Наперекор судьбе - Пенни Винченци

– Мама, так ты тоже… – Адель с нескрываемым любопытством смотрела на мать.

– Абортов в моей жизни не было, – сказала Селия. – Но я была близка к подобному решению. Сейчас я не готова обсуждать с тобой эту тему… У меня было несколько выкидышей. В паре случаев беременность можно было бы сохранить, если бы я отдыхала и вела себя так, как надо. В первом случае меня больше волновала моя карьера, а во втором – я сознательно пошла на это. Я не жалею о принятом решении, но страданий мне это принесло с избытком.

– И когда это было? – спросила Адель.

Какой удивительный разговор. Она еще никогда не говорила с матерью так откровенно и на такие темы.

– Вряд ли ты захочешь знать.

– Хочу. Очень даже хочу.

– Ну, слушай… Это было во время войны. ММ находилась тогда в Эшингеме. Она только что родила Джея и не имела вестей от его отца. В действительности он к тому времени уже погиб на войне. ММ решила, что он не хотел ребенка, и уже готовилась отдать Джея приемным родителям. Но в ее лондонский дом пришло письмо от…

– Ее мужа?

– От отца, – ответила Селия и посмотрела на дочь как на соучастницу. – Я рассказываю тебе вещи в высшей степени конфиденциальные, и мне бы не хотелось, чтобы они стали известны еще кому-либо.

– Я никому не скажу.

– Так вот. Пришло письмо. В письме было написано, как он рад и горд, что у него есть сын. Я понимала, насколько важно, чтобы письмо поскорее попало к ММ. До передачи Джея приемным родителям оставались считаные дни… нет, считаные часы. А она, как я уже сказала, находилась в Эшингеме. Я должна была привезти ей письмо.

– Значит, ты поехала к ней?

– Да, больше было некому. Наш шофер ушел в армию. Тогда мало кто умел водить машину. Это ты должна помнить. Я была беременна, и в пути у меня начались преждевременные схватки. Я знала, чем мне это грозит, но подумала, что привезти ММ письмо важнее. И я привезла.

– Мамочка, какая грустная история.

Адель смотрела на свою суровую, стойкую, бескомпромиссную мать и понимала, что вряд ли у них когда-нибудь состоится еще один такой же разговор.

– Не совсем грустная. Я поспела вовремя. ММ была вне себя от радости. А я… я…

– Потеряла ребенка?

– Да. На следующий день я родила мертвую девочку. И я очень, очень долго не могла обрести душевный покой. Все это я рассказываю тебе, чтобы ты ясно понимала, какой серьезный шаг собираешься предпринять. Такие решения не принимают поспешно и в одиночку. Ты должна рассказать Люку. Как бы ты к нему в данный момент ни относилась, помни: это не только твой, но и его ребенок.

Иззи сидела с Китом на ступенях парадного крыльца эшингемского дома и ждала, когда Билли закончит разговор с леди Бекенхем. В это время к дому подъехала машина: большой серый «бентли». Машина ее отца.

Иззи охватил ужас. Зачем отец приехал? Что ему нужно? Может, он так рассердился на нее за их ночной разговор, что решил увезти домой всего… всего через четыре дня?

– Здравствуйте, Себастьян, – сказал Кит, подходя к машине и протягивая писателю руку. – Рад видеть вас в Эшингеме.

– И я рад тебя видеть, – скороговоркой ответил Себастьян и тут же спросил: – Надеюсь, Изабелла себя хорошо ведет?

– Она ведет себя просто идеально. Мы замечательно проводим время. Правда, Иззи?

– Да, – совсем тихо ответила она. – Мы очень хорошо проводим время.

– Приятно слышать. А в Лондоне такая жара. Вам просто повезло. Взрослые дома?

– Если вы про бабушку, да. Она в конюшне. Дед чистит свои ружья. Если хотите, могу его позвать.

– Нет, не сейчас. Не надо его отрывать. Я приехал повидать Изабеллу.

– Надеюсь, вы не собираетесь увозить ее в лондонскую духоту, – сказал Кит. – Сегодня она начинает учиться у Билли ездить верхом. А днем мы собирались на пикник.

– Естественно, я не намерен увозить ее, – все так же торопливо ответил Себастьян. – Просто мне захотелось ее повидать. И кое о чем с нею поговорить.

Услышать такое от отца было все равно что увидеть в небе над Эшингемом стаю летающих рыб. Иззи оторопела. За ее шестилетнюю жизнь отец еще никогда не выражал желания поговорить с ней. Должно быть, она сделала что-то ужасное. Вдруг на нее нажаловались в школе? Или няня сказала, что больше не хочет за ней присматривать?

– Я хотел бы поговорить с ней наедине, – пояснил Себастьян.

– Конечно. Мне сказать Билли? А то он скоро собирался начать урок верховой езды.

– Не надо. Мой разговор не займет много времени. Идем, Изабелла.

Иззи нехотя встала. Ноги у нее вдруг стали ватными. Отец быстро прошел вдоль дома, затем повернулся к ней:

– Идем же. Я думал, ты побежишь за мной.

– Извини, папа.

Он повел дочь через лужайку по направлению к лугу. Достигнув изгороди, Себастьян перелез через нее, потом повернулся и с заметным нетерпением стал ждать, глядя, как Иззи проползает под изгородью на животе.

– В лес или на луг? – спросил он.

– Мне все равно.

– Так нельзя говорить. Это указывает на отсутствие интереса. Даже если ты не уверена, нужно сказать что-то определенное.

– В лес, – не задумываясь, сказала Иззи.

Себастьян зашагал вперед и несколько минут шел молча. Узкая тропка не позволяла идти рядом, и Иззи шла позади. Несмотря на хромоту, Себастьян шел очень быстро. Она еле поспевала за отцом. Иззи ждала, когда же он начнет свой разговор. Все это было для нее в высшей степени неожиданно и непривычно.

– Пожалуй, здесь. – Он остановился, прислонившись спиной к дереву и глядя на Иззи. – Я хочу кое-что тебе сказать.

– Слушаю, папа.

– Я подумал, что… должен был приехать сюда. Приехать, чтобы… тебя поблагодарить.

– Меня поблагодарить?

Иззи почувствовала, как земля стала уходить у нее из-под ног. Чтобы не упасть, она схватилась за ствол дерева.

– Когда мы с тобой в прошлой раз говорили, я не чувствовал особой благодарности.

– Ты не чувствовал?

– Ты помнишь, когда это было?

– Да, папа. Это было ночью, когда ты… Когда я сказала тебе про твои книжки.

– Вот именно. Вряд ли ты поняла, но твои слова мне весьма помогли.

– Помогли? Как?

– Они подсказали мне идею. Видишь ли, мне было никак не найти идею. Для моей новой книги.

– И я подсказала тебе идею?

– Да, – с привычным раздражением ответил Себастьян. – Только прошу тебя, Изабелла, не повторяй за мной все мои слова. В этом нет необходимости.

– Извини, папа.

– Ладно. Помнишь, ты говорила про коров?

– Конечно помню. Я сказала: если бы они хотя бы на день приплыли в наше время и встретились с нашими коровами.

– Да. И это показалось мне интересным.

– Понимаю.

– Ты еще говорила про время. Помнишь – что?

– Наверное, – нерешительно ответила Иззи. – Ты про то, что наше время могло бы перемешаться со временем Меридиана?

– Вот именно. Твои слова очень сильно мне помогли, и я подумал, что ты должна об этом знать. Но я не стал тебе звонить, а сел и приехал.

– Я очень рада, папа.

Иззи стояла, глядя на отца, а затем, по совершенно непонятной причине, хотя она и была довольна, что сумела ему помочь, ей вдруг стало пронзительно грустно. Отец ведь и сейчас сердился на нее. Иззи видела это по его напряженному лицу, где ясно читалось, что он ее совсем не любит. Раньше это не так бросалось в глаза, но здесь, в замечательном Эшингеме, где ей все улыбались и разговаривали без крика и раздражения, она особенно остро почувствовала, какой унылой и безрадостной была ее жизнь в родном доме. И когда она туда вернется после Эшингема, ей будет совсем плохо. Иззи почувствовала, как слезы подступают все ближе и ближе. Они были готовы брызнуть. Иззи быстро провела ладонью по глазам.

– Ну что ты, в самом деле? – поморщился отец. – Только не начинай плакать. Я думал, мои слова тебя обрадуют.

– Прости, папа. Да, конечно, я…

Слезы оказались сильнее, и Иззи заплакала по-настоящему, уже не пытаясь сдерживаться. Она смотрела на отца, и ей очень хотелось, чтобы он не смотрел на нее так сердито, а подошел бы и успокоил, как это делала няня.

Наконец Иззи удалось перестать плакать. Она закусила губу, и последние рыдания остались у нее внутри. И вдруг она увидела, что отец смотрит на нее совсем не так, как пару минут назад. Взгляд его перестал быть сердитым. Нет, отец не улыбался. Его глаза были совсем грустными. Некоторое время они стояли напротив друг друга, оба по-своему несчастные. Потом Себастьян медленно, неловко, словно это стоило ему большого труда, протянул к дочери руку.

– Иди ко мне, – тихо позвал он, однако Иззи продолжала стоять на прежнем месте. – Я сказал, иди ко мне.

Эти слова звучали не как сердитый приказ, а как просьба.

Иззи сделала шаг, потом другой, в любой момент ожидая, что отец потеряет терпение и уйдет. Но он продолжал стоять с протянутой рукой.

Иззи показалось, что прошло очень много времени. Она подошла к отцу так близко, как только смогла, и вложила руку в его ладонь. Отцовская рука была очень теплой. Теплой и сильной. Иззи только сейчас вспомнила, что никогда не брала отца за руку и вообще не прикасалась к нему. Он очень осторожно сжал ее ладонь в своей и застыл, молча глядя на их руки, будто это было чем-то необычным. Потом он взглянул в глаза дочери, словно надеялся, что она сумеет понять.