Ткань Ишанкара - Тори Бергер

Тайра соединила пальцы в бутон, и лепестки затрепетали, медленно поднялись вверх и свернулись, скрутившись спиралью вокруг невидимого глазу пестика. Теперь надо было сложить пальцы в кулак, но это означало бы повредить бутон…

– Не бойся, – услышала она голос Наставника. – Это волшебный цветок, его нельзя сломать. Он трансформируется так, как ты захочешь.

Тайра сосредоточилась, представила себе маленькое, похожее на маковое зернышко, семечко, сложила кулак и безымянным пальцем словно втолкнула серебряное зернышко себе под кожу, открыла глаза и взглянула на свою ладонь. Рука была на месте, и все пять пальцев просматривались четко и ясно.

– Еще раз, – приказал ’т Хоофт. – Выпусти и спрячь обратно.

Тайра выдохнула и отпустила тьму. За спиной словно распахнулись крылья, и в тот же момент вечернее море, мелкие исландские звезды и сэр ’т Хоофт потонули в непроглядной черноте. Тайра представила узор шанкари на кителе Наставника и сложила пальцы в кулак, формируя едва заметное семечко своего страшно-волшебного цветка, и крылья за спиной сложились, уменьшились и втянулись под лопатки, словно их никогда и не было.

– Хорошо, – сказал хет Хоофт. – Еще раз.

Тайра повторила снова, и еще несколько раз, и когда сэр ’т Хоофт наконец-то позволил ей колдовать без рук, отпускать и прятать тьму стало необычайно легко, словно она делала это всю жизнь, словно родилась с этим умением. Это было похоже на вдох и выдох, на прилив и отлив волны от берега с черным песком: тьма наполняла все ее существо, подменяла собой тело, расползалась в стороны и тут же уходила обратно, оставляя после себя темное небо с мириадами звезд и неколебимую фигуру Наставника, который, как и обещал, находился рядом, на расстоянии вытянутой руки.

– Получается! – все еще до конца не веря, сообщила Тайра. – У меня получается!

– Еще как получается, – с удивлением и уважением одновременно подтвердил Йен. – Дрезден бы от зависти умер. Или некромантессы и правда на совершенно ином уровне существуют, или я просто с ума сойти какой прекрасный Наставник.

Тайра засмеялась и последний раз открыла и закрыла свой причудливый цветок.

– А все-таки красиво тебе было в этом платье из изначальной тьмы, – неожиданно с сожалением произнес Йен, – только серебра не хватало. Надо будет подсказать фасон господину Хранителю, когда он будет тебе парадное платье шить. Он ведь не только дела шить умеет.

Тайра улыбнулась на один бок, но комментировать не стала, прикусила язык.

– На этом, полагаю, внеплановый урок можно считать оконченным, – сказал ’т Хоофт, и Тайра услышала в его голосе усталость и облегчение от того, что все наконец-то завершилось, и завершилось не самым плохим образом. – Это только начало, как ты понимаешь, так что в пятницу в то же время жду тебя на занятие.

– И куда мне приходить, сэр?

– В Ишанкар.

– Мне дали допуск? – не поверила Тайра.

– Нет. Мне подсказали новую лазейку в обход бдительности нашего Трейсера, так что я дам тебе допуск сам.

– Господин Хеллквист подсказал?

– Да, – ’т Хоофт почему-то посмотрел на звездное небо. – Вот кто настоящий волшебник, а мы с тобой так, обычные маги, каких много.

– Вы ведь видели его душу? – осторожно спросила Тайра, словно даже упоминание об этом было запрещено какими-то неизвестными ей еще законами.

– Я все слова забыл и правила приличия тоже. Он невероятен.

– Он не человек?

– Человек, почему же нет, – пожал плечами маг. – Просто он близок к тому, что сэр Котца называет святостью. Это когда человек живет не для себя, и не потому, что его об этом попросили или вынудили так жить, а потому что это его личный нравственный выбор. В душе Дагера Хеллквиста нет ни капли тьмы. Он близок к Богу. Он никогда не попадет на Нижние Галереи, ему нечего там делать, он должен уйти сразу в свет. По крайней мере, я буду об этом молиться.

Он некоторое время созерцал море и тонущие в нем на горизонте звезды, и Тайра подумала, что он просит Бога принять душу Дагера Хеллквиста уже сейчас. Тайра молча стояла рядом, прикидывая, доберется ли волна до ее ботинка или нет, но перед глазами стояло неземное сияние души внезапно обнаружившегося тайного союзника.

Наконец Йен выплыл из размышлений и приобнял ученицу за плечо.

– Пойдем, провожу тебя до дома. Нам обоим надо как следует выспаться. Сегодня был невероятно ужасный день.

Они еще немного прогулялись вдоль по пляжу, и Йен открыл портал.

Когда они ушли, Дагеру, пока волны не смыли их в холодный безжалостный океан, еще несколько секунд были видны серебряные цветы шанкари, прорастающие сквозь черный песок там, куда ступала Некромантесса Ишанкара.

Зулейха

Год 40-й ректорства сэра Котцы, лето

…Она была очень красивая… Очень… Волосы черные, как вороново крыло, отливающие синевой, свитые в две косы до пояса. И глаза темные, как эрзурумский кофе. Говорят, когда она смотрела на кого-нибудь, дух захватывало, и душа сама выходила вон. Так говорят… Ни одна наша женщина ни до, ни после нее не могла сравниться с ней по красоте. Мужчины были готовы положить мир ей под ноги, и носили бы ее на руках, если бы не трепет, который испытывали. Мало ли, в каком она расположении духа… А вдруг дотронешься до нее и умрешь? Но находились и такие, кто был готов умереть, только бы хоть раз коснуться ее бархатной кожи и утонуть в ее глазах. Сколько их было? Книги говорят, много. Она их не жалела, знала, что она одна, а их не счесть. Волшебная была женщина, знала себе цену… Сама Хатидже-султан перед ней преклонялась. Говорят, они были подругами, но я не верю, нет… Она только принимала дружбу принцессы, она ведь была и сильнее, и красивее, а Хатидже-султан была мудрой женщиной и виду не показывала, что ее это обижает, но ее это очень обижало. Какая-то простолюдинка, служанка – и вот, как оно все вышло… А они ведь выросли вместе. А потом Ишанкар выкупил Зулейху, и денег больших давать не пришлось, но мы опоздали. Зулейха уже всю прислугу в страхе держала, никаких работ не выполняла, и ни один дворцовый воин или евнух слова ей сказать поперек не могли, потому что жить хотели. А Зулейха долго не церемонилась – если что не так, против ее воли, один взгляд – и Мункар и Накир тебя допрашивают с пристрастием. Так что жилось ей хорошо. Хатидже-султан это все замечала, пыталась ее удержать, и та, надо признать, слушалась. Может, потому что Хатидже-султан ее прикрывала, может, просто потому что перечить самой принцессе – это уж слишком… А Хатидже-султан ее защищала, это правда, понимала, что Зулейха не простая ведьма какая-нибудь, поэтому и продала ее сразу же, как Ишанкар предложил ее купить. Только потребовала, чтобы ей объяснили, что происходит. Наши думали-думали, и объяснили. В общих чертах, конечно. Хатидже-султан сначала боялась, но потом привыкла, к тому же, когда Зулейха из дворца исчезла, жить всем стало спокойней. А Зулейха наконец-то поняла, что кроме Хатидже-султан никому она была не нужна, и скучала очень. Так что мы им переписываться разрешали, да и видеться им позволяли иногда…

Учиться она не любила, но схватывала все быстро и все время требовала у Наставника, чтобы он ей дальше что посложнее показывал. Он показывал, начал, наверное, уже о покое подумывать, а потом мы как-то вдруг поняли, что Зулейхе Ишанкар вообще не нужен, что она возьмет все, что ей надо, и уйдет. Говорят, ей нужна была власть… Да она и не скрывала. Как только поняла, что никто в мире из людей или магов с ней по силе сравниться не сможет, так и вообще перестала Закон уважать. Своих не убивала, нет… А вот всем остальным доставалось… Брала все, что хотела, а кто смел перечить… Исход был один. Могла разгневаться из-за пустяка, из-за украшения, дешевки какой-нибудь, и вынести весь квартал. Люди