Лишняя. С изъяном - Нинель Мягкова

них практически ничего не осталось: очевидно, при взрыве вырвало из тела приличный кусок. Меня снова пробрала дрожь при мысли, что милого благородного Броди могло в тот момент просто не стать. Хоть местные целители те еще коновалы, сейчас я их истово благодарила за то, что дали мне шанс узнать этого человека.

После всех предательств и интриг мой жених оказался натуральным сокровищем. Если когда-нибудь еще встречу приемного отца, поклонюсь ему в ноги. Золотой мужик, пусть у него все будет шоколадно.

Я отыскивала в месиве его груди обрывки нервных волокон, подтаскивала их один к другому, соединяла, проверяла и снова подтаскивала. Иголки забывала выдергивать, просто автоматически втыкала следующую рядом. Бедро напоминало подушечку для булавок вдохновленного кутюрье. Каким образом вообще функционировали его внутренние органы и близлежащие мышцы, было выше моего понимания.

Магия, не иначе.

Наконец, я расправила последнюю хрупкую ниточку и напоследок оценивающе просканировала проделанную работу. Вроде похоже на учебник. Из старой, уже полузабытой жизни. Обезболивающее потихоньку выветривалось из организма, я лениво собирала иголки из ноги, положив голову на исцеленную грудь Бродерика.

Надеюсь, получилось.

* * *

Первое, что я ощутила, очнувшись, – глухой равномерный ритм под щекой. Крепкие, совершенно не аристократично мозолистые пальцы перебирали мои волосы в завораживающей ласке.

Ласковый ветерок причудливо пробежал по моей руке снизу вверх, вздыбливая мелкие волоски на коже. Задребезжала на столе чашка и сразу замерла. Броди уставился на чашку, потом перевел остолбеневший взгляд на меня.

– Уже три года я не мог шевельнуть даже волоса, а сейчас приказал чашке опрокинуться, и она дрогнула! Я чувствую, как резерв заполняется…

Он осекся, на глаза навернулись слезы, которые Броди мужественно попытался сморгнуть. Бедняга не мог поверить, и я его понимала: три года считать себя выгоревшей пустышкой – ему проще было сейчас списать все на фантомный резерв, чем признать, что лечили его болваны и неучи, а магия в самом деле вернулась. Пусть разобьет несколько чашек, успокоится.

– Прежнего резерва не обещаю. Вообще не обещаю, что ты сможешь делать что-то более впечатляющее, чем ронять посуду. Но главное не размер!

Я, не удержавшись, чмокнула предоставленную для обозрения грудь куда-то в район ключицы. Вот залечу шрамы, откормлю – вообще красавчик будет.

Хитрым приемом, извернувшись, Бродерик подмял меня под себя. Я только и успела, что иголку первую попавшуюся из футляра прихватить.

Силен, зараза. Быстро с обезболивающим справился.

– И что теперь? – почему-то шепотом спросила я.

Острие иглы, угрожающе поблескивая, покачивалось у наших сближающихся лиц. Броди скосил глаза на опасность.

– Красный цвет что означает в твоей коллекции? – уточнил он.

М-да, не самая удачная иголка попалась.

– Надрез, – созналась я.

Эдакий тонкий скальпель получался, практически лазер. Если долго держать в одном месте – буравил крохотный тоннель, если провести по коже – разрезал плоть на несколько сантиметров в глубину.

Жених сглотнул, но меня не выпустил.

– Имей в виду: предупреждаю как честный лорд, но только один раз. Раньше, когда я не знал, кто ты такая на самом деле, и думал, что дочь барона Суона, я собирался ждать пять лет и тихо расторгнуть помолвку…

– А сейчас? – Голос мой охрип и звучал совершенно неприлично.

Да вообще в нашей позе не было ничего приличного, даже для моего родного мира – полное непотребство. Он, в распахнутой рубашке, и я, в тонком нижнем платье, задравшемся по самое некуда. Жесткая ткань его брюк впечатывалась в нежную кожу моих бедер, а дыхание с запахом сандала и мяты щекотало губы.

– А теперь я буду тебя добиваться всеми возможными способами. Не в моих правилах упускать настолько бесценную женщину, которая сама приплыла в руки.

На секунду я прикинула: а не порезать ли и вправду наглецу физиономию? Бродерик правильно оценил выражение моего лица и сообразил, что ляпнул что-то не то.

– Не потому, что ты с редким даром, или наследница, или еще что-то. Я собирался за тобой ухаживать, пока длилась бы эта фиктивная помолвка.

Что-то я запуталась.

– За тобой, которая в маске, – пояснил он, видя мое недоумение. – Не такой уж я и завидный жених, чтобы рассчитывать всерьез на помолвку с аристократкой. А упустить восхитительную девушку, которая, не моргнув глазом, обследует трупы и лучше любого полицейского расследует преступления, – это же я идиотом буду.

«Ты идиот и есть», – подумала я, выпуская из ослабевших пальцев иголку. Та звякнула, укатившись куда-то под кровать.

Уроки красноречия и куртуазности юный лорд Бродерик наверняка прогуливал, иначе бы не объяснялся настолько коряво с понравившейся девушкой.

Губы его были чуть шершавыми, заботливыми и нежными до слез. Увлекшись поцелуями, я не замечала ни накатившего голода от истраченного резерва, ни чуть неловких движений, когда мы задевали его растревоженные шрамы.

Не знаю, поверил ли Броди в реальность моей девственности, или счел это очередной целительской операцией с целью сделать ему приятно. Лично я про нее напрочь забыла, очнулась только от резкой боли, тут же направила туда целительский поток и с новой жаждой отдалась его умелым рукам. Судя по тому, что бережное отношение ко мне, как к хрупкому цветку, чудом оказавшемуся в его ладонях, не изменилось всю ночь, на наличие или отсутствие у меня той самой заветной плевы ему было глубоко плевать.

После всего нами совместно пережитого это такая мелочь.

Засыпала я с довольной, удовлетворенной улыбкой состоявшейся и полностью счастливой женщины.

Возвращаться в Академию не хотелось. Слишком уютно было на плече жениха, да и успела я уже понять за два месяца учебы, что ничего особо полезного мне не продемонстрируют. Разве что занятия по праву оставались познавательными да медитация. Раскачка резерва, хоть и без особого успеха в моем случае, и управление потоками энергии: лишняя тренировка в этих областях никогда не лишняя.

Но ходить на занятия все же надо, если я хочу практиковать в этом мире медицину. Не говоря уже о прошибании головой стеклянного потолка. Стоит мне забросить учебу – местное общество радостно решит, что я не справилась, и другим талантливым девушкам будет вдвойне тяжелее пробиться на «мужские» факультеты. Так что зажмусь уж, потерплю три года. Может, дальше поинтереснее будет.

Убедив себя в этом, я с рассветом соскреблась с постели, где чуть не растеклась сахарным сиропом окончательно, легонько тронула губами довольно улыбающегося даже во сне Броди и отправилась в особняк на правом берегу – переодеваться. Пэдди, которого я еще вчера уведомила запиской, уже ждал в авто у крыльца.

* * *

В Академии спокойно позавтракать мне не дали.

– Иди к нам!

Ее высочество даже рукой мне помахала, чтобы точно было понятно, кому