Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов

сначала, когда Гордона Лонсдейла еще надеялись перевербовать, держали его в одиночной холодной камере. Отключали свет, а потом ночью включали, не давая спать. Но стойкость Гордона скоро убедила и настойчивых англичан: этого парня никогда не сломать. И Гордон Лонсдейл зажил обычной тюремной жизнью, стараясь не выделяться среди сокамерников. Сбавил в весе, ходил на прогулки, работал над книгой. И ждал, терпел, веря, что свои не бросят и в беде не оставят.

Уже потом, после возвращения отца из Англии, Трофим Молодый познакомился и с другом своего отца Вильямом Фишером — Рудольфом Абелем, и его дочерью Эвелиной. И той семье сообщили об аресте Абеля — Фишера без излишних подробностей. Вроде бы конец 1950-х — начало 1960-х, хрущевская «оттепель», однако подробной информацией родственников арестованных разведчиков совсем не баловали.

Правда, когда в апреле 1964-го Конон Трофимович вернулся домой, семье довольно быстро дали двухкомнатную квартирку в доме на Фрунзенской, где и сейчас живет немало чекистов. Трофиму только-только исполнилось шесть, а как раз накануне отца обменяли. Пришел он из детского сада, мамы дома нет. Куда делась — неизвестно. И вдруг — отец. «Мне было так хорошо, что у меня есть отец, что все это не сказки. — Трофим Кононович вздыхает. — Я же не знал, кем он был, где. На все мои вопросы отвечали — папа далеко, в Китае. Я-то сам этого не помню, но мама мне рассказывала, что так я грустил без отца, даже милиционеров за сапоги обнимал, думал, что сапоги — папины. И наступило в моей жизни счастье».

Конон Молодый любил и умел водить автомобили. Сначала крутил баранку на старинной «Волге». Тот пикап еще первых выпусков с оленем на капоте терпеливо дождался его возвращения. Потом пикап продали, и хотя новое авто купить было почти немыслимо, Конону Трофимовичу это удалось. Вместе с женой, сыном и приемной дочерью Лизой от первого брака Галины Петровны четыре раза подряд, с 1966 года, ездили отдыхать на море. Встречались с теми немногими, доверием облеченными, кто знал, что за гость с семьей к ним пожаловал. Принимали хорошо.

Вопреки легендам о том, будто разведчики могут здорово выпить, Конон Трофимович, это его сын знает точно, свою меру знал твердо. Пьяным Трофим отца никогда не видел. Лишь однажды на дегустации в знаменитом Абрау-Дюрсо мать встретила подругу, вместе с которой была в оккупации. Той, дегустатору по профессии, на работе пить было не положено, и она пригласила друзей к себе домой. Вот тогда режим и был крепко нарушен. После, вернувшись в гостиницу, отец, хотя и был, по словам Трофима Кононовича, человеком исключительно демократичным, приказал: «Все, хватит. Ездим только на море».

А еще Конон Трофимович очень любил хоккей. В лужниковской ложе «А» тогда все болели за непобедимый ЦСКА, в крайнем случае за «Спартак». Конон же и небольшая группа товарищей в аккуратных пиджаках нарушали гармонию, страстно поддерживая «Динамо».

Молодый, несмотря на то, что был помоложе Фишера — Абеля, поддерживал дружеские связи со своим бывшим начальником по Нью-Йорку. Оба с увлечением, которое тщательно скрывали от других да и от себя тоже, наблюдали за съемками фильма «Мертвый сезон». Первую часть фильма оба воспринимали относительно благожелательно: там были и опознавательные знаки, и какие-то эпизоды, все же напоминавшие то, чем занимались нелегалы. А над второй серией дружно подсмеивались. Трофим Кононович твердо знает, что его отца должен был играть не Донатас Банионис, а другой актер, совсем на него непохожий. Тогда на семейном совете с участием мамы и дочери Лизы решили обратиться к молодому режиссеру Савве Кулишу с просьбой подыскать кого-то, на Конона похожего. Похожим оказался Банионис. Отец, по словам Трофима Молодого, с ним познакомился, что-то советовал. Но пришло время озвучивать картину, и выяснилось, что актер из Литвы по-русски изъясняется с сильным акцентом. Так что на озвучку пригласили знаменитого «Шурика» — Александра Демьяненко.

Наступил ответственный момент. Первый просмотр фильма. Собрался на киностудии весь художественный совет. И судьба фильма повисла на волоске. Не нравился Банионис. Совсем был, с точки зрения киноспецов, «не героическим, не видным». И Молодому пришлось его отстаивать еще во время съемок, объяснять, что героического и видного разоблачили бы моментально.

На этом же худсовете один из редакторов обвинил режиссера в незнании специфики разведки. И тут слово взял разгневанный Молодый. Прямо спросил редактора: а сам-то он специфику разведки знает? И получив невнятный ответ, выпалил: «А я — знаю. Оставьте фильм в покое». И «Мертвый сезон» появился на широком экране, который не покидает и сегодня.

Во второй половине 1980-х, когда в преддверии перестройки люди вздохнули чуть посвободнее, популярнейший актер Вячеслав Тихонов поведал в одной из газет, что воплотить образ советского нелегала, действовавшего во время войны в Берлине, ему помогло личное знакомство с другим разведчиком, вполне реальным, работавшим в Лондоне. Речь шла не о «Мертвом сезоне», а о «Семнадцати мгновениях весны». И тот нелегал и подсказал артисту, как общался в кафе одними лишь глазами с женой, вывезенной к нему на мимолетную встречу только в Англию, а не в Берлин времен Третьего рейха.

Увы, такого не было. С женой Галиной Петровной, Конон звал ее Галюшей, Бен встречался за границей лишь однажды. За несколько месяцев до рождения Трофима она, уже беременная, отправилась отдыхать вместе с Кононом к нашим в ту пору большим друзьям — чехам в Карловы Вары. А так виделась с мужем только во время его коротких наездов в Москву.

И манеру курить, по словам того же актера, он перенял у Конона Трофимовича. Но Молодый, как вспоминает его сын, вообще не курил. В семь лет мама поймала его с папироской, и он дал ей честное слово: «Больше никогда не буду». И с тех пор — ни разу. Курево, исправно получаемое на фронте, он менял на маргарин. В английской тюрьме заключенный Лонсдейл обменивал табак на бутерброды.

Ну а как складывалось у бывшего нелегала на Службе? Он по-прежнему трудился во внешней разведке. Сначала был заместителем начальника отдела, в котором служил один человек — он сам. А вскоре Конона Трофимовича, которому