Похождения видов. Вампироноги, паукохвосты и другие переходные формы в эволюции животных - Андрей Юрьевич Журавлёв

корзин с припасами и бутылками и ехать вместе с нами «в экспедицию»… И тогда прощай вечерний график работ. Артуро более деловит. Он знает наше пристрастие к чулетам – баранине, запеченной на ребрышках. Пока блюдо поспевает, напоит всех сангрией или местным пивом, заиндевевшие кружки для которого извлечет из морозильника, и предложит богатый ассортимент стартеров: хлеб с оливковым маслом и растертым помидором с перцем, разные оливки и кучу копченостей, включая самый известный хамон из Каламочи (до нее отсюда рукой подать). И все это за счет заведения…

Но лучше не бередить душу и желудок, истекающий соком от одних воспоминаний. В этой стране в любой забегаловке накормят, как в ресторане (в Москве же – в любом ресторане, как в забегаловке). Послеобеденную дрему (правильно поступили испанцы, что изобрели сиесту!) сдувает горный ветерок. В три часа пополудни мы возвращаемся на гору. Ведь здесь сохранились остатки животных, которые гораздо интереснее трилобитов. Обычно они распадаются на мельчайшие, трудно поддающиеся определению частицы или исчезают без следа. Лишь лагерштетты способны сохранить необычных существ целиком. Первое, что я нахожу, – карандаш с готическим шрифтом: к сожалению, немецкие варвары повадились сюда, чтобы собирать и вывозить уникальнейшие образцы на продажу. Впрочем, российские мародеры, постоянно разоряющие редчайшие местонахождения Беломорья и Сибири, ничем не лучше. У нас, как в стране победившего капитализма, расправляются с побежденными, в первую очередь с наукой. Научные исследования геологических структур на современном уровне фактически оказались под запретом, зато бизнес на костях процветает. Причем российские «черные копатели», в отличие от западных умельцев, ничего сами не ищут, а пользуются открытиями профессиональных палеонтологов, для чего внимательно следят за научными сайтами. Создание национального парка или государственного заказника служит для них призывом бросить все свои силы на его разграбление, как происходит с Приморским заказником в Архангельской области и природным парком «Ленские столбы» в Якутии. Не спасает даже тот факт, что «Ленские столбы» – одна из немногих российских территорий, признанных памятником природы всемирного значения. А ведь это редчайшие местонахождения древнейших животных, аналогов которым в мире просто нет! (Поэтому любые украденные с этих территорий окаменелости легко распознаются в зарубежных лавках и на страницах интернет-аукционов, даже если данные об их происхождении умышленно перевраны.)

По счастью, кое-какая информация к размышлению на месте еще осталась. Среди многочисленных трилобитов сначала попадаются несколько расплющенных толстых (почти в сантиметр) поперечно-полосатых червей, свернувшихся кольцом, затем передняя часть еще более толстого и тоже полосатого организма с вытянутым хоботком и маленькими короткими толстенькими лапками, как у мультяшного кота из «Возвращения блудного попугая». Они тоже несут ребристый рисунок – это отпечатки кольцевой мускулатуры, благодаря которой при жизни животного лапки могли втягиваться и вытягиваться, словно телескопическая труба.

Собрав улов, возвращаемся в вечернюю Сарагосу. После 8 вечера жизнь в Испании только начинается. Открываются таверны и ресторанчики, сияют огнями витрины магазинов. По ярко освещенным улицам шествуют толпы народа, любуясь удивительным конгломератом трех культур: римскими театрами и крепостями (ведь Сарагоса – бывшая римская Цезарьавгуста и мавританская Сарагаста), католическими соборами, своим орнаментом больше напоминающими мавзолеи Самарканда, и дворцами, идеально сочетающими полет поздней готики, раскрепощенность Ренессанса и узорочье арабских мотивов. Народное бурление продлится до двух ночи, когда слегка угомонившиеся жители разбредутся и разъедутся по домам Сарагосы, города Франсиско Гойи и Луиса Бунюэля.

Увиденные в Иберийских горах «персонажи» вполне бы могли вписаться в сюжеты «Капричос» или появиться в кадрах «Андалузского пса». Ну как подобное толстое червевидное создание с хоботом, названное мурероподией, могло передвигаться на своих несуразных культяпках, растопыренных в разные стороны? Когда-то подобные черви – и с ногами, и почти без ног, и совсем без оных – составляли обширную группу животных, независимо от членистоногих приобретших черты «членистоногости», подобно тому как археоптерикс и его родственники накопили признаки птиц независимо от птиц.

Глава 22

Головохоботные черви: эволюция ампутантов

В середине 1990-х молекулярные биологи объявили, что членистоногие (мечехвосты, пауки, раки, насекомые) – родственники круглых червей (аскарид и им подобных) и странных приапулид с втягивающимся и вытягивающимся шипастым хоботком, а отнюдь не кольчецов… Хотя, казалось, что именно кольчатые черви (особенно ползающие многощетинковые) и членистоногие имеют так много общего: сегментированное (членистое) тело с повторяющимся набором органов в каждом сегменте, парные конечности на каждом членике тела, отчетливо выраженная голова с щупальцами-антеннами и глазами, наружные кожные жабры (у наиболее простых водных ракообразных). А у какого рака или скорпиона вы видите втягивающийся хобот или хоть что-то похожее? Или, наоборот, где у круглого червя и приапулиды сегменты, не говоря уж о конечностях?

И ученый мир счел, что на этом молекулярная биология и закончилась, толком не начавшись. Если сходство молекул, пусть даже таких сложных и важных, как ДНК и РНК, приводит к столь странным представлениям о родстве совершенно не похожих друг на друга животных, то стоит ли доверять таким выводам да и вообще продолжать подобные исследования? Тем более что в пользу своей точки зрения молекулярные биологи смогли привести лишь один серьезный аргумент, не считая собственно сходства в последовательности расположения определенных структурных элементов в этих молекулах: все эти существа линяют. Даже общее название для них предложили – линяющие, или экдисозои (Ecdysozoa; от греч. εκ-δυω – снимать и ζωον – животное). Ладно, пусть линяют, это все делают. Скажем, зайцы.

Однако ни зайцы, ни кольчатые черви никогда не расстаются со своей шкуркой целиком. Лишь с отдельными ее кусочками или выростами. Это скорее не линька, а шелушение, которое может происходить в определенное время (например, смена зимней шубки на летнюю или наоборот), а чаще – всю жизнь, но по чуть-чуть. Экдисозои сбрасывают свою шкуру (кутикулу) целиком и достаточно регулярно под действием определенного гормона, который, конечно, называется экдизон (если быть точным, 20-гидроксиэкдизон). Без такой смены внешнего скелета, которым служит весьма прочная (хитиновая и нередко укрепленная фосфатными или карбонатными минералами) кутикула (лат. cuticula – кожа), они просто не способны расти. Хотя внешняя опора вместо внутренней, как у позвоночных, не позволяет экдисозоям мериться размерами с завроподами, свои гиганты (1–3 м длиной) в их истории тоже появлялись. Но главное, именно линяющие господствуют на Земле, на суше и на море, начиная с кембрийского периода, подавляя всех прочих существ своей численностью, биомассой и разнообразием. Только видов жуков уже описано почти 400 000 (всех вместе взятых млекопитающих – только 6000), а на одном-единственном дереве в Перу можно насчитать 43 вида муравьев. Согласно апокрифическому научному преданию, когда у одного из основоположников генетики и теории «химической преджизни» Джона Холдейна в компании теологов как-то поинтересовались, о чем бы он спросил Всевышнего, если