Персона - Максим Жирардо

– Ты можешь спросить его, почему она пришла к нему, а не обратилась напрямик в колумбийскую полицию? – спросил Фрэнк.

Эльга перевела.

– Она занимала слишком высокое положение, чтобы не знать, что колумбийская полиция прогнила и продалась наркокартелям, – ответил Милз. – Потом немного помолчал и добавил: – А еще потому, что нам с ней больше не надо торговаться.

– В каком смысле? – попытался прояснить смысл его слов Фрэнк.

– Нам больше не надо торговаться, и все.

Милз не стал ждать, когда Эльга переведет его слова, и Фрэнк понял, что больше ничего от него не добьется.

– И вы завербовали ее для борьбы с наркомафией? – бросил он.

– Да, мы действительно решили воспользоваться ее услугами. Традиционная схема при этом не применялась. Она никогда не была классическим завербованным агентом. С одной стороны, эта женщина стала для УБН бесценным активом, с другой – потенциальной бомбой. Наше доверие к ней ограничивается очень узкими пределами, мы готовы, что она в любой момент может нас предать. Тем не менее на сегодняшний день ее с полным основанием можно назвать одной из главных наших шестеренок. Благодаря ей мы провели целый ряд арестов и разгромили беспрецедентное количество подпольных лабораторий.

Милз немного подумал и подвел под разговором черту:

– Вот и все, что я могу рассказать вам об агенте Баузер.

– Спасибо, – сказал Фрэнк, – месье Милз, а что она представляет собой сегодня?

– Что она собой представляет? – переспросил Милз и, перед тем как ответить, несколько раз прокрутил в голове этот вопрос. – Вот сами ее об этом и спросите.

– Вы знаете, что она сделала в Париже?

– Конечно знаю, в противном случае в жизни бы не санкционировал эту встречу.

– Зачем же вы согласились?

После этих слов Фрэнка Милз опять повернулся к окну.

– Не все мы бессердечны, комиссар, – промолвил он, словно ставя в их беседе точку.

Том Милз демонстрировал личную привязанность к агенту Баузер. За его последним утверждением явно скрывался двойной смысл. Фрэнк видел в этом человеке не только гнев, но и хорошее отношение к Камилле, если, конечно, не больше. Это подтверждало описание и самого американца, приведенное ею в дневнике, и романтических отношений, о которых она говорила. Фрэнк подумал, а сможет ли вообще вся эта история, содержательная и трагичная, дать ему хоть какие-то зацепки, позволяющие понять женщину, изуродовавшую в Париже четырех человек и пустившую под откос их жизни. С уверенностью он этого сказать не мог. Помимо суровых жизненных испытаний и тяжких бед этому бездушному скелету недоставало плоти. Кем была Камилла? Кем была агент Баузер? Кем был этот этот привязанный к родителям ребенок? Кем был этот герой социальных сетей, «мститель с масками»? В глубинах этой черной дыры человеческой жестокости по-прежнему присутствовали женщина и маленькая девочка. Можно ли все сводить единственно к загубленному детству и жажде мести? К тому же все это никоим образом не проливало свет на смерть Джульетты.

Блокнот Камиллы объяснил ему, зачем она приехала в Париж. Ей хотелось найти сестру, которая к тому моменту уже исчезла. Сестру-близняшку, с которой они в последний раз виделись в шестилетнем возрасте. Это, конечно же, вывело ее на след Филиппа, Виржини, Тифен и Каля. Но дневник не объяснял почему.

– Она говорила вам, что у нее есть сестра-близнец? – спросил Фрэнк.

Эльга опять перевела, и Милз, не оборачиваясь, монотонно ответил:

– Нет, она мне никогда о ней не говорила.

– Тем не менее в Париж Камилла поехала именно из-за нее.

– Она поехала в Париж отомстить, только и всего.

– Да, отомстить, но кому и за что?

– Отомстить тем, кто отнял у нее жизнь. В очередной раз.

– Ничего не понимаю.

– Скоро поймете, – со вздохом ответил американец.

– И что мне с этими сведениями делать? – спросила по-французски Эльга. – Что здесь важно, а что нет?

– Из всей истории оставьте только то, что касается непосредственно вас, все остальное выбросьте. Политический контекст, имена, события, сохраните лишь то, что нашло отклик в вашей душе. Затем попытайтесь поставить себя на ее место… Ваши вопросы будут зависеть от того, чего вы с точки зрения своей логики не понимаете.

– Хорошо…

Эльга вняла наставлениям Фрэнка. Обычно она училась быстро, но в данном случае оказалась перед лицом невыполнимой задачи всего за несколько часов стать врачом.

– Хорошо, я воспользуюсь вашими советами, а там будет видно.

– Все будет хорошо. Я в это верю.

Комиссар отвернулся и залюбовался лесом, который будто поглощал без остатка весь их конвой.

– И последний вопрос, – бросил он, – почему именно Баузер?

Эльга перевела.

– Это ее псевдоним в УБН. Намек на Мэри Баузер, чернокожую рабыню, которая во время Гражданской войны в США обрела свободу, но потом опять добровольно стала невольницей, чтобы тайком проникнуть в дом президента Конфедеративных Штатов Джефферсона Дэвиса. Для северян она стала одним из самых ценных источников информации.

Опять стало тихо.

– Ей он идет, – со вздохом поставил в разговоре точку Том.

Через несколько часов они подъехали к захудалому мотелю у дороги. Если не считать рекламных плакатов на испанском и тропического пейзажа на заднем плане, он походил на любой другой мотель, затерянный в американской, новозеландской или австралийской глубинке. Облупленные стены, закопченные окна, несколько перемигивавшихся друг с другом фонарных столбов и неоновых вывесок. Стоит, казалось, немного напрячь слух, и тут же услышишь, как под шаткими полами в этих стенах носятся полчища тараканов, муравьев, пауков и крыс.

Дом, хотя в нем сохранилось электричество, был необитаем. Милз повернулся к Эльге и Фрэнку:

– Подъезжаем. Люди Маркеса обеспечат периметр безопасности, после чего вы сможете войти внутрь.

Передняя и задняя машины припарковались у въездов на парковку из утоптанной земли. Из них вышли пассажиры, рассыпались вокруг главного здания и растворились в ночи. Через пять минут рация Тома Милза выплюнула очередь слов на испанском.

Один из сопровождавших их гигантов открыл со стороны Эльги дверь.

– Можете выходить, – сказал на ломаном английском он. – Идите прямо в дом.

Эльга вместе с Фрэнком зашагала в указанном направлении. До вихляющейся двери сродни тем, которые в старину можно было увидеть в американских салунах, им предстояло пройти всего несколько метров. Эльга пошла быстрее и посмотрела по сторонам. На нее снизошло спокойствие. Стояла полная тишина. Даже из окружавшего их леса, и то не доносилось ни звука. Вообще ничего. Порождаемое луной чередование света и мрака усиливало игру исполинских теней, отбрасываемых тропическими деревьями, создавая иллюзию движения. Лес раздавался вширь и наступал, чтобы их целиком поглотить. И все это – в гробовой тишине.

Эльга расслабила напряженные мышцы,