Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

и сверхоткровенен, то тут к нему такой бонус-довесок, еще и продлевающий жизнеописание уже после создания своего метафилофского бестселлера.

И еще это история – очень из 90-х и последующих годов. Описывая, как мать его не любила, зато обожала сестру, которая ему всячески вредила, Галковский вольно или невольно живописует эти годы. Как мать «поднялась» в кооперативе по пошиву шуб – устроила сестру на журфак МГУ, снабжала брильянтами, затеяла строительство усадьбы под Москвой. Затем суд в кооперативе, не вписалась в «новые экономические условия», все потеряла. Галковский же и не успел приобрести – работа на заводе (в одном цехе, заметим от себя, с Л. Якубовичем), вечернее отделение философского, без работы до 30 с чем-то лет. Сестра же, после неудачного романа с А. Кашпировским, дошла до буйных отделений.

«Больше всего мне хочется, чтобы мама жила со мной, мы с ней сидели за столом, пили чай и, посмеиваясь, вспоминали смешные истории из детства. Ведь я уже старый человек. Мама жива и на удивление в ясном уме и твердой памяти. Сестра запрещает ей встречаться со мной, но ей особо и не хочется. Иначе бы встретилась. Бедная мама. Что ты наделала. Господь застил тебе глаза».

Неизвестно, конечно, кому из них троих застил, может быть, всем сразу. Такое же так часто бывает. Что у всех своя правда – и своя ложь. Говоришь, яснейше, кажется, говоришь, все доказываешь, куда логичнее – а человек в ответ свое. Те обиды, ссоры-споры, зависть и любовь давних, седых уже лет, что – не переломишь. И с этим только жить. И хоронить/умирать. Ибо все равно не убедишь и не разрешишь.

Преодоление метафоры

Шамиль Идиатуллин. Бывшая Ленина. М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2019. 441 с

Город Чупов зарастает свалкой, задыхается от нее и даже постепенно начинает умирать от ее токсических «хвостов». Сделать что-либо сложно, да власти и не особо стремятся – местом для отходов Чупов определил соседний большой город. Один в поле не воин, но именно одиночки встают протестовать и что-то сделать. А тут еще в фоновом, но не менее важном режиме – развод героев, измены, новые любови, в общем, стандартный набор кризиса среднего возраста.

Шамиль Идиатуллин всегда, что греха таить, тяготел к социальности, но в «Бывшей Ленина» (тут игра слов – и переименованная улица, и героиня Ленина с бывшим мужем и привычной жизнью) все совсем с пылу с жару – 2019 год, проблема свалки, как у Достоевского, с газетных страниц, протесты молодежи, как давеча в Гонконге, инициированные, как сказали бы Негри с Хардтом, «множествами» с помощью мессенджеров, ибо сообщество и блоги «палят». Уже не говоря о сленге, на котором только и говорят студенты и чинуши, так его, если честно, вообще too much, будто переругань жильцов и коммунальщиков где-нибудь в Бирюлевске долго слушать пришлось. «Петровы в гриппе» А. Сальникова и «Немцы» А. Терехова кажутся прямо ретро!

Но весь этот опыт злободневности тут на вторых ролях у двух главных тем Идиатуллина – семьи и страны. Или даже одной – чтобы в семье все было правильно, защищенно, уважительно и крепко, а в стране вокруг так же, и они работали друг на друга. Так было в его «Татарском ударе», «СССР™» и «Городе Брежневе». Внимательный писатель и журналист с явным политологическим интересом, Ш. Идиатуллин въедлив в обоих вопросах. Он как никто (хорошо, как Сальников и буквально пара других еще) может влезть в обычную семью, привычную квартиру, чутким носом учуять все: «Сквозь ванильную отдушку, которая с прошлого года стала отличительным признаком, наверное, всех квартир Чупова, продавливался исконный запах чистенькой бабушки: пироги, герань, корвалол и немножко пыли». И поставить диагноз – что не так, вот, кто-то из супругов не заботится, или, наоборот, слишком уж контролирует, не идут на встречу, не удаляют выступы, заусенцы и лишнее. Идиатуллина, если, не дай Бог, уволится из «Коммерсанта» и перестанет писать книги, и семейным психологом охотно возьмут: что все, что детям говорят родители, те от них услышат еще до 10 лет, а потом одни повторы, что родители готовят детей жить во вчера, а тем всегда приходится жить в завтра.

И это, конечно, не только о семье, но и о стране. В которой случилась «Новая жизнь» – сначала так колхоз назывался, а сейчас свалка на его месте. Да, Идиатуллина при большом либеральном желании можно и обвинить в ностальгических к Союзу симпатиях, даже вот в актуальной – вчера девочка Грета Тунберг с трибуны ООН об этом кричала – экологической тематике: «Бутылки тогда все, для пива, водки и лимонада, были стеклянными, их обратно принимали, за неплохие деньги, между прочим, а жестяных банок почти не было. И фасовки каждого отдельного товара не было, конечно. Одно дело – кило конфет в кульке из оберточной бумаги, чистая целлюлоза, разлагается за полгода, другое – то же кило в десятке целлофановых пакетов, которые разлагаются семьсот лет, и каждый продукт разложения – яд». Но ностальгия, как и татарский национализм в «Татарском ударе», у Идиатуллина – правильный. Да, такое бывает!

Ведь все это про свалку, к роли которой свели город (а народ вообще не нужен – пусть сам переезжает, меньше нужно будет в итоге переселять), – конечно, одна метафора. Которая очень требует решения и личного участия.

«– У нас родину сперли, чего про воздух говорить, – пробормотал Иван, выкладывая купюры на стол.

– Кто у тебя опять родину спер? – недовольно уточнил Тимофей. – А, в смысле, малую.

– Родина малой не бывает, – назидательно сообщил Иван. – Ты ж патриот, должен знать».

И тут очень и очень легко было бы обернуть роман во славу той молодежи, что собирает такую же неравнодушную молодежь и других жителей на борьбу со свалкой, пропеть модные дифирамбы во славу несистемной оппозиции. Или – как и ждут от вспоминающих СССР с горькой улыбкой – наоборот, осудить эти прогулки по бульварам с непременным расшаром селфи.

Но умен, умен Шамиль Идиатуллин и – предлагает ту альтернативу, которой у нас очень давно и не пахнет, что-то отличное от той «либеральной» и «патриотической» риторики, от которых тошнит, как жителей Чупова от их свалки.

Рецепт старый – «нужные книги ты в детстве читал». «Дальше тоже банальности: она умрет, если будет ничьей, пора вернуть эту землю себе, если не мы, то кто, лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой, и так далее». И это принято планом к действию – мелким решительным чиновником, решившим что-то изменить в системе, и его бывшей женой с талантами настоящего политтехнолога.

Бывших, как известно, не бывает.