Наброски пером (Франция 1940–1944) - Анджей Бобковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Париже, в принципе, тихо. Немцев мало, шлюхи теряют клиентуру. «Теперь они встают, чтобы отдохнуть», как остроумно выразился г-н П. (Elles se levent pour se reposer un peu.) Приказ по 18-му округу сегодня отменили. Погода, как обычно: аспириновая.
Читаю «L’Amérique d’aujourd’hui»[340] Зигфрида{41}. Отлично написано. С несколько презрительным тоном француза по отношению к «варварам» и континенту без соборов. В принципе, это просто зависть, которая маскируется под множество явлений, чаще всего под так называемое культурное превосходство. Между тем во многих случаях культурная Европа на фоне Америки выглядит жалко. Культура? Зависит от того — какая. Политическая и экономическая культура уже бьет Европу по всем показателям. Все, что мы знаем об Америке, помимо огромного числа «умных» и стереотипных суждений, сводится к нулю.
4.12.1941
Именины Баси. Рано утром ей принесли от Лёли блюдо шоколада и печенья, а Хоментовский прислал чудесную примулу. Принесла все это к нам в номер горничная отеля, и день начался празднично.
Я до работы съездил на улицу Сен-Оноре и купил ей пару перчаток, а возвращаясь домой ближе к вечеру, купил три розы. Лёля пришла после ужина на чай, и так мы просидели втроем весь вечер, говоря, как обычно, о войне.
Вчера опять застрелили немецкого офицера в 10-м бецирке[341], и с сегодняшнего дня весь «бецирк» ложится спать в шесть часов вечера. Сикорский был у Сталина, заключили договор (наверняка никуда не годный), и в России формируются польские дивизии. Российское наступление продвигается, немцы отступают. В Ливии запинка, напряжение между американцами и японцами растет. Американо-японская война была бы центральным событием третьего акта трагедии, кульминационной точкой. Потом оставалось бы только ждать завершения. Бог знает какого; конец войны может быть хуже, чем весь ее ход…
7.12.1941
Рузвельт направил личное письмо императору Японии.
8.12.1941
Вчера японцы атаковали американские базы на Гавайях и начали войну. Судя по сообщениям, атаковали авиацией с японских авианосцев. Американцев застали врасплох, в подштанниках, как говорят в народе. Это трудно понять. В конечном счете вся большая японская эскадра — не булавка в стоге сена, даже в Тихом океане. Где была разведка? Где нормальная рекогносцировка вокруг Гавайских островов? Сидели спокойно, ели ананасы и танцевали хулу{42}? Все корабли в гавани и самолеты на земле за пару часов разнесли в щепки. «Оклахома» и «Западная Вирджиния» на дне, тысячи трупов, даже по первым сообщениям можно судить, что хаос там был еще тот. Я не понимаю, почему японцы сразу не высадились и не оккупировали эту жемчужину Тихого океана. Теперь уже настоящая война, круг замкнулся.
В Париже новые диверсии против немцев. Взорвана целая немецкая гостиница на улице Конвенсьон. С сегодняшнего дня любое движение после шести часов вечера запрещено. Метро работает только до пяти. Постановление воспринято с хорошим настроением, тем более что работа заканчивается в четыре. Б. сказал мне: La natalite française va augmenter[342]. Однако, говорят, ответные меры могут быть хуже, например на несколько дней закроют пекарни или отменят определенное количество продовольственных карточек на декабрь. Во французском понимании это худшее, что может с ними случиться. Они просто не могут представить себе ничего хуже. Но во всем окружении чувствуются солидарность и даже радость по поводу постоянных покушений. Сегодня в очереди матери рассказывали о том, какие задания дают детям в школах. Например: «Что вы думаете о Мерс-эль-Кебире{43}?» или «Что вы думаете о Третьей республике?». Видимо, в первом и втором случае дети ничего не написали, а одна бойкая девочка ответила учителю: «А что думать о Третьей республике, если ее уже нет?»
Вчера умер Дмитрий Мережковский. В газетах была только коротенькая заметка. Смерть его прошла незаметно. Моя мать практически кормила меня его книгами, а «Леонардо да Винчи» — первая биография, которую я прочитал.
9.12.1941
Сенсация. Говорят, наш немецкий «опекун» герр Швербель исчез. Ходят разные слухи, но точно ничего не известно. Неизвестно также, кто пришел на его место. Польская атмосфера в Париже накаляется.
10.12.1941
Немецкое отступление продолжается. Но выглядит оно очень упорядоченным. В Париже на острове Сите появились рождественские елки.
11.12.1941
Японцы затопили один из новейших английских линкоров «Принц Уэльский» и линейный крейсер «Рипалс». Нет никаких сомнений, что американцы были застигнуты врасплох. Американка, миссис П., потирая костлявые руки, сказала мне сегодня: «Хорошо им — они спали, как французы — спали на своих электрических холодильниках, компотах из персиков и апельсиновом соке. А теперь им надо…»
Сегодня Германия и Италия объявили войну Америке. Гитлер произнес речь в рейхстаге. Наша хозяйка, не понимая ни слова, выслушала всю речь и сделала короткий вывод: «Он ужасно кричал». «Это все, что у него осталось», — заметил я. Однако точка над i поставлена через два года, три месяца и одиннадцать дней. Я помню, что англичане еще в сентябре много говорили о подготовке планов на будущее, указав в расчетах 1943 год как своего рода рубеж. Расчет был верный.
12.12.1941
Я объездил примерно двадцать киосков с газетами, желая купить «Паризер Цайтунг», в которой напечатана речь Гитлера целиком. Но нигде не нашел этой брехни, раскупили в мгновение ока. Пришлось довольствоваться сообщениями и выдержками из французских «цайтунгов». На сей раз я действительно не знаю, как это назвать. Просто немецкий или ефрейторский товянизм{44}. Германия — Христос наций, избранный народ, которому Творец поручил миссию защиты Европы. Все равно ей ничего не поможет. Частые объяснения, почему он напал на Польшу, настолько частые, что кажутся непонятными и подозрительными. Баланс потерь на востоке просто смешон, наконец атака на Рузвельта, который, как и Вильсон, сумасшедший, ну и несколько слов о миссис Рузвельт, что выглядело вообще глупо. В общем, бешеное жужжание мухи, запутавшейся в паутине. На фоне этих слов, этого метания, на фоне англосаксонских военных «подвигов» как-то зловеще и величественно, эффектно и пугающе вырисовывается фигура Сталина. Он не уехал из Кремля, молчал, выдержал и теперь, подписав сделку с зимой, двинулся вперед. И все время молчит. Его никто не удивил, это он удивил весь мир. Оттуда бьет зловещая и таинственная поэзия, великий и неразгаданный «X», неизвестный в данном уравнении, которое
