Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный - Эван Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он снова повернулся лицом к полицейскому участку и продолжал рассматривать его.
Пожалуй, ему нужно обратиться к детективу. Да, вот именно так. Заходишь внутрь и говоришь, что, мол, тебе нужен детектив. А они, наверное, спросят: «По какому вопросу?» Как в банке или конторе.
Ему не хотелось обсуждать это ни с кем, кроме детектива. Вот это его и беспокоило. Ему нужно сразу попасть к детективу. Прямо к нему обратиться. А не вести всякие переговоры и объяснения с рядовыми.
— Вот они там все и засели, — раздался голос рядом. Он повернулся, чуть не вздрогнув от неожиданности. Он был настолько поглощен своим созерцанием здания, что даже не слышал приближающихся шагов по гравию и был удивлен, увидев человека, сидящего на скамье напротив. Наверное, было еще без четверти девять, может быть, и меньше, да и температура была… ух, наверное, не меньше семи-восьми мороза, а то и десяти, и никого в парке не было, кроме них, сидящих друг против друга на противоположных скамейках.
— Что? — спросил он.
— Все они там и засел», так что будь здоров, — ответил мужчина.
— Кто засел там? — спросил он.
— Легавые, — ответил мужчина. Это был небольшой франтоватый человек, лет пятидесяти, в черном пальто с бархатным воротником и манжетами, в серой мяпсой шляпе, лихо сдвинутой набок. У него были тонкие, как нарисованные, черные усики и черный галстук-бабочка в желтый горошек. Он выставлялся в отворотах воротника, как весело расписанный пропеллер самолета. С многозначительным презрением он кивнул в сторону полицейского участка. — Легавые, — повторил он.
— Точно, — сказал Роджер.
— Еще как точно, — подтвердил человечек.
Роджер посмотрел на него, кивнул, потом отвернулся от него, пожав плечами и намереваясь продолжать свое наблюдение.
— Кого-нибудь туда зацапали? — спросил мужчина.
— Что? — Роджер снова повернулся к нему.
— Там, у них?
— Вы о чем?
— Зацапали кого?
— Я что-то не понимаю.
— Ваших? — продолжал мужчина.
— Моих?
— Там, у них?
— Что?
— Кого-нибудь из ваших они туда зацапали? — нетерпеливо переспросил мужчина.
— A-а… Нет. Нет, никого.
— Так чего же вы тогда глаз не спускаете с них?
Роджер пожал плечами.
— Да вы зря темните со мной. Я там столько раз был, что у вас никаких пальцев не хватит сосчитать.
— Хм-м… м… — Рождер хотел уже было встать и двинуться прочь из парка, когда человечек сам встал и, перейдя дорожку, уселся рядом с ним.
— Они меня сто раз задерживали за всякую мелочь, — сказал мужчина. — Меня зовут Клайд.
— Очень приятно, — сказал Роджер.
— Клайд Уоррен, а вас как?
— Роджер Брум.
— Роджер Брум, новая метла[32] чисто метет, ага? — сказал Клайд и захохотал. У него были очень белые зубы. Пар валил у него изо рта, когда он смеялся. Он смахнул рукой замерзшую слезинку от Смеха. Пальцы были желты от никотина. — Да, сэр, — сказал он, все еще смеясь. — Я там у них бывал сотни раз. Сотни! За всякую ерунду…
— Ну, пожалуй, я пойду, — сказал Роджер и снова сделал движение встать, но рука Клайда мягко легла нп его плечо и тут же отдернулась, как бы почувствовав рост и силу Роджера и не желая провоцировать его. боязливость этого жеста не укрылась от Роджера, и он, почувствовав себя скрыто польщенным, задержался на скамье. В конце концов, думал он, он там бывал, наверное, все знает, где и что.
— Что они делают? — спросил он. — Когда туда входишь?
— Когда входишь? — изумился Клайд. — Когда входишь? Вы хотите сказать, когда вас забирают, так ведь?
— Ну да, наверное, так.
— Они регистрируют вас, если у них хоть какая-то зацепка есть для этого, потом запихивают обратно в камеру предварительного задержания, на первом этаже, и держат там взаперти, пока не повезут в город, там выстроят на опознание и потом предъявят обвинение. Ну, это если уголовное преступление.
— Что значит уголовное преступление? — спросил Роджер.
— Смерть или тюремное заключение, — ответил Клайд.
— Как это?
— Наказание.
— А-а…
— Вот так.
— Какие же бывают преступления?
— Взлом — уголовное преступление, убийство — уголовное преступление, вооруженный грабеж — уголовное преступление. Улавливаете?
— Да, — согласился, кивнув, Роджер.
— Акт эксгибиционизма, — сказал Клайд — это только нарушение общественного порядка. Мелкое хулиганство.
— Понятно, — ответил Роджер.
— Да уж, просто мелкое хулиганство, — сказал Клайд, усмехаясь. Зубы были ослепительно-белые. — Искусственные, — сказал он, подметив взгляд Роджера, и постучал зубами для подтверждения. Роджер кивнул. — А вот содомия — это уже уголовщина, — продолжал Клайд. — За содомию можно схватить двадцать лет. .
— Неужели?
— Уж поверьте. Меня они на этом никогда не ловили.
— Это хорошо, — сказал Роджер, понятия не имеющий, что такое содомия и не слишком заинтересованный, на чем именно ловили Клайда. Ему лишь хотелось знать, что происходит с тем, кто попадает в участок.
— Для них содомия — это когда принуждаешь всякими методами, или делаешь это силой, или если это несовершеннолетний. Ну, понятно? Но я на таких вещах никогда не попадался.
— А там они берут отпечатки пальцев?
— Я же говорю, я на содомйи никогда не попадался.
— Нет, вообще? '
— Ну, еще бы, конечно, берут. Это их работа. Их работа — это взять у вас отпечатки, перемазать вам руки и вообще испортить вам жизнь из-за любого пустяка. Вот это и значит — быть легавым.
— У-гмм… — ответил Роджер, и оба замолчали. Роджер снова оглянулся на здание полиции. *
— Я тут близко живу, — сказал Клайд.
— М-мм… — промычал Роджер.
— Всего-навсего кварталов…
— М-мм…
— Хорошая квартирка…
— Они разрешают позвонить по телефону? — спросил Роджер.
— Что?
— Полиция.
— А, это да… Слушайте, может, зайдем?
— Куда? — спросил Роджер.
— Ко мне.
— Зачем?
Клайд пожал плечами.
— Я подумал, может, вы захотите…
— Большое спасибо, — поблагодарил Роджер, — но у меня еще много дел. ’
— Можно и
