Персона - Максим Жирардо

ее слова. Джульетта плакала. А в перерыве между рыданиями говорила, что ей надо помочь. Она не желала здесь прятаться, когда маме делали больно. Признав ее правоту, я решила выполнить оба моих обязательства – защитить сестру и прийти на выручку маме.

Мы с Джульеттой договорились: если я вылезу, чтобы помочь, сама она останется и, что бы ни случилось, будет прятаться дальше. Сначала она отказалась, но потом поняла, что другого способа заставить меня что-то сделать у нее просто нет. Наш спор прервали крики. Наконец она согласилась. Я вылезла из погребка, стараясь как можно меньше шуметь. Затем поискала в разгромленной кухне лук и стрелы, которые мне пришлось бросить перед тем, как забраться в нору. Ходила я на цыпочках. Выбравшись из подпола, я отчетливее слышала все, что происходило на улице. Наконец мое оружие обнаружилось под грудой переломанной мебели.

Мама лежала голой посреди площадки, служившей школьным двором. Жители деревни стояли на коленях со связанными сзади руками в нескольких метрах от нее. На их головы набросили капюшоны. Землю усеивали безжизненные тела. На нее орали несколько мужчин в форме цвета хаки, еще один бил. В лицо, в живот, куда попало.

Я осторожно, чтобы никто не заметил, выскользнула из дома и спряталась за бочкой, слева от дома, примыкавшего к школьному двору. От мужчины, который делал маме больно, меня отделяло каких-то пятнадцать метров. Помню, я понятия не имела, как ей помочь. Сегодня, конечно же, первым делом проанализировала бы окружающую обстановку. Просчитала бы телосложение, позицию и снаряжение каждого негодяя. Оценила бы уровень боевой подготовки, вес и то, в какой они пребывают форме. Вычислила бы время, необходимое мне, чтобы до них добежать, и им, чтобы на это отреагировать. Составила бы в голове план последовательных действий, позволяющий убить их так, чтобы они не успели даже повернуться. Добавила бы им совершенно лишнюю долю страданий, чтобы было неповадно другим. Сегодня я на все это способна. Даже вхожу в этом отношении в число лучших.

Но тогда я видела перед собой только великанов, которые били маму, а единственный способ сразиться с великаном сводился к тому, чтобы всадить ему прямо в сердце стрелу. Храбрости мне было не занимать, и в тот день я это доказала. Выхватила из колчана стрелу, сдвинулась в сторону на метр, чтобы расчистить сектор стрельбы, натянула тетиву, не торопясь прицелилась в сердце великана, который ее бил, и разжала пальцы. А во время выстрела, не отдавая себе отчета, закричала. Великаны, все как один, повернулись ко мне, и моя стрела вонзилась прямо в правый глаз палачу. На этот раз завизжал уже он – пронзительным, страшным голосом. Затем я услышала, как папа сказал:

– А, вот и ты!

Со временем, по мере взросления, все остальное из моей памяти стерлось. Я не смогла бы в подробностях описать мои последние мгновения в Мапирипане, последний взгляд на маму, чувства, которые я испытала при виде напичканного пулями тела моего биологического отца, и ужас в груди, когда папа увез меня с собой как трофей.

Они меня увезли, только и всего. Маму я в следующий раз увидела только несколько недель назад. Ни разу не была на могиле биологического отца, которого практически забыла, после того как его из моего сердца вытеснил совсем другой человек. А вот с Джульеттой все вышло совсем иначе. Она стала моей жизнью, единственной, которую я хотела прожить, единственной, обладавшей в моих глазах смыслом. Несколько лучиков солнца в неизбывном мраке, в который превратилось мое земное существование.

Еще я не могу обойти молчанием папу. Даже не знаю, что сказать. Он был моим палачом, но и моим защитником. Сделал из меня оружие, позволившее мне выжить. Он человек, которого я ненавижу и люблю. Именно он создал меня такой, какая я сейчас есть, – самой грозной и опасной женщиной во всей Колумбии.

Его, наверное, надо было убить. Но я не смогла. А потом отыгралась на других выродках.

Глава 42

Когда Фрэнку надоело, что его швыряет во все стороны в такт дорожным ухабам, он решил нарушить царившую в салоне гробовую тишину.

– Вести разговор с Камиллой будете вы, – сказал он.

– Как это? – ответила Эльга, удивившись этому неожиданному приказу.

– Приглашение адресовано вам. Значит, она хочет поговорить не со мной, а с вами.

– Не уверена, что смогу провести подобный разговор… – нерешительно произнесла женщина, немного подумав. – О чем мне с ней говорить?

– Ведите себя естественно, у вас прекрасно развита интуиция, что вы раньше не раз уже демонстрировали. Помните главное – держать все под контролем и стараться побольше ее разговорить. Вы дирижер, она ваш оркестр.

Эльга снова задумалась.

– Я, конечно, попытаюсь, но не требуйте от меня слишком многого.

– Я всецело вам доверяю. У вас все отлично получится. Раз вы узнали так много о ее жизни из дневника, воспользуйтесь им, чтобы определить ритм.

– Разумеется, но в блокноте есть пробелы, у нас остается множество теневых зон.

– Это вы правильно заметили. Нам надо узнать об этой Баузер немного больше.

Сидевший спереди агент Милз из американского Управления по борьбе с наркотиками слегка повернулся к Фрэнку и Эльге. На его лице застыла улыбка.

– Я могу вам что-то сообщать, – сказал он на довольно ужасном французском.

Фрэнк удивленно посмотрел на него.

– Вы говорите по-французски?

– Всего несколько фраз, – с сильным акцентом ответил тот. – Эльга, вы переводить мои слова?

– Что-о-о… – протянула она, будто обдумывая его просьбу. – А… да, конечно.

Она потянулась вперед к сиденью Милза и стала ждать, когда он продолжит. Агент еще чуть повернул голову, чтобы видеть и ее.

К лицу Тома Милза будто намертво прилипла маска гнева – зубы стиснуты, надбровные мышцы застыли, даже голубые глаза и те терялись на фоне черных зрачков. За гневом угадывалось и что-то вроде ярости.

– Ну что, переводите? – спросил он по-английски у Эльги.

– Да.

Все школьные годы Эльга провела в одном и том же учебном заведении, где половину предметов преподавали на английском языке, и теперь владела и французским, и английским. Ее мать любила называть это приданым, которым девушка действительно пользовалась вовсю, работая в американских и британских компаниях, причем никому даже в голову не приходило заподозрить в ней француженку.

– Вы хотите знать, кто такая агент по кличке Баузер? – спросил офицер УБН, на миг, казалось, застыв в нерешительности. – Лично я не думаю, что действительно ее знаю. И не считаю, что хоть кто-то во всем мире может ответить на этот вопрос.