Переплет - Бриджет Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Выйди.
Бетти вздрагивает, будто я ее ударил.
– Она… я… она…
– Скажи мальчишке, чтобы сбегал за доктором. Сейчас же.
Я ищу что-нибудь, чем можно перерезать веревку – нож для писем или перочинный нож. Но в кабинете убрано. Стол из черного дерева пуст и блестит, как черное зеркало.
Меня захлестывает паника. Мысли путаются. Я теряю время. Если Нелл еще жива…
Шатаясь, подхожу к шкафу. В стекле за ее телом, павлиньими перьями и позолоченным бивнем возникает мое отражение. Глядя себе в глаза, я бью кулаком по стеклу.
Оно разбивается. Узкие и треугольные осколки падают внутрь шкафа и поблескивают среди диковинок. Вынимаю длинный осколок из рамы. Тот выдергивается с рывком, и руку пронзает боль. Поднимаю опрокинутый стул и взбираюсь на него. В лицо Нелл не смотрю. Принимаюсь резать веревку осколком стекла – хотя нет, это не веревка, а кусок ткани, кажется, пояс. Наконец мне удается перерезать ткань. Нелл заваливается на меня; я пытаюсь удержать ее, но она слишком тяжелая. Шатаюсь и едва не падаю со стула. Стул наклоняется, но мне вовремя удается поставить на пол одну ногу. Колени подкашиваются; я неуклюже падаю. Нелл падает рядом, как мешок с тряпьем, поникший и бесформенный.
Встаю на колени. Взгляд случайно падает на ее лицо, и я зажмуриваюсь. Нужно проверить пульс, но меня пробирает ледяная дрожь; боюсь, как бы меня не стошнило прямо на нее. Открыв глаза, фокусирую взгляд на обоях напротив, наклоняюсь вперед и прижимаю пальцы к складке, где пояс глубоко врезался в шею. Ее кожа холодная и рыхлая. Пульса нет.
– Прошу, Нелл, – произносит кто-то дружелюбным, спокойным голосом. – Прошу. Не делай этого. Прошу.
Она не шевелится. Я дергаю за узел; тот не поддается. Трясущимися пальцами начинаю развязывать его; если у меня получится развязать узел, говорю я себе, все будет хорошо. Все это время я не перестаю говорить с ней.
– Не надо, Нелл, прошу. Не делай этого, умоляю. – Узел развязывается. Я вытягиваю пояс из-под ее подбородка. Ее голова заваливается набок. Ее глаза…
Я пытаюсь встать, но все плывет перед глазами. Опускаюсь на пол на четвереньки и пытаюсь сдержать подступающую тошноту.
– Вставай, сынок.
У меня резко схватывает горло, будто я подавился смехом.
– Вставай. – Отец хватает меня за рукав и поднимает на ноги. Кое-как дошагав до ближайшего стула, я опираюсь о его спинку. – Когда это случилось?
– Она принесла мне чай. Наверное, час назад.
Он смотрит на нее сверху вниз.
– Она обмочилась.
– Кажется, она мертва. – Это слово звучит как-то странно, будто я никогда раньше не произносил его.
– Разумеется, мертва, ты только посмотри на ее глаза. Глупая сучка. Ну да ладно, по крайней мере, Сэндаун не станет задавать лишних вопросов. – Он замолкает и тянется к колокольчику. – Она повесилась, верно? А откуда столько крови? – Он смотрит на меня и меняется в лице. – Проклятье, мальчишка, что ты наделал?
Я смотрю на свои руки. Кровь стекает по запястью, пропитывая рукав халата. Пятна крови повсюду. Нелл выглядит так, будто ей перерезали глотку. На моей ладони зияет порез. Но он почему-то совсем не болит.
– Все в порядке. Просто царапина.
– Попросим Сэндауна тебя осмотреть. Пусть знает, что ты пытался ее спасти. – Он снова помогает мне подняться, но я шатаюсь, заваливаюсь вбок, и мне приходится опереться о стену. – А, Бетти… – Бетти плачет и дрожит, но отец лишь щелкает пальцами, глядя на Нелл, будто перед ним не тело, а пролитый чай, который нужно убрать. – Позови кучера и вели унести ее. А потом пошли мальчишку из конюшни за доктором Сэндауном.
– Да, сэр.
– И принеси мистеру Люциану бинт.
Моя рана наливается кровью. Отец прав. Если кто-то спросит, почему Нелл решила сделать… такое, мой порез ему только на руку… Он сможет показать на мой шрам и сказать: смотрите, как сильно мы ее любили.
Я поворачиваю ладонь, и кровь капает на стол. Кап, кап, кап, раздается в тишине. Часы остановились, не то тикали бы в такт. Я смотрю на растекающуюся лужицу крови. Вытирать пятно с темного дерева придется уже другой служанке, не Нелл с ее обкусанными ногтями и обветренными сухими костяшками.
– Ты снова взялся за свое?
Отец замирает и медленно поворачивается ко мне.
– Что ты сказал?
Я не в силах повторить свой вопрос. Впрочем, в том нет необходимости. Ответ написан на его лице.
– Не смей, – произносит он тихо, почти шепотом. – Никогда не смей так больше говорить со мной.
Я поднимаю подбородок. Он больше не сможет надо мной смеяться. Теперь, если я обо всем расскажу, кто-нибудь да поверит мне. Теперь мои слова будут иметь значение.
Он пересекает кабинет и встает передо мной.
– Считаешь себя самым умным, да, мальчик? Да ты никак рад, что она покончила с собой. Думаешь, теперь к тебе прислушаются?
Я качаю головой.
– А ты не задумывался о том, что хранить мои тайны в твоих интересах? Если мне конец, конец моему предприятию и моей репутации… твоя жизнь тоже пострадает. Думаешь, Ормонды примут тебя с распростертыми объятиями? Ты станешь изгоем.
– Я готов рискнуть.
– Ах, Люциан. Тебе кажется, что ты совсем не похож на меня. Что ты у нас хороший. Это я – старый нечестивец, а ты юн и чист душой и телом. – Он вздыхает. – Ты многого не помнишь, верно?
Мое сердце вздрагивает, словно ударившись о стену. Я сжимаю кулак, и кровь сочится между пальцев.
– О чем ты?
– Твоя книга, Люциан. Твой переплет. – Он наклоняется ближе. – Взгляни на Нелл. Думаешь, я ее убил? А ты конечно же на такое не способен?
Весь мир застывает. Послушно, как дурак, я смотрю на Нелл. Ее глаза полуоткрыты, белки потемнели и покрылись пятнами. Это уже не она. Не человек. У нее вывалился язык. На лиловых щеках – моя запекшаяся кровь. Желудок крутит, и я заставляю себя отвернуться, сглатывая желчь. Рисунок на обоях расплывается; я вижу перед собой лишь розовокрасное месиво.
– Моя книга, – слышу я свой голос, – что это значит?
Дверь открывается.
– Спасибо, Бетти. Оставь все здесь и ступай. – Отец ждет, пока она выйдет, а затем окунает квадратный лоскут полотна в таз с водой и выжимает. – Покажи свою рану.
Рука пульсирует от кончиков пальцев до локтя.
– Нет, – отвечаю я, сжав кулак и держась за боль, как если бы та была осязаемым предметом, стиснутым в моей ладони.
– Не глупи, – вздыхает отец.
Снова открывается дверь; входят кучер и конюх, неуверенно ступая в грязных сапогах.
