Другая сестра Беннет - Дженис Хэдлоу

Теперь, когда стемнело, как и предполагал мистер Гардинер, обстановка в садах стала совершенно не подходящей для семейного отдыха. От Мэри не укрылось, что вокруг появилось больше молодых людей, чем раньше, а те элегантные и беззастенчивые дамы, о чьей профессии ей теперь было известно, с недвусмысленной целеустремленностью расхаживали вокруг колоннад. Гардинеры поспешили удалиться, и, когда они возвращались к своему экипажу по извилистым дорожкам, освещенным тысячами крошечных свечей, Мэри обнаружила, что снова идет рядом с мистером Хейвордом. Когда они остались вдвоем, она почувствовала, что может удовлетворить свое любопытство по поводу его дружбы с мистером Райдером.

– Если у вас с мистером Райдером больше нет общих интересов в юриспруденции, могу я спросить, на чем же продолжает держаться ваша дружба?

Мистер Хейворд бросил на нее насмешливый взгляд.

– Вы задаете самые необычные вопросы!

– Вы сами недавно сказали, что я проявляю интерес к человеческой природе, так вот, я стремлюсь расширить свои знания.

Он отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

– Не знаю, стоит ли мне говорить. Полагаю, вы будете смеяться.

– Уверяю вас, не буду.

– Что ж, тогда… по правде говоря, нас сблизила поэзия. Мы читали ее без устали, когда были студентами, – все что угодно, лишь бы отвлечься от утомительного бремени правонарушений и судебной практики. Полагаю, это моя страсть к поэзии заразила моего друга, – продолжал мистер Хейворд. – Тогда я любил поэзию еще сильнее, чем теперь, если вы можете себе это представить. Но иногда я задаюсь вопросом, не оказал ли Райдеру медвежью услугу, поощряя его разделить мое увлечение. Я не уверен, что это пошло ему на пользу.

Мэри закуталась в пальто. Ночь становилась сырой. Девушка осторожно пробиралась по тропинке, избегая мокрой травы.

– Я не совсем понимаю. Почему мистеру Райдеру могло повредить знакомство с тем, что он полюбил?

– Для такой натуры, как моя, на мой взгляд по большей части уравновешенной и устойчивой, поэзия была подобна раскату грома, – ответил мистер Хейворд. – Он заставил меня очнуться, пробудил во мне чувства, о существовании которых я и не подозревал или которые я, во всяком случае, не мог описать словами. Без сомнения, благодаря поэзии я стал лучше. Без нее я был бы куда более унылым существом.

«Вы просто не можете быть унылым, – с нежностью подумала Мэри, – я никогда не встречала человека, который менее заслуживал бы этого определения».

– Но я думаю, что поэзия оказала на Уилла совсем другое влияние, – продолжал мистер Хейворд. – Он уже тогда отличался живым и переменчивым нравом. Он не нуждался в дальнейшем поощрении, чтобы дать волю своим чувствам. Он никогда не сдерживал себя, никогда не брал паузу, чтобы рационально обдумать свои желания. Его сердце всегда управляло его головой. Боюсь, что стихи, которые мы читали вместе, только развили эту тенденцию, и результаты ее оказались не совсем благоприятны для него.

Они прошли еще несколько шагов в молчании, прежде чем Мэри заговорила:

– Такую большую ответственность вряд ли стоит возлагать исключительно на поэзию. Возможно, если бы мистеру Райдеру пришлось заниматься каким-нибудь делом, если бы он был вынужден посвятить себя какой-нибудь полезной цели, он приобрел бы другие привычки.

– Я тоже часто об этом думал, – согласился мистер Хейворд. – Комфортная обстановка, которой он наслаждается, возможно, лишь навредила ему. Мир в значительной степени удовлетворил все его нужды, потребовав лишь малых усилий со стороны Райдера, чтобы чего-то добиться. Он привык получать то, чего хочет, по первому требованию, хотя, должен признать, выражается оно всегда самым очаровательным способом, какой только можно вообразить, так что даже хочется сделать для Райдера все возможное.

Они уже приближались к выходу из сада, и Мэри увидела в полумраке очередь посетителей, проходивших через ворота на улицу, где их ждали вереницы экипажей. Внезапно мистер Хейворд остановился.

– Признаюсь, мне стыдно за свои слова о друге, сказанные в таком недостойном для мужчины и неблагородном тоне. Не знаю, что могло спровоцировать меня на такие высказывания. В свое оправдание могу лишь добавить, что говорю с вами с такой свободой, какой не позволил бы себе ни с кем другим. Мне очень легко – может быть, даже слишком легко – открыть вам, что у меня на сердце. Надеюсь, вы не станете винить меня за это.

– Я бы и не подумала этого делать, мистер Хейворд.

– И я дал вам не совсем полное представление о Райдере. Его порывы великодушны, и в нем нет злобы.

– Рада это слышать, – ответила Мэри, думая совершенно не о мистере Райдере, а только о его друге.

Когда они стояли в густой тени деревьев, ей очень хотелось взять его за руку. На мгновение ей показалось, что он собирается сделать это первым… но в этот момент тетя поспешила к ним с сообщением, что мистер Гардинер нашел их экипаж, и с вопросом, не хочет ли мистер Хейворд прокатиться обратно через реку.

– 60 –

Несколькими днями позже мистер Райдер явился на Грейсчерч-стрит, чтобы выпить обещанную чашку чая. Мэри и представить себе не могла, что он так быстро отреагирует на приглашение, но – хотела она того или нет – молодой человек уже сидел на диване у миссис Гардинер и потягивал ее лучший китайский чай. Ростом мистер Райдер не уступал мистеру Хейворду, но в отличие от своего темноволосого друга был светловолосым, с ясными глазами, подвижным лицом, а его добродушная манера общения настолько пленяла окружающих, что необъяснимым образом приковывала к нему все взгляды в этой аккуратно убранной комнате. Он вел себя совершенно непринужденно, хвалил и миссис Гардинер за превосходный вкус, и выходящее прямо на улицу окно, через которое можно было наблюдать все многообразие человеческих эмоций на лицах прохожих.

– Надеюсь, не такое уж многообразие. Все же мы живем в одной из лучших частей города.

– Да, мэм, но кто может знать, какие эмоции скрываются за суровыми выражениями лиц даже самых уважаемых наших граждан? Лавочник может испытывать такие же глубокие переживания, как и поэт, даже если по его лицу этого не скажешь.

С некоторой неохотой миссис Гардинер согласилась, что это действительно так, и пообещала в будущем внимательнее следить за физиономиями своих соседей. Мэри налила еще чая.

– Мистер Хейворд сказал мне, что вы разделяете его страсть к поэзии, сэр?

– Да, мы вместе познали любовь к ней, пока корпели над сводами законов. Порой мне кажется, что лишь поэзия удержала меня от самоубийства!

– В самом деле, мистер Райдер! – воскликнула миссис Гардинер.

– Ну, может быть, я слегка преувеличиваю.

– Неужели буква закона казалась вам настолько непривлекательной? – спросила Мэри.

– Боюсь, что так. Темперамент, подобный моему, не подходит для такой скуки.

– Насколько я понимаю, ваше положение дел не требует от вас обладания какой-либо профессией, – заметила миссис Гардинер.

– Очень рад сообщить, что нет. Мне посчастливилось быть хозяином самому себе, и когда я вижу, как в