Зов красной звезды. Писатель - Бэалю Гырма

погибли, но самое ценное творение древности — литературный геэз — оказалось неподвластно времени. Совершенствуясь и обогащаясь, он стал основой средневековой литературы.

Государству аксумитов не суждена была долгая жизнь. В VII веке на Аравийском полуострове возник и в дальнейшем широко распространился ислам. С этого времени христианский Аксум стал быстро клониться к упадку. Мусульмане перехватили красноморскую торговлю, благодаря которой он процветал. Набеги кочевников — беджа — довершили губительный процесс. Аксумское царство перестало существовать. Однако государственность эфиопов не погибла. Ее центр сместился на юг, дальше от моря. Там, среди гор и лесов, в уединенном забвении теплился огонек самобытной культуры. Народу Эфиопии предстояло создать новую мощную империю. Это произошло в конце XIII века, когда в результате упорной междинастической борьбы к власти пришли цари, возводящие свою родословную к легендарному библейскому владыке Соломону.

Претензии на богоизбранность требовали солидного идеологического обоснования. Тут-то и сыграла свою роль литература. В начале XIV века появляется «Слава царей», занимающая выдающееся место в культурном наследии эфиопов. Это произведение состоит из разнородного материала (отрывки из Библии, апокрифические сказания, пророчества, высказывания церковных авторитетов, генеалогия царей и т. д.), который группируется вокруг основанного на библейском эпизоде рассказа о посещении царицей Савской, владычицей Эфиопии, Иерусалима и о ее встрече с царем Соломоном.

Миф о «богоизбранности» царствующей династии дал толчок к созданию в XVII веке еще одного произведения, по своему пафосу близкого «Славе царей». Речь идет о небольшом по объему, однако весьма любопытном сочинении — «Богатство царей». В фантастическом свете оно излагает путь «соломонидов» к власти.

Христианская Эфиопия, после падения Аксума оттесненная в глубь труднопроходимого нагорья, оказалась в изоляции от единоверных ей стран. Тем не менее обмен духовными ценностями с ними не прекращался. Произведения мировой христианской книжности окольным путем достигали Эфиопии. Посредником в этом стал язык, привычно ассоциирующийся с мусульманством, — арабский. Как некогда греческий, он служил средством общения с другими народами. С арабского на геэз переводились сочинения христиан и нехристиан.

Средневековая книжность активно использовалась правящими кругами в своих целях. Идеологическая заданность, подчиненность государственным интересам, как их понимали императоры и высшее духовенство, — яркая черта литературы на геэзе. Ее национальное своеобразие не проявляется столь отчетливо, как в произведениях современных авторов. Оно как бы затушевывается общими для уроженцев разных стран идеями (в данном случае христианскими), принципами отношения к действительности, нравственными приоритетами, нормами книжного стиля, устоявшейся символикой, нарочито архаичным языком (геэз вышел из живого употребления к X веку) — всем тем, что формирует мировосприятие человека феодальной эпохи. Литература Эфиопии являлась частью мировой христианской литературы. Это определило ее идейно-тематическое содержание и жанровый состав. Богословие и историография — в этих двух областях умственной деятельности более всего проявлялись таланты эфиопских книжников.

Эфиоп, трудившийся над созданием рукописи, всегда был человеком религиозным. Грамотой владели лишь представители духовенства, монахи. Мирянин редко умел читать и писать. Литература и искусство, неотделимые от религии, развивались прежде всего в монастырях, часто расположенных далеко: в горах, в пустынных местностях — там, где меньше опасности подвергнуться нападению врагов. Уединившись в кельях, при свете лучины или свечи ученые монахи создавали свои произведения. В скрипториях кожемяки и дубильщики выделывали тонкий пергамент, чернильных дел мастера, подобно алхимикам, колдовали над смесями — у каждого свой рецепт. По буковке нанести особой кистью слова на пергамент — работа кропотливая, требующая терпения и умения. Ее доверяли самым опытным переписчикам. Эти люди не имели права ошибаться, неловкое движение руки могло испортить лист дорогостоящего пергамента. Некоторые умельцы достигали замечательного мастерства в своем ремесле. Примером тому хронограф, названный «Книгой просяного зерна». Это название — дань признательности искусству переписчика, который словно рассыпал по страницам зернышки проса.

Из сочинений, обслуживавших нужды церкви, в литературном отношении наиболее интересны, пожалуй, жития святых. Как отмечалось, переводные агиографические произведения появились в Аксуме. Однако расцвет жанра в эфиопской литературе приходится на XV—XVIII века. Это связано с усилением монастырской колонизации земель (чему способствовали успешные завоевательные походы императоров в южные области Эфиопского нагорья) и соперничеством между различными монашескими конгрегациями. Каждый монастырь был заинтересован в создании жития собственного святого, так как это увеличивало его известность и влияние. По форме каждое житие соответствовало сложившемуся трафарету. Как правило, оно начиналось с хвалы господу, затем рассказывало о юных годах святого, пробуждении его интереса к религии, отречении от мирской жизни, аскетических подвигах, борьбе за чистоту веры и, наконец, смерти, нередко мученической. Важное место отводилось перечислению чудес, якобы совершенных святым, — ведь именно такие деяния возвеличивали его над простыми смертными.

В зависимости от того, чью точку зрения выражал автор, внешне единообразная форма произведения наполнялась специфическим содержанием. Жития предназначались для проповедей в церквах, но проповедей не столько христианского учения в целом (эфиопы исповедуют христианство александрийского толка, которое часто в научной литературе называют монофизитством), сколько принципов одного из его направлений.

В XV веке, в царствование императора Зара Якоба, энергичного реформатора, железной рукой подавлявшего смуты и ереси, с арабского языка был переведен «Синаксарь». В нем перечислялись имена иностранных святых, которых следовало поминать в определенные дни. В этот месяцеслов были также включены краткие жития избранных местных святых. Официальный житийный свод, обязательный для всех, должен был умерить рвение этнографов, принадлежащих к враждующим группировкам монахов.

Население эфиопской империи не было однородным по этническому составу. Оно состояло из многих народностей, говоривших на разных языках и имевших собственные традиции культуры. Границы феодального государства менялись в зависимости от успехов или неудач завоевательной политики царей. Бывали времена, когда пределы империи сильно расширялись, охватывая земли соседних мусульманских княжеств и кочевых «языческих» народов; случалось, враги брали верх и само существование независимой Эфиопии подвергалось опасности. Крупные феодалы лишь номинально признавали центральную царскую власть, страна страдала от раздробленности. Однако жители исконно эфиопских областей, таких, как Тигре, Годжам, Амхара, Шоа, и других, осознавали общность своей исторической судьбы. Их объединяло патриотическое чувство принадлежности к единой родине — Эфиопии. Это нашло отражение в средневековой историографии, знаменитых царских хрониках.

Древнейшим из известных является «Сказание о походе царя Амда Сиона». Оно повествует о событиях XIV столетия, когда под водительством императора Амда Сиона эфиопы разгромили мусульман на юге и в несколько раз увеличили территорию своего государства. Автора «Сказания» воодушевляет идея великого предназначения, выпавшего на долю Эфиопии, оплота христианства в этом районе мира. Национальное самосознание, питавшее эфиопскую историографическую традицию, неотделимо от пафоса священной борьбы с «неверными». Иного и не могло быть у народа, находившегося во враждебном идеологическом окружении. Противодействию двух религий — христианства и ислама — страна обязана многими крутыми поворотами своей истории. Создание царских хроник на геэз продолжалось до конца XIX века. В русле этой