Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга

Сильвия замолчала. Исповедь закончена? Мне ее пожалеть? Не буду.

— Мне действительно надо рисовать, — повторила я, как заклинание. — Возвращайся. Здесь довольно далеко пешком.

Да, вой бита не услышишь… Но я не стала мучить итальянку ирландскими фразеологизмами! Поднялся ветер, и я дрожала от холода и близости сеньоры Брукнзлл.

— Я не договорила, — она сильнее вцепилась в велосипед, и я порадовалась, что это не мои плечи. — Но однажды наш секс закончился страшно. Эдвард чуть не задушил меня. Три дня я не снимала с шеи шарф. Он испугался не на шутку своей злости и сказал, чтобы я уезжала. Немедленно. Говорил, скажи, что мать болеет. Ври что хочешь, только уезжай… На месяц, два, три, год… Пока он не поймет, что успокоился. Я попросила взять с собой дочь. Его родителям мы сказали, что нашли ей хорошую школу, потому что Джулия увлеклась тогда искусством. Через три месяца Эдди прилетел к нам на пару часов. Мы встретились в ресторане, и это быстро вошло в привычку. Он не позволял нам возвращаться. Иногда брал дочь на пару дней в путешествия. Иногда привозил ко мне сына. Я спрашивала его, что мне делать дальше? Муж отвечал — что хочешь, только подальше от меня. Предлагал завести любовника или любовницу, как мне удобнее. В деньгах он меня не ограничивал. Но ты не поверишь, конечно, однако все эти годы в моей постели не было никого. Я все ждала, что муж ко мне вернется. Дети выросли, но нам-то умирать рано. Понимаешь? Я хотела семью.

— Не понимаю. Твои дети взрослые, они бы поняли, если бы ты приехала к Лиззи. Почему только сейчас?

— Потому что она сестра моего мужа, как ты не понимаешь?! Я ударила его слишком сильно и не собиралась добивать! И ссорить Элизабет с матерью я тоже не хотела.

— Но поссорила…

— Да, я слишком долго берегла в этой семье мир, забыв о себе. Ты считаешь, что я не заслужила хоть толики счастья?

Сильвия отпустила велосипед, и я еле поймала его, не получив по коленкам. Свобода, да? Я теперь свободна от твоей грязи или надо еще покидать в меня гнилыми помидорами — странный способ вызвать жалость!

— Зачем ты мне все это рассказала?

— Чтобы ты не держала на нас с Лиззи зла. Ей больно и мне больно. Но сколько же мы можем мучить друг друга, угождая другим?

— Это ваше право. Мне пора.

— Я хочу, чтобы ты не повторяла моих ошибок…

Я вскочила на велосипед и что есть мочи закрутила педали. Не догонит. А вслед пусть кричит что хочет. Я не держу зла. Пусть будут счастливы. Пусть пляшут канкан на могиле брата и мужа. Я это не увижу. Я завтра уезжаю. Можно было бы и вечером, но Шон не советовал ездить ночью с незнакомыми водителями.

— Слушай, а как вызвать такси? — спросила я Падди. — Я даже в навигатор не сумела ввести адрес с этими вашими циферками…

— Во сколько тебе нужно? Я закажу.

— В одиннадцать утра.

Раньше я вряд ли уйду от Мойры, а лишнюю минуту в коттедже я проводить не хочу. Как подумаю, что снова увижу Сильвию, так трясти начинает.

— Падди, плесни мне виски.

Хотелось добавить «для храбрости», но я прикусила язык.

— Рано для виски, — отрезал он и слез со стула, но за стойку не вернулся. Остался нависать надо мной.

— В Ирландии никогда не рано для виски.

— В Ирландии пьяными за руль не садятся. Наша Гарда не знает пощады. Тем более, если это руль велосипеда.

— Я доеду или… Оставлю велосипед здесь. Шон заберет. Мне прогулка пойдет на пользу, понимаешь? Падди, не смотри на меня так! Я не собираюсь напиваться. Один шот, один… Тебе жалко?

— Мне жалко тебя, и потому я отказываю тебе в обслуживании. А велосипед действительно придется оставить. Если не заметила еще, пошел дождь…

Я обернулась к окну. Ну твою ж мать… Я когда его просила пойти? Ночью!

— Когда закончится, не знаешь? Через полчаса? — попыталась я пошутить.

— Я тебя отвезу, не переживай.

— Падди, ты не таксист…

— Но и ты не клиент, — оборвал он меня на полуслове. — Пошли!

Он протянул руку, будто не пожалел мне виски. Я иду ровно — кофе подействовал, я проснулась. И здесь нет ветра, меня не снесет! К тому же, на плече сумка. Пусть уже без холста, но мольберт весит порядочно. Хорошо, что не оставила его на ручке велосипеда — тот, бедняга, вымок до последней спицы!

Падди отогнал машину от стены, чтобы я могла сесть. Вел он много мягче Шона. Возможно, потому что его мысли, в отличие от приятеля, сосредотачивались в этот момент, на изгибах дороги, а не моего тела. Он молчал, и тишина заунывно шуршала щетками. Я буду вспоминать медвежонка с грустью — таких добрых людей встретишь не часто, и даже злость на его подыгрывание дружку прошла, не оставив следа. Мы даже обнялись на прощание, и я, с трудом вытащив с заднего сиденья мольберт, застрявший между детскими автокреслами, побежала в коттедж.

— А где картина? — был первый вопрос, на который я ответила Лиззи правду. Она отвернулась к окну, чтобы скрыть обиду. Ничего, завтра порадуется, что на ее выставке все будет сине-фиолетово, как и задумывалось, без моих зеленых пятен. И еще сообщила в спину, что утром уезжаю. После Корка мне очень хочется посетить нормальный город.

Сильвия, не вставшая при моем появлении с дивана, обернулась и предложила ключи от своей миланской квартиры. Я сухо поблагодарила и прошла в комнату, захватив от двери рюкзак. В него отлично поместятся вещи Шона и мои, чтобы переодеться завтра.

— Лана, что ты собралась делать в Лондоне? — повернулась Лиззи медленно, точно кукла на шарнирах.

— В театр пойду, в музеи, — отчеканила я. — Какая тебе разница?!

Лиззи сжала губы, явно чтобы вновь не назвать меня «неблагодарной сучкой». А я ей была благодарна. Очень. За то, что она украла из моей жизни всего три года. Падди прав. Хорошо, что не четыре.

— Куда ты поедешь потом?

— Потом я соберу свои вещи в твоем доме и исчезну из твоей жизни навсегда. Это будет моя благодарность. Я справлюсь со всем сама.

Лиззи сжала кулаки.

— Опять ведешь себя, как подросток! Как ты справишься? У тебя нет работы и нет нормальной профессии, чтобы выжить в Сан-Франциско.

— У меня нет, — Чего отрицать очевидное. — Найду того, у кого есть. В обмен на паспорт. Все у меня будет хорошо. Не переживай.

Я сделала шаг к моей бывшей комнате.

— Надеюсь, это была шутка?! — полетел в меня крик Лиззи.

Я не обернулась, но ответила.

— Я никогда еще не была настолько серьезной. В России много умных мальчиков, которым для счастья не хватает только синего паспорта.

Я швырнула чемодан на кровать, скинула в него одежду, не складывая, чтобы поскорее уйти из коттеджа и от этих дурацких разговоров. Она мне не мать. Хватит тревожиться о моем будущем. Пусть о своем подумает. Пальто хорошо прикрыло шмотки, и я застегнула молнию.

— Тебе срочно надо сменить гардероб! Я говорила про Милан серьезно.

Как Сильвия умудрилась войти так бесшумно? А, каблуки сняла… Но все равно высокая. Или просто тощая. Или у меня плечи опустились и не расправляются. Сильвия прикрыла дверь и сделала ко мне шаг. Только не это…

— Лана, когда ты откроешь свой банковский счет, не пугайся. Я не знаю, сколько дядя Сэм отстегивает себе с подарка, но тебе хватит, чтобы не делать глупостей, о которых я говорила с тобой утром, — понизила она голос до шепота.

И я ответила ей так же тихо:

— Ты откупаешься от меня? Это лишнее! Я отменю транзакцию. Мне не нужны деньги семьи Брукнэлл, ясно?

— Мне много чего ясно, — прошипела она змеей мне в лицо. — Это тебе ничего не понятно. Это не от меня. Это от моего покойного мужа, чтобы спасти другого мужчину от его судьбы. Поняла?

Я опустила глаза к ее рукам — только бы эти когти не впились в меня. Уж больно растопырены пальцы. Может, это она пыталась придушить мужа, а не наоборот?

— Я не такая, как вы. Меня не воротит от мужских поцелуев, поняла? Забери свои деньги и оставь меня в покое, как оставлю тебя я. Я не помяну тебя плохим словом, будь уверена.

— Театральная гордость ни к чему, — продолжала она шипеть мне в лицо. — В этом мире правят деньги и государственные границы. Они ломают людям жизни. Так пусть хоть раз они спасут хоть кого-то. Можешь не трогать деньги, пока не будет в них нужды. Но не смей калечить другим жизнь только лишь потому, что тебе так удобно.