Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо

Отторгнутая девушка принесла себя в жертву в интересах внеземной расы, руководствуясь законами высокой нравственности. Возможно, «справедливость» и «милосердие» – понятия относительные, однако ясно, что ее смерть, вопреки тому, что она заслужила жизнь, – эстетически некрасива.

В этом – если воспользоваться неуклюжими, несовершенными словами – и заключалось мгновенное мысленное послание Горти.

Он ждал.

Никакой реакции. Ни ответа, ни приветствий… пустота.

Горти пришел в себя. Почувствовал локтями стол, а щекой – локти. Поднял голову, поморгал, ослепленный светом лампы. Пошевелил ногами. Они не затекли. Когда-нибудь надо будет изучить аномальное течение времени в моменты включения инопланетного разума.

Его пронзила горечь неудачи.

Хрипло вскрикнув, Горти протянул руки к неподвижной, мертвой Зене. Прикоснулся к ней. Тело было твердым, как камень. Трупное окоченение еще больше исказило кривую улыбку, вызванную повреждением двигательных центров. На лице застыло решительное и в то же время удрученное выражение. У Горти защипало глаза.

– Выроешь яму, – прохрипел он, – опустишь ее туда, засыплешь землей. А потом что будешь делать всю оставшуюся жизнь?

Он почувствовал, что за дверью кто-то стоит. Достал платок, вытер глаза. Жжение не прошло. Отвернув лампу, подошел к порогу. Это был Солум.

Горти вышел наружу, прикрыв за собой дверь, и опустился на ступеньку.

«Все так плохо?»

– Пожалуй, – признался Горти. – До сих пор я отказывался поверить в ее смерть. – Немного подождав, он мысленно толкнул великана. – Не молчи, Солум.

«Мы потеряли примерно треть странных людей. В радиусе шестидесяти метров после твоего залпа никто не уцелел».

– Пусть упокоятся с миром.

Наступило молчание.

– Последний раз я чувствовал себя так погано, когда меня выгнали из школы за поедание муравьев.

«Для чего ты это делал?»

– У кристаллов спроси. Чем бы они там ни занимались, это вызывает жуткий дефицит муравьиной кислоты. Не мог себя пересилить. – Горти шмыгнул носом. – Я их и сейчас чую. Есть, чем посветить?

Солум подал ему зажигалку.

– Ну! Наступил на муравейник. – Он взял щепоть муравьев и высыпал их на ладонь. – Черные. Маленькие коричневые гораздо лучше. – Почти нехотя он перевернул ладонь и сбросил насекомых на землю. Отряхнул руки.

«Пошли в столовую, Горти».

– Да. – Он поднялся. На лице проявилось растущее недоумение. – Нет, Солум. Ступай один. У меня еще есть дела.

Великан горько покачал головой и ушел. Горти вернулся в трейлер, на ощупь добрался до дальней стены, где стояли лабораторные стеллажи Людоеда.

– Должна быть где-то здесь… Хлористоводородная, серная, азотная, уксусная… Ага, вот! – Он взял пузырек с муравьиной кислотой и открыл пробку. Нашел ватный тампон, смочил его кислотой и помазал язык. – Здорово! – пробормотал он.

– Какой приятный запах! Что это? Мне тоже дашь?

Горти прикусил язык и резко обернулся.

На свет, зевая, вышла Зена.

– Ну и местечко я выбрала, чтобы заснуть… Горти, что случилось? Ты… ты плачешь?

– Я? И не думаю. – Он заключил Зену в объятия и всхлипнул. Девушка взяла его лицо в ладони и принюхалась.

Через некоторое время, когда он успокоился, а Зена тоже помазала язык кислотой, она спросила:

– Что происходит, Горти?

– Долго придется рассказывать, – ласково произнес он. – В основном о девочке, которую все считали вредной чужачкой, пока она не спасла страну от гибели. А потом был созван гражданский комитет, распорядившийся, чтобы ей выдали документы, и ее мужу тоже. Та еще история. Очень эстетичная…

17

ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА:

«…в больнице, прихожу в себя, милый Бобби. Видно, пережила срыв из-за стресса. Ничегошеньки не помню. Говорят, однажды вышла из магазина, а нашли только четыре дня спустя – бесцельно слонялась по улицам. Не думай, со мной ничего дурного не произошло. Ничего совершенно.

Есть и хорошие новости. Старый рукоблуд Блюэтт умер на ярмарке от сердечного приступа.

Как только выйду из больницы, Хартфорд примет меня обратно на работу. Помнишь ту сумасшедшую историю о гитаристе, что дал мне триста долларов? Он прислал для меня в контору Хартфорда записку. Пишет, что получил в наследство фирму стоимостью два миллиона, и прощает мой долг. Не знаю даже, что делать. Никто понятия не имеет, где он живет и кто он такой. Говорят, насовсем уехал из города. Сосед сказал, что у него были две маленькие дочери, – их видели во время отъезда. Кстати, папины деньги уже наши и лежат благополучно в банке.

Не волнуйся. А что касается провала в памяти на четыре дня, я никак не пострадала. Лишь небольшая царапина на щеке. Надеюсь, я хорошо провела время. Иногда, когда я просыпаюсь, у меня бывает странное чувство – кажется, еще чуть-чуть, и я его ухвачу. Словно я раньше любила очень-очень хорошего человека… Наверное, я все это выдумала. Теперь ты будешь смеяться…

Нет никакой защиты

Проклиная формальности, Белтер расстегнул воротничок и опустился обратно в кресло. Потом пристально посмотрел на каждого из Объединенного Военного Совета Солнечной Системы и продолжал:

– Можете тоже устроиться поудобнее, потому что, видит бог, раз уж я буду держать вас за этим столом до тех пор, пока мы не найдем какое-то решение, то нет смысла придерживаться буквы протокола. Я никогда еще не слышал, чтобы с чем-то нельзя было справиться ничем, кроме, конечно, «Смерти». А значит, есть какая-то слабина и у этой штуки. И она должна отразиться в записях. Поэтому мы будем изучать записи до тех пор, пока не обнаружим ее. Раскройте пошире глаза и работайте. Это касается и вас, Лиисс.

Сидящий в сосуде юпитерианин пожал тем, что заменяло ему плечи. Инфракрасные сенсорные органы на его цефалоподах покраснели, когда в переводчике протрещали слова Белтера. Глядя с негодованием на это создание, Белтер подавил вспышку сочувствия. Юпитерианин был пленником многого другого, помимо сосуда, в котором поддерживались нужные ему состав атмосферы и сила тяжести. Лиисс был представителем покрытой позором побежденной расы, и то, что он находился за столом переговоров, являлось пустой формальностью – любезностью победителей, поддерживаемой огнем, сталью и смертью. Но сердитое выражение лица Белтера не изменилось. Сейчас было не время сочувствовать проигравшим войну.

Белтер повернулся к ординарцу и кивнул. Советники, все как один, издали вздох усталости и тревоги. Свет погас, и на плоской стене комнаты возобновился показ записи.

Сначала пошли астрономические данные из Купола Плутона, показывая первоначальный курс Захватчика, приближающегося от Кольца Лиры, – уравнения, расчеты, наброски, графики, фотографии. Все это было датировано трехлетней давностью, как раз во время заключительный фазы войны с юпитерианами. В Куполе Плутона в то время не было никакого персонала, причем вовсе не из-за чрезвычайного положения. Это была полностью автоматизированная обсерватория, и во время межпланетной войны не было необходимости в ее информации. Поэтому она не была оборудована передатчиком мгновенного действия, но аккуратно записывала информацию, пока ее не посетили после войны. На Заставе, одной из лун Нептуна, находилась хорошая военная база, предназначенная для наблюдения за границами Солнечной Системы. То есть должна была там находиться…

Поэтому Захватчики вторглись в пределы Системы прежде,