Ткань Ишанкара - Тори Бергер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты хоть сам понимаешь, что магу в поединке с воином остаться в живых практически нереально?
– Понимаю, и что? – зло спросил Гюнтер. – И что?
– Зачем мы согласились на эту Хартию, вот что! – не стала сдерживаться Тайра. – Какого черта мы загнали своих некросов в угол с самого начала? Какие у нас… Нет, какие у меня против Лиги шансы?
Гюнтер удивленно посмотрел на нее, словно не ожидал, что и она может повышать голос, выждал секунд пять и спокойно сказал:
– Зачем мы это подписали? Затем, что честь важнее жизни.
Тайра недовольно выдохнула сквозь сомкнутые губы. Она знала это с самого раннего детства, еще когда читала сказки, а потом и оставшиеся от отца книги с легендами, и о том же самом говорил ей сэр ’т Хоофт. Она и не ждала другого ответа, но для Ишанкара, который обладал всего одним Некромантом, такое к ним отношение было весьма странным.
– Получается, Лига контролирует некросов, так? Чтобы мы Хартию не нарушали? Тогда никто нас не тронет, да?
– Да, но ты на это не рассчитывай, – предостерег ее Гюнтер. – Тебя мочить будут и без всякой Хартии, только за то, что ты есть. Ради интереса будут прощупывать, на что ты способна, чтобы точнее определиться, как тебе башку снести, когда время придет. Скажи спасибо Зулейхе. Верить в то, что ты в своем уме, да и вообще, милая и добрая, никто не станет. С кровью будешь свое честное имя отстаивать и со слезами. А если с красными глазами лигийцам попадешься – в Хартии на этот счет отдельный раздел есть – даже если ты ничего непоправимого натворить не успеешь, все равно, считай, тебе конец. Вся Лига поднимется, и Монсальват, и боевой Дрезден. Все за твоей головой придут. Так что на тебе, Кхасса, большая ответственность. Ты должна восстановить понятие о нашей чести. Доказать, что наши некромантессы – нормальные девчонки, а Зулейха – печальное отступление от правил.
– И как же, позволь спросить, я смогу это сделать?
– Сдохнуть с честью. Драться по правилам и сдохнуть с честью, – просто сказал Гюнтер. – Потому что я сомневаюсь, что сейчас ты протянешь сколько-нибудь долго против самого завалящего лигийца, – он нахмурился. – Но мы постараемся это исправить, да? Ты у меня драться будешь, как Рания.
– Ну, это вряд ли, – криво усмехнулась Тайра.
– Сказал – значит, будешь! Пара лет у нас еще есть, пока тебя никто нигде не засветил, так что вкалывай, нечисть!
И Гюнтер по-дружески похлопал ее по плечу, от чего Тайра чуть не свалилась со скамейки на траву…
Горан как профессиональный официант лавировал между плетеными столиками летнего кафе, держа на руке поднос с мороженым и «Пепси». Он ловко поставил на столик две вазочки с пломбирными шариками, политыми карамелью и посыпанными орехами, ногой отодвинул легкое кресло, сел и снял с подноса все остальное: две бутылочки и два сияющих стакана.
– Когда я был маленький, – сказал Горан, отвинчивая крышку и разливая «Пепси» по стаканам, – мы с мамой летом всегда сюда ходили. Маме нравился вездесущий плющ, а мне мороженое, так что с выбором места мы были единогласны. Тут, конечно, все поменялось… Раньше столы и стулья были обычные, железные, как в любой советской столовой, а теперь, смотри, все из ротанга.
– Только сервис советский остался, – усмехнулась Тайра.
– Да уж, – согласился Горан. – Официанты тут не завелись, зато какая ностальгия… Мороженое вот, к счастью, тоже не изменилось.
– Часто тут бываете?
– Достаточно. Особенно летом.
– Мне Гюнтер мороженое есть запретил, – сообщила Тайра как бы между делом.
– Гюнтер – не ’т Хоофт, к черту Гюнтера, – Горан махнул ложечкой, указывая Гюнтеру направление движения.
Тайра засмеялась. Какое-то время они молча ели мороженое, Горан щурился от солнца и удовольствия, Тайра наблюдала за отголосками его детского счастья и улыбалась. Горан указал ей на соседний столик, за которым расположилась семья с двумя детьми – девочкой лет десяти и мальчиком годиков около трех. Пока отец отвлекал малыша, мама разворачивала и выкладывала в вазочку вместо мороженого мягкий творожок.
– И заметь, – шепотом сказал Горан, – это не обман, а дипломатия. Все участвующие стороны довольны и счастливы, хотя все знают, что такие же правила могут быть применены против них самих.
– Горан Иваныч, а почему у вас детей нет?
Горан вздохнул.
– Дурак потому что, – ответил он. – Сначала времени не было, потом желания, потом возможности. Потом маму для своего сына никак подобрать не мог… А потом ни одна потенциальная мама не хотела со мной иметь ничего общего, тем более ребенка. Так вот как-то оно все и не сложилось.
– А почему вы уверены, что это сын будет?
– У нас в роду у всех первый мальчик, – с улыбкой сообщил Горан. – Я уверен, если у меня ребенок и будет, будет мальчик.
– А вы бы хотели?
Горан задумался, но Тайре показалось, что он просто подбирает слова.
– Больше всего на свете, – признался, наконец, он. – А с тех пор, как Сэл меня на ректорство подписал, это стало мечтой.
Тайра пару секунд смотрела на него, а потом опустила глаза. Сэл подписал его на ректорство из-за нее, выходит, из-за нее Горан обречен на одиночество.
– Кхасси, – позвал он. – Не забивай голову ерундой, ладно? Сэр Котца говорит, что брать на себя грех, которого не совершал – еще больший грех. Если я до стольких лет дожил и все один, значит, так суждено, но я на себе крест не ставлю.
– А как же Закон? Он ведь запрещает Ректору иметь семью. У вас полтора года осталось.
– У меня вся жизнь впереди, – Горан невесело усмехнулся. – А законы для того и существуют, чтобы их нарушать. Ну, может, не нарушать… Но лазейку всегда можно найти. И я, уверяю тебя, найду, – и он подмигнул.
Тайре стало грустно. Она слабо верила в то, что Горан за полтора года сумеет наладить свою жизнь так, чтобы все было по-настоящему, с кучей детишек, вечной любовью и двуспальным гробом в конце, но даже если случится чудо, и ему повезет, навряд ли она сама будет иметь к этому какое-то отношение.
– А вот это нехорошо, – настороженно произнес Горан и вцепился взглядом во что-то за ее плечом.
Он достал мобильник, приложил его к уху и расслабился. Тайра была уверена, что никакого звонка ему не было, и хотела обернуться и посмотреть, что привлекло его внимание, но он быстро ее остановил.
– Не оборачивайся, – отрывисто сказал Горан в трубку. – И не колдуй. Ко мне гости.
– Какие гости? – шепотом спросила Тайра.
Горан продолжал смотреть вдаль.
– Как обычно, татары, я бы сказал… Вот что, Кхасси. Делай, что я скажу, и без самодеятельности. Сейчас аккуратно встань, чтобы стул остался на месте, и иди ко мне. Они тебя не видят, я тебя прикрыл.
– Иллюзией? Я ничего не чувствую.
– Нет, не иллюзией. Я тебя спрячу в тенях. Ничего не бойся, не двигайся и закройся напрочь. Тебя не должны засечь ни там, ни здесь. И не отпускай меня, поняла? Будет не очень приятно, но это не страшно. Потом я тебя верну. Только держись за меня. Давай.
Тайра, выгнувшись кошкой, вылезла из-за столика и осторожно, чтобы не потревожить плющ на ажурной решетке, встала позади Горана и положила руку ему на левое плечо.
– Хорошо, – сказал Горан и спрятал мобильник в карман.
На мгновение звуки исчезли, потом медленно, сужаясь до одной вертикальной полоски, исчез свет, и Тайру объяла темнота.
Тьма была живая. Она дышала и колыхалась, сквозь нее текли какие-то потоки энергии, а на самом горизонте, если в межреальности можно было говорить о горизонте, двигались какие-то сущности, и Тайра была уверена, что большинство из них привычному ей миру не принадлежали. Она вспомнила лицо Гиварша, который понимал, что ему не выбраться из теней до конца своей вечной жизни, и ей стало страшно. Она понятия не имела, что надо делать, оказавшись в тенях, и уцепилась за Гораново
