Депутатский запрос - Иван Афанасьевич Васильев

не до созерцания, им — скорее набить рюкзак, ведро, корзину, а любитель все же для души ищет, и вот оказывается, что найти не умеет. Ему нужны крупные объекты — целые ландшафты, чтобы лес — так уж лес, река — так уж река, к мелочам он невосприимчив, деталей не замечает. Встречаясь с такими любителями, я заметил, что это качество, довольно уже стойкое, успел привить им туризм. Машинные скорости поглощения природы. Исключительно редко встречались среди них склонные к разглядыванию, я уж не говорю — к созерцанию. Однако ж вот что любопытно: понимание-то есть! Понимание чужого созерцания. Газета года три печатала мои «Раздумья», и я немало получил отзывов, свидетельствующих о созвучии наших чувств и мыслей. Выходит, другого понимаю, а сам не умею — вот загадка. Я долго ломал голову, пока не понял: все дело в состоянии. Стоило мне выйти из «усть-дёржинского состояния», нарушить ту самую слитность, и я утратил способность к разглядыванию, умение созерцать. И теперь вот, живя в лесу, у самого озера, так, что «природа» начинается у самого крыльца, я не могу, как ни силюсь, написать десятистрочной миниатюры. Такая же вода, такой же лес не рождают во мне таких чувств и таких мыслей, как прежде, они рождают иные, более утилитарные, рационально-хозяйские, потому что пребываю в другом состоянии — в состоянии озабоченности людскими делами.

Так, может быть, деятельному человеку и не надо оно, это созерцание, пусть остается уделом пенсионеров, как награда за упущенное наслаждение? Думаю, что надо, иначе зачем бы мозырский секретарь горкома затевал сад камней; зачем бы друзья, приезжающие ко мне из шумных городов, усаживались над озером и подолгу глядели на угасающий закат, сидели б себе за столом да горячились в спорах; зачем бы деревенские мужики после трудового дня торчали на улице, слушая коростеля за околицей, валились бы поскорее на постель; ан нет — каждому нужна минута умиротворения, и каждый погружается в созерцание, чтобы ублажить душу. И я думаю, что придет время — возникнут новые санатории, где станут учить созерцанию и лечить созерцанием. Может быть, санатории эти будут похожи на мою Усть-Дёржу, в лечебную силу которой я поверил безоговорочно.

4 декабря 1984 года

Есть такое выражение: «Дело засасывает». Действительно, трясина: начнешь — и потянуло, потянуло, глядь — и ушел с головой. Кажется, меня засосала «культурная проблема деревни». Написал две статьи: в «Правду» и в «Художник РСФСР». Как все-таки медленно поворачиваемся мы на зов потребности, как тяжек груз инерции на плечах!

Из Союза художников, от Анатолия Тюрина, пришло письмо: 22 картины общей стоимостью 12 тысяч рублей для нашей галереи отобраны, надо приехать и получить. Письмо отдал директору, тот собрал своих помощников — решают, кого послать. Посылать надо «искусствоведа», а она — учительница, по инструкции не члену совхоза нельзя оплачивать командировку — сидят и толкут воду в ступе. А речь-то о 15 рублях! Поразительно, до чего люди запуганы инструкциями! А районные власти? Ведь я так и не добился, чтобы художнику, ведущему детскую изостудию, оплачивали проезд — 14 рублей в месяц. Нам предложили выход: повысить плату за обучение, то есть пусть проезд оплачивают родители. В то же время молодоженам дарим телевизоры, серванты и холодильники, а они на тысячу рублей водки покупают — полдеревни пьянствует!

Это какое-то бедствие — мелочные запреты! Путы на каждом шагу. Мыслимо ли в таких условиях вести дело разумно, с наибольшей пользой? И как «высокие финансисты» не поймут простейшей истины: чем больше запретов, тем больше «нарушений»? Это же не что иное, как война с разумной хозяйственностью, с инициативой, с самостоятельностью. Жизнь — не пехотная рота, по единому шаблону не построишь. А вот же пытаются! И в результате — безвольный, серенький, запуганный сельский руководитель. В результате — непреодолимая инерция, нежелание делать дело лучше, выгоднее, интереснее. И ведь резона-то абсолютно никакого! Дал кредит — так дай и право им распорядиться, но нет, обязательно растабличат, что можно, что нельзя, а кому же виднее, как не хозяйственнику, где у него дыра, которую надо латать. Нынче в соседнем совхозе по морозу мужики вышли на болота косить осоку, — корове в ноябре уже нечего положить. Место такого руководителя — скамья подсудимых, но к нему, оказывается, претензий нет: он все делал правильно, ни единой инструкции не нарушил — и спокоен, как бог.

Под покровом мелочных запретов все в человеке засыпает, увядает, и вырабатывается тип бездеятельного, безответственного работника. Попробуйте такую инерцию преодолеть! Вот наша галерея… Ведь буквально ни одного пустяка не решить без преодоления чьего-нибудь сопротивления. Это ж черт знает сколько надо иметь упорства! Что уж говорить о хозяйственной деятельности, там вообще шагу не ступишь, чтобы не наткнуться на какой-нибудь ограничительный столб.

Система ограничений и запретов, естественно, требует массу контролеров и ревизоров. Штатный ревизор, сам хозяйства не ведущий, абсолютно глух к хозяйственной целесообразности. Чего ему болеть за коров, которым в ноябре нечего в кормушку положить, он и на ферму не пойдет, его забота — ажур в бумагах. Истинный контролер — сам работник, коллектив работников, когда в итогах хозяйствования — его личный интерес, его прибыль или убыток, он и запретит и разрешит с умом. Так было когда-то в колхозах: председатель испрашивал разрешения у коллектива. Но и над ним контролеров уйма.

Областная газета напечатала очерк о начальнике мелиоративной колонны. По стилю сочинения, не глядя на подпись, в авторе узнаешь женщину. В газетах, радио, телевидении уже довольно заметно воцаряется «женский» стиль: слащавость, восторженность, красивость словесной вязи и мешанина понятий. Начальник, колонны аттестуется как тип современного руководителя. Что подразумевает автор под этим определением? «Деловые качества: волю, ум, здоровое честолюбие… Он нетерпим к лодырям, советуется с коллективом, заботится о быте и культуре, играет в баскетбол, участвует в спортивных соревнованиях, читает книжки…»

Не знаю, кем был дед героя, но допустим, что первым председателем артели или первым директором МТС, и спросим: а был ли дед современным руководителем? Конечно. Для своего времени каждый по-своему современен. Так же был деловит, обладал волей и умом, не терпел лодырей и был любителем конных скачек или кулачных драчек. Современен не только деловой руководитель, но и тот, который, соблюдая все уложения, оставил коров без сена. Время формирует и того и другого, и соблюдающего инструкции и ломающего их. Не будь первого, не было бы и второго. Так что одному выдавать аттестат современника, а другому отказывать — это нелогично. Вот с точки зрения будущности — другое дело. За инициативным и самостоятельным будущее, ибо он есть носитель творческого движущего начала. И, утверждая данный тип руководителя, мы, следовательно, отрицаем все, что помогает существовать послушному и