Зов красной звезды. Писатель - Бэалю Гырма

— И что же? — спросил Сирак.

— Я увидел расплату! Мои глаза увидели истинные чудеса. Я увидел всю мою страну, которая поднялась из руин. Я услышал, как каждый крестьянин, выходя из тьмы, сказал: «Это моя страна!» Я увидел, что даже слабые руки, объединившись, могут стать могучей силой.

Того, что было, как не бывало, а то, чего не могло быть, становилось явью. И я снова сказал: «Мне рано уходить, пока я не увижу свершения этого чуда. Я не умру. Я буду жить. Я увижу, как чудеса, которые творит народ, воплотятся в жизнь. А потом я соглашусь на вечный союз со смертью». Друг мой, сердце мое, не надо быть строителем, чтобы строить воздушные замки. Я много прожил и понял, насколько жизнь коротка. Ибо сказано: «Аще пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». Так же и человек. Если он живет, он должен умереть. Это закон природы. Но наша последняя в жизни чаша — это не смерть.

Люди пугаются, когда слышат о смерти, хоть она и неизбежна. Человека пленяет жизнь. Однако я жду своего конца спокойно. В жизни человека смерть — естественное событие, как несварение желудка. Так чего ее бояться? — хихикнул Агафари. — У каждого из нас лишь одна жизнь. И разве главной нашей заботой должна стать смерть? Мысли наши должны быть сосредоточены на жизни, а не на смерти. Жизнь побеждает смерть, так же, как новое всегда побеждает старое, не правда ли?

— Если вы все это знаете, дорогой старец, зачем же вы закрываетесь щитом от ангела смерти?

— Я же сказал тебе, смерть — не последняя наша чаша. Разве человек может умереть?

— А как же иначе?

— Человек живет в детях, внуках, в будущих поколениях, в своих делах. Жизнь — это зажженный факел надежды, который одно поколение передает другому. Вот почему можно говорить, что мы остаемся жить, когда уже засыпаны наши могилы. Мы и есть древо жизни. Древо жизни — сам человек…

— Ничего не понимаю.

— Не понимаешь, почему человек есть древо жизни?

— Да.

— Ну, тогда слушай, — сказал Агафари. — Это значит, что вне человека, вне его мира, нет никакой иной жизни. Нет в мире другого творца, кроме человека. Человек — часть мира, часть природы. Может, ты до сих пор не понял, что такое человеческое существование, бытие, реальность? Эти понятия вмещают в себя противоречащие друг другу начала: земля — небо, свет — тьма, жизнь — смерть, муж — жена, добро — зло, мир — война, верх — низ, быстрота — медлительность, рост — старение, цветение — увядание, личность — общество, любовь — ненависть. Мир держится на противоположностях.

— Я понимаю, — сказал Сирак, — что природа и человек не имеют творца, понимаю, что во всех явлениях есть две стороны, но я не могу понять, в чем же смысл жизни.

— Вот, вот! Именно об этом я и хочу поведать тебе. Все в жизни изменяется. Нет ничего вечного, неизменного. Человек страдает, мучается, но пытается изменить свою жизнь к лучшему. Он хотел бы жить вечно, сохраняя честь, достоинство, любовь. И поскольку этого не происходит, он начинает досадовать, раздражаться, искать смысл жизни. Некоторые, чтобы обрести этот смысл, избирают веру в царство небесное, в древо жизни, древо познания. Понимаешь?

Казалось, Сирак начинал понимать своего героя. Ему так хотелось услышать, в чем же причина человеческих страданий и радостей.

— Человек не может изменить законы природы, — продолжал тем временем Агафари. — Не может день сделаться ночью, и наоборот. Нельзя изменить законы жизни и смерти. Расцвета и увядания. Это неизменные законы. А если уметь их принимать, в этом можно обрести источник радости, что вовсе не означает безропотно принимать все, что есть. Человек должен бороться за то, чтобы, пока он живет, сделать жизнь лучше, уметь ей радоваться, уметь устранять то, что мешает этому. Для этого нужно иметь много сил. Цена человека меряется его способностью к самопожертвованию, а для этого нужно иметь большое сердце. Нужно уметь гореть, чтобы дать свет другим. Только в сердце своем человек должен черпать силы к жизни. Высшее знание — это познавание самого себя.

Познавая себя, ты познаешь других. Понимая свои желания, ты поймешь и других. Так ты постигнешь чувство доброты и любви к людям. Развив в себе это чувство, ты не будешь ждать благодарности и выгоды от других людей в ответ на свои благодеяния. Но если сердце твое будет занято лишь погоней за собственной выгодой, ты не познаешь духовной красоты.

Суть человека — его сердце. Человек благословляет и судит своим сердцем. Мерой и критерием всего является человек. Выше человека нет ничего. — Агафари тихо засмеялся.

Его смех заставил Сирака задуматься. Хоть он не понял пока разгадки всего, что тревожило его душу, он на мгновение почувствовал, что ему стало легче — будто вдохнул глоток свежего воздуха. Теперь он знал, как приступить снова к своей книге, с чего начать. Он улыбнулся, и в этот момент появилась Цегие.

— Опять не спишь! Что тебе мешает?

Ему не понравилось ее настроение, и он решил не отвечать.

— Когда знакомились, уже поссорились! — сердито сказала она.

— Что с тобой? — нарочито бесстрастно спросил Сирак.

— У того, кто лжет, сердце не бывает спокойным! Делаешь вид, что волнуешься, почему мы не спим? Любвеобильный какой! — Она захохотала. — Ах, любовь, любовь! Собирай-ка свои вещички и уходи отсюда, как пришел. Освободи меня, ради бога! Мне больше нет до тебя дела! Не думай, что у меня не хватит сил вырастить одной сына. Я травы собирать пойду, но не дам ему погибнуть. Уходи! К ней! Она любит писателей, как мне сказали. Будет восхищаться твоими книгами, и вы станете жить счастливо. А что тебе делать со мной, неграмотной женщиной! — кричала Цегие.

Сирак все понял. Он вспомнил, что рассказывала ему Себле о тетушке Алтайе. Видно, пришел час правды. Лгать больше не хотелось. Взяв себя в руки, он спросил:

— Ты говоришь о Себле?

— Не называй мне ее имя! Пусть его помянет священник! — что было сил выкрикнула Цегие.

— Ты хочешь знать правду? — громко спросил Сирак.

— Скажи, что любишь ее. Какая еще правда нужна? — сухо ответила она.

— Да, люблю. И знаешь почему? Я тебе скажу. Она дает мне минуты покоя. Мы встретились потому, что оба искали то, чего были лишены дома. Помнишь ли ты, Цегие, почему я когда-то пришел к тебе? Как ты только что сказала: явился с вещичками? Не потому, что некуда было деваться. Нет, я искал душевного тепла. Я думал, что