вот представь, если когда-нибудь выяснится, что Иисус Христос был просто человеком, никаким там ни богом, просто очень хорошим, умным, добрым, но человеком. Разве ценность его учения изменится? – он испытующе взглянул на Тайру. – Не думаю. Так и с ’т Хоофтом. У каждого из нас свои темные тайны, правда, сказать честно, за ’т Хоофтом мне ничего темного не известно, но это только его дело, в какой степени открывать тебе свое прошлое. Со мной вот он вообще не откровенничает.

– Я и не надеялась, что вы расскажете, – вздохнула Тайра. – Я просто хотела понять, почему все так, а выходит, что это и есть ключ. Отвечу на этот вопрос – отпадут остальные.

– Если я скажу, что тут ты права, мы перестанем об этом? – предложил сделку Горан.

– Уже перестали.

Тайра прислонилась плечом к сосне и наблюдала, как по стволу вереницей ползут муравьи. Горан дожевал травинку и сорвал себе другую.

– Горан Иваныч, а расскажите мне про Зулейху, – вдруг попросила Тайра.

– А тебе разве еще никто не рассказывал?

– Рассказывали. Нурали-ходжи так вообще легенду задвинул, – Тайра улыбнулась. – И даже допуск к некоторым книгам разрешил, только это все как-то с одной стороны. Словно ее не любили все, но боялись, поэтому вместо того, чтобы правду рассказать, создали какие-то эпические сказки.

– Не будешь тут бояться, как же, – усмехнулся Горан. – Она ведь обещала вернуться! Даже наших добрая половина, пожалуй, думает, что ты – это она. Не одному Гюнтеру неуютно.

– Так и что вы знаете?

– Немного, если честно. Зулейха меня мало волновала, только в качестве истории, а сейчас мне и подавно не до нее. Ну, что тебе еще Нурали мог не поведать, – Горан задумался. – Я читал, что девочкой ее продали во дворец Сулеймана I Великолепного, а он потом своей родной сестре, принцессе Хатидже, ее подарил в качестве служанки. Уж очень Зулейха была красива, даже в детстве. За это ей многое прощали, как я думаю. Все ее выходки безумные… Между женщинами ведь с начала времен так: кто красивее – тот и в шоколаде, – он ухмыльнулся и на некоторое время замолчал. – Наши ее давно засекли, но все не решались взять на обучение. Сэл был против.

Тайра в удивлении подняла бровь.

– Да, я тоже, когда узнал, сильно удивился. Сэл, кстати, долго был против, до тех пор, пока Зулейхе пятнадцать не стукнуло. Тут просто выхода не осталось: или ее в шестнадцать лет замуж бы выдали, или мы забрали бы ее в Ишанкар. Так что он скрепя сердце согласился, но так никогда с ней общий язык и не нашел. Я слышал такое мнение, что он ее не любил, но думаю, это не так. Раз Сэл дал свое согласие, значит, принял ее в семью, а он своих до последнего защищает, какие бы глупости они ни делали.

Горан выплюнул вторую дожеванную травинку и лег на бок, подперев голову рукой.

– Я не уверен в том, что Зулейха изначально была ненормальной, просто характер у нее был взрывной. Вообще, замечено, что все некромантессы подвержены гневу и раздражительности, наши считают, это потому, что у женщин психика тоньше, и общение с миром мертвых вам дается тяжелее.

– Да оно и сэру хет Хоофту легко не дается, – заметила Тайра.

– Никто не спорит с тем, что это ненормально, – согласился Горан. – Так вот, у Зулейхи все это было слишком. Она никогда не пыталась себя сдерживать, хотелось колдовать – колдовала, хотела