Наперекор судьбе - Пенни Винченци

Барти вздохнула.

– Ты чего вздыхаешь?

– Мне хотелось бы, чтобы ничего этого не было. Чтобы я ничего не узнала и чтобы нечего было узнавать. Это так грустно.

– Почему грустно?

– Потому что это все испортило. Навсегда.

– Барти, что именно испортило?

– Ну как ты не понимаешь?! – с болью и отчаянием воскликнула она. – Очень многое. Мои представления о тебе. Мои чувства к тебе.

– Я по-прежнему тебя люблю, – совсем тихо произнес Лоренс. – Для меня ничего в наших отношениях не изменилось.

– Это не аргумент. Для тебя не изменилось, зато для меня изменилось, и очень сильно.

– Значит, любовь ко мне, о которой ты говорила, – она изменилась? Не выдержала первого препятствия? Это печально, Барти. Очень, очень печально. Это заставляет меня думать, что и прежде у тебя не было ко мне особо сильных чувств.

– Нет, – нервно перебила его Барти, – дело не в том.

– Тогда в чем?

– Ты опять пытаешься меня запутать? Я же сказала, у меня не хватает сил на словесные игры с тобой.

– Барти, но что мне сделать, чтобы убедить тебя? Какие аргументы привести, чтобы ты поверила, что я не собирался причинить тебе никакого вреда? Что «Литтонс» меня не интересует?

– Ты мог бы… продать свои акции, – сказала она. – Избавиться от них.

Лоренс долго глядел на нее, потом на его серьезном лице пробилась улыбка. Торжествующая улыбка, возвещавшая о том, что в его голове возникла идея. Большая идея. Барти уже несколько раз видела у него эту улыбку и всегда изумлялась, насколько он беззастенчиво доволен собой и насколько высокомерно уверен в правоте всего, что делает.

– Нет, – отрезал он. – Нет, продавать акции я не намерен. Думаю, это был бы постыдный поступок. Акции ушли бы из семьи. Но у меня, Барти, есть другое предложение, которое может тебе понравиться.

– Какое? – устало спросила она. – Лоренс, какую еще уловку ты придумал?

– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, – сказал он.

Барти уставилась на него. Сначала ей стало очень жарко, потом – очень холодно. Сердце начало стучать, а голова – кружиться. Она сглотнула комок в горле и схватилась за край столика, отчаянно пытаясь вместе со столиком удержать в дрожащих руках реальность.

– Выйти за тебя? – повторила она совсем тихо, не узнав своего голоса.

– Да. Я этого хочу. И теперь еще сильнее, чем прежде. Я хочу, чтобы ты вышла за меня и…

Барти сделала глубокий вдох. Она должна ему сказать. Должна успеть, пока ее не захлестнет волна эмоций, в которой перемешались тоска, страх и желание. Она должна, чтобы он не подумал, будто она только и ждала этих слов.

– Выйти за тебя замуж и, надо полагать, оставить работу? – спросила Барти, радуясь, что ее голос звучит уверенно. – Оставить работу, стать миссис Лоренс Эллиотт, заботиться о тебе и твоих домах, вести переговоры с архитекторами и декораторами, тратить дни на магазины и вечера в салоне Элизабет Арден? Лоренс, ты этого хочешь?

– Оставить работу? – с неподдельным изумлением спросил он. – Да ни в коем случае. Надеюсь, я успел узнать твою суть. Нет, Барти. О твоем уходе с работы не может быть и речи. Я даже хочу, чтобы ты продолжала работать. Я горжусь тобой, твоим блестящим умом. И у меня возникла идея. Я отдам тебе свою часть акций нью-йоркского филиала «Литтонс». Точнее, они будут моим свадебным подарком. Правда, замечательная идея?

Глава 23

Кит смотрел на мать и удивлялся, почему она плачет. Плакала она крайне редко. И еще удивительнее, почему она плакала сейчас, узнав такие замечательные новости? По правде говоря, он ожидал с ее стороны более радостной реакции. Кит посмотрел на отца. Тот по-настоящему обрадовался. С предельной осторожностью поставив на стол кофейную чашку – Оливер теперь все делал с предельной осторожностью и тщательностью, – он протянул сыну здоровую руку.

– Отлично, Кит, – произнес он. – Ты просто молодец. Не многим удается получить право на стипендию сразу в двух университетах. Но ты это честно заработал своим усердием.

Селия высморкалась и обняла сына:

– Поздравляю тебя, мой дорогой Кит. Мы очень, очень горды тобой. Это грандиозное достижение. И какой же из университетов ты выберешь?

– Я пока как-то об этом не думал. Слишком взволнован. Скорее всего, Оксфорд. Как вы считаете? Семейная традиция и все такое. Ты там училась. Папа. И Барти тоже. И конечно, Себастьян.

– Поддержи традицию. Думаю, тебе действительно стоит пойти в Оксфорд… Боже, я поверить не могу. Сейчас опять расплачусь. – Селия полезла в карман за платком, вытерла глаза и как-то неуверенно улыбнулась Киту. – Мы обязательно должны сообщить Себастьяну.

– Что? Оба? Здорово, дружище. Просто здорово. Ты позволишь пригласить тебя на ланч?

– С удовольствием. Мама планирует вечером устроить торжественный обед, но день у меня свободен. Радость не помешала родителям отправиться на работу в «Литтонс».

– Я от них другого и не ждал. Ну а я к твоим услугам. Куда бы ты желал пойти?

– Приму ваш выбор. А Иззи можно пойти с нами?

– Иззи в это время будет в школе.

– Да, конечно. Совсем забыл. Жаль. А сейчас можно с ней поговорить?

– Конечно. Мы как раз заканчиваем завтракать. Только недолго, иначе она опоздает в школу.

Эта простая фраза показывала, какие разительные перемены произошли в жизни Себастьяна и Иззи. Теперь они вместе завтракали, и это считалось в порядке вещей. Никто и не догадывался о причинах этого чуда. Спросить тоже никто не решался. Все просто благодарили судьбу, что Себастьян наконец-то – и почти с радостью – принял свою дочь. Более того, поверил, что она сама и ее присутствие в его жизни способны дарить ему радость.

Себастьян по-прежнему оставался крайне строг с дочерью. И его отстраненность в отношениях с нею тоже пока никуда не исчезла. Но как было приятно видеть их гуляющими или сидящими рядом. Они стали помногу разговаривать. Их разговоры были насыщенными и серьезными. Редко, правда, но отец и дочь обменивались пусть и короткими, однако весьма искренними поцелуями.

Внешне Иззи почти не изменилась, оставаясь все той же тихой, послушной девочкой. Но у нее появилась уверенность, что отец не просто терпит ее присутствие. Она вдруг поняла, что нужна отцу. Перемены в Себастьяне были куда заметнее. Он стал мягче, терпеливее, все реже выплескивал свое раздражение и придирался. Теперь, как сказала Венеция, его снова можно было приглашать в гости. Конечно, он далеко не всегда соглашался, однако сами приглашения перестали быть безнадежной затеей.

Но самое важное – к Себастьяну вернулась его былая непоседливость и энергия. Теперь они с Иззи совершали воскресные прогулки. Сначала скромные вылазки в большие лондонские парки. Затем они стали ездить за город, чтобы погулять по полям и лугам Суррея. Планы были еще обширнее: в этом году провести целую неделю на Пеннинской дороге [54] .

«Странное развлечение для семилетней девочки: долгие и тяжелые пешие переходы в обществе вспыльчивого, брюзгливого престарелого отца», – думал Кит. Но если оба получат удовольствие от этого похода, кто он такой, чтобы возражать.

– Это замечательно, – сказал он Иззи. – Просто замечательно. Жаль, что я не смогу к вам присоединиться, – добавил он и вдруг увидел ее настороженный взгляд.

Нет, это их с отцом путешествие, и попутчики им не нужны. Даже такие, как Кит.

– Это я так сказал, – поторопился исправить свою оплошность Кит. – Я знаю, как для вас важны эти прогулки. Даже если бы у меня и было время, я бы не стал напрашиваться в вашу компанию.

Себастьян ждал его в ресторане отеля «Савой». На столике, в ведерке со льдом, лежала бутылка «Перрье Жуэ».

– Прекрасно, Кит. Ты славно потрудился. Впечатляющее достижение. Надеюсь, ты выберешь Оксфорд.

– Думаю, что да. Знаете, мне очень понравилась обстановка в колледже Иисуса. Но Крайст-Чёрч просто великолепен. Отец там учился, да и вы тоже.

– Решил изучать право? Или пока окончательного решения еще не принял?

– Не знаю, – растерянно улыбнулся Кит. – Меня увлекает карьера адвоката, хотя до сих пор я испытываю тяготение к стезе священнослужителя. Но для священника, думаю, во мне недостаточно смирения. – Он улыбнулся Себастьяну. Искренне, как человек, привыкший подсмеиваться над собой.

– Сомневаюсь, что епископы и прочие служители церкви такие уж смиренные, – заметил Себастьян.

– Нет, конечно. Но там нужно начинать с низов и безоговорочно подчиняться. А у меня с этим всегда было туго. Если бы какой-нибудь викарий стал унижать меня, я плюнул бы на всякое смирение и быстро отбил бы у него охоту издеваться надо мной.

– Сомневаюсь, – торопливо возразил Себастьян. – У тебя слишком хорошие манеры. Мне кажется, юриспруденция тебе понравится больше, нежели теология. К тому же твои родители будут счастливы, особенно мать. Только не думай, что люди должны выбирать себе карьеру, дабы потрафить своим родителям.

– Да, вы правы. Но когда одно совпадает с другим – это радость вдвойне. По правде говоря, мне жаль отца. Сомневаюсь, что он долго продержится в издательстве. Он старается появляться там каждый день, но я-то вижу, каких усилий это ему стоит. А как ему тяжело, что его везут в коляске: либо мама, либо его секретарша. Он находит это унизительным.