Персона - Максим Жирардо

по вечерам? У меня была семья и друзья, радости и огорчения, амбиции и страсти. Я испытывала чувства. Да, думаю, это действительно были чувства.

Одним прекрасным днем, в 2013 году, после инструктажа Том предложил мне съездить куда-нибудь на выходные. Идея представлялась опасной. Члены картелей не должны были видеть нас вместе. Мой отказ он предвидел.

Из Соединенных Штатов, куда он недавно ездил навестить живших в Колорадо родителей, он привез все необходимое для полного перевоплощения. Парик, линзы для смены цвета глаз, платье, подбитое в некоторых местах ватой нижнее белье, позволяющие преобразовать фигуру. И я из изящной, спортивной воительницы без любых внешних признаков женственности превратилась в кокетливую, глуповатую американку.

Я заметила ему, что если подобным образом изменю внешность, то в аккурат привлеку к себе взгляды. Он в ответ объяснил мне, что ровно к тому и стремился, чтобы на меня все пялились и видели во мне туристку, приехавшую с мужем погреться на колумбийском солнышке, чтобы никому даже в голову не пришло, что перед ним кто-то другой. Мне кажется, что при этом он также хотел добавить мне сексуальности и дать возможность прожить несколько мгновений самой обычной жизнью. После тех дней, когда мы исчезли за личиной этой заурядной в своем счастье западной семейной пары, он, похоже, полюбил меня еще больше. Я же без конца думала о друзьях и о своей жизни в Париже.

В тот уик-энд Том подарил мне смартфон, предварительно зарегистрировав его на левый аккаунт и настроив.

– С ним, – сказал он, – тебе будет легче постоянно оставаться в контакте и заходить в «Фейсбук», когда заблагорассудится.

Я была счастлива. Не от того, что мне станет проще связываться с Томом, а потому, что теперь моя французская жизнь будет всегда со мной. И тогда я смогу жить ею полнокровно.

С тех пор я существовала параллельно в двух пространственно-временных измерениях. Мое тело – среди живых мертвецов, или, точнее, среди живых, которым вскоре предстояло стать мертвецами, а голова – во Франции. Я делила свое время между университетом, чтобы закончить факультет коммуникации и средств массовой информации, винными барами, Антуаном, интерном из больницы Святой Анны, клубом любителей парижских катакомб и работой на ресепшене, где мне только и оставалось, что улыбаться, оценивая очередной автомобиль или новые духи. Я открыла для себя жизнь.

С каждым месяцем, с каждым днем я все больше отрывалась от своей физической оболочки. Мои ноги стояли в гнилой тине. Я чувствовала, как вокруг меня все разлагается. В реальной жизни, от которой я так бежала, ко мне обращались только ради разрушения. Я действовала как терминатор. Даже те, кому страшно хотелось дышать, в конечном итоге всегда умоляли меня добить. С годами и опытом все быстрее и быстрее. А в кармане лежала моя истинная жизнь, заполнявшая меня без остатка.

Мне запомнился день, когда я нашла первую работу. Работу настоящую, соответствующую моим чаяниям и квалификации. В тот момент я как раз заканчивала двухлетнюю стажировку, неспособную принести хоть какое-то моральное удовлетворение, и понемногу теряла веру в себя. Примерно тогда же мне стало известно, что у мамы пошатнулось здоровье. Чтобы стать помощником одного крупного профессионала, мне пришлось пройти с полдюжины собеседований. Этого человека, вызывавшего всеобщее восхищение своими успехами и умом, звали Каль Доу. Я получила возможность, которую так долго искала.

Рядом с ним смогу раскрепоститься и я. Он служил мне чем-то вроде проходного билета. У меня получится воплотить в жизнь свои мечты. Ко мне наконец сможет переехать мама. И я впервые смогу снять квартиру одна, а не на пару с кем-то другим.

На несколько дней я погрузилась в состояние стресса, трепеща как в лихорадке. И вот оно, избавление. Меня действительно выбрали. Мне, той самой девчушке из Мапирипана, будут платить за работу в одной из крупнейших французских компаний. Это самый настоящий символ общественного успеха. Как же я гордилась, когда получила в первый день бейджик и стала инсайдером.

А потом моя жизнь пропала – просто в одночасье перестала появляться на маленьком экранчике. Прошло несколько дней, но ни постов, ни фотографий не появилось, любая деятельность остановилась. Мне больше неоткуда было узнать, что со мной происходило – гордилась я, радовалась или тревожилась. Не видела, чем питалась, не отвечала на сообщения Антуана и Кароль. Моей жизни больше не было, теперь опять остались одни только живые мертвецы. Я обязательно должна была что-нибудь сделать, чтобы ее вернуть. Мысль о том, чтобы еще раз исчезнуть, была для меня невыносима. И тогда я решила отправиться на ее поиски туда, где все происходило. Она стала для меня так же необходима, как воздух. Это было гораздо важнее смерти, которую я вокруг себя сеяла.

Я уехала, и инструмент, которым пользовались УБН, колумбийская полиция и картели, в мгновение ока испарился.

Глава 44

За обветшалым мотелем Камилла наблюдала уже несколько часов. Она видела, как приехал конвой и как в разные стороны рассыпались с дюжину человек, грамотно заняв позиции вокруг здания. По их действиям девушка поняла, что имеет дело с бойцами Управления специальных операций Колумбии, прекрасно тренированными, но не представляющими для нее реальной опасности.

Чего она действительно боялась, так это утечки информации – кто-то мог предупредить картели о готовящейся встрече. Прогнивших или запуганных чиновников было пруд пруди. Важную информацию следовало хранить с особой тщательностью. Если ее увидят рядом с начальником полиции Боготы, все ее прикрытие полетит к чертовой матери, а сама она превратится в чрезвычайно выгодную цель, за которой будут охотиться другие сикарио, ее коллеги по работе.

Двойную роль она играла уже девять лет. Ее двуликая жизнь шла своим чередом. Тех немногих, кто пытался ей помешать, уже не было в живых. Они присоединились к рядам неугодных свидетелей и тех, кто в потенциале мог таковыми стать. Страха в душе не было, она действовала рефлекторно, представляя себя прима-балериной или фигуристкой на льду. Позы тела, движения рук и ног, сокращения мышц – совсем еще девчонкой она повторяла их столько раз, что последовательность всех этих действий запечатлелась в ее памяти навсегда.

Организм работал автоматически, и Камилла не могла ничего с этим поделать. Каждая его часть поступала в соответствии с заранее определенными схемами. Свобода выбора для нее существовала, только когда речь заходила о двух сортах пива. Она ничего не решала и даже не планировала обращать внимание на то, что у часового, караулившего входную дверь, было повреждено плечо. Ее глаз