В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

и родственников – небольшой ежегодный корпоратив в дикой тайге. На недельку, в виде поощрения. Рыбачу в свое удовольствие, нынче на рассвете такого тайменя выволок – загляденье! Кстати, приглашаю вас на пикник – у меня завтра день рождения. Мы на том берегу встали. Послезавтра потихоньку дальше двинемся.

– Поздравляем, но у нас времени мало, с утра поплывем вниз, к Охотничьему… А если не секрет, как вы сюда забираетесь?

– Так я заказываю вертолет во Владике, точнее – в Кневичах, в аэропорту. Забрасываемся со всем барахлом к устью Аника, там удобная коса. Потихоньку плывем, дышим воздухом, ловим рыбку. У нас в компании и дамы есть, знающие толк в этом. А забирают нас от Лаухэ, как получат сигнал по рации. Слышали небось вчера вертушку? Это мы прилетели.

Вчера? Мы переглянулись. Нам казалось, это было дней пять назад! Вот тебе и пожарные… Два вертолетных рейса из Владика на север Приморья стоили очень больших денег по нынешним временам. Наш собеседник явно принадлежал к весьма успешным дальневосточным олигархам.

Мы были все еще какие-то замороженные и заторможенные, разговор с бизнесменом давался с трудом. Шарапов тоже это уловил.

– Одичали вы маленько в ваших турпоходах. А уж лица исхудали! Может, вам жратвы подбросить? Сейчас распоряжусь!

– Да нет, спасибо, продукты у нас теперь есть, главное было до них дойти.

– Ну, тогда просто коньячку за знакомство? С лимончиком, а?

Против столь щедрого предложения возразить было нечего. Шарапов вытащил из кармана портативную спутниковую рацию с телескопической антенной (нам бы такие!) и скомандовал:

– Сёма, отбой, снимай наблюдение, отличные ребята оказались. Не беглые. И подкинь нам бутылочку коньяка и лимон! И стопочки, не из кружек же пить!

А потом, обращаясь уже к нам:

– А вы думали, я такой смелый, в одиночку соваться к незнакомцам? Охранника загодя высадил с карабином, на всякий случай! Во-он за тем бугром лежал.

Подъехал на байдарке охранник, привез заказ шефа. Развязались языки, в основном солировал новый русский. Немного рисуясь, рассказывал про свою бизнес-империю. Эта информация и на ясную голову воспринималась бы нами, далекими от подобных реалий, с трудом, но мы вежливо кивали головами. Потом беседа пошла поживее, свернула на рыбацкие истории, сравнение трофеев, спиннингов и блесен. Тут было что поведать и Николаю с Юрой.

В сумерках, прощаясь у каяка, Шарапов опять вернулся к животрепещущей теме:

– Слушайте, я понимаю, на какие шиши я здесь отдыхаю. Но так и не понял, за какие деньги вы-то здесь работаете. Да еще такие лишения выносите. Неужели птички так дорого стоят?

В ответ мы что-то промямлили про грант National Geographic.

Слово «грант», уже привычное в обиходе научных работников, явно было еще малознакомым в среде дальневосточного бизнеса. На лице нашего собеседника отразилась напряженная работа мысли.

– А-а, дети капитана Гранта! – наконец понимающе осклабился начитанный олигарх. Сделал паузу, окинув цепким взглядом наши лохмотья, и полувопросительно добавил: – Или лейтенанта Шмидта?!

Эпилог

Дети лейтенанта Гранта

После встречи с новыми русскими в устье Хвоянки все у нас пошло как-то наперекосяк. Может, виной тому пресловутый коньяк с лимоном, с устатку неправильно легший в желудки отвыкших от спиртного «аборигенов». А скорее всего, вдруг отпустила натянутая до предела струна, позволявшая нам столько времени успешно существовать и действовать в экстремальных обстоятельствах. Замаячило скорое возвращение в состоящую не только из нас четверых цивилизацию – и расслабились, вспомнили накопившиеся обиды, реальные и мнимые. Острый приступ «экспедиционита» охватил всех, но главное, вдрызг разругались Костя и Николай – самый тихий и безответный соратник в наших странствиях! Надежный, немногословный, все умеющий, находящий себе работу, даже когда остальные уже способны думать только об отдыхе. С этих пор они и словом не перекинулись.

Если бы не тяжелая атмосфера внутри коллектива, три дня неспешного сплава по Бикину до поселка показались бы нам курортом. Лето уже заметно перевалило за середину. На ивах появились первые желтые листья, зацвела пижма, возле срубов буйствовал лиловый кипрей. В гуще начавших жухнуть травяных джунглей ажурными розовыми фонариками догорали лилии-саранки. Пошли «настоящие» грибы – подберезовики, маслята, сыроежки, а не строчки, ильмаки и ивняки.

Было солнечно и жарко, мы немного отъелись на рыбе и тушенке, загорали в лодках, голые по пояс, слегка подгребая на излучинах уже набравшей ширь реки. Лишь пару раз пришлось соскакивать в воду и проводить лодки по перекатам, благо груза было намного меньше, чем во время сплава по Зеве. Знаменитый Гиндоуский залом, которым нас так пугали, прошли без приключений – его почти размыло. А просто так почти и не купались – предыдущие коллизии на воде здорово отбили охоту.

В нашей с Колей лодке по-прежнему было полно воды – как ни заклеивай, дно продолжало течь, да и баллоны бортов начали потихоньку подтравливать. Но мы привязали к бортам раму из ивовых кольев и нагрузили поклажу сверху, так что вещи оставались более-менее сухими. Конструкция хлипкая и ненадежная, но на спокойной воде сойдет!

Разговаривать особо не хотелось никому, все порядком устали друг от друга. Николай и Юра непрерывно ловили ленков и хариусов, словно компенсируя рыбацкие неудачи во время похода с Сухопадной. Костя и я порознь фиксировали постепенное появление китайско-маньчжурских элементов во все еще таежно-сибирской орнитофауне. У впадения ручья Плотникова в 20 км ниже Хвоянки заметили первую белую трясогузку, в устье Килоу процветал настоящий маньчжурский оазис: желтогорлые овсянки, сизые дрозды, ширококлювые мухоловки, чечевицы, урагусы, белоглазки. Начиная от Санькина ключа появились короткохвостки и синие мухоловки, после устья Зевы пошли широкороты, однажды пропела желтоспинка. Менялась и флора. К привычной пойменной растительности незаметно присоединились боярышник и барбарис, жостер и калина, чубушник и бересклет.

На берегах гнус по-прежнему отравлял существование – стоило причалить, наваливались комары и мошка, а четыре (как минимум!) вида слепней продолжали преследование и на фарватере реки. К впадениям крупных притоков были приурочены большие бараки, нередко в хорошем состоянии, с банями, коптильнями, омшаниками и другими хозяйственными сооружениями. Но находиться в них в разгар лета все еще не представлялось возможным – вездесущий мокрец проникал в малейшие щели. Пришлось снова ночевать в палатках.

Ниже впадения Зевы местность была нам уже знакома, мы как-то повеселели и без особых приключений добрались до устья Улунги. Не считать же приключением то, что, неверно рассчитав время, к косе ниже поселка причалили мы глубокой ночью! Привычно оставили лодки и большую часть вещей в кустах до завтра и двинулись к Охотничьему в неверном свете фонариков с почти севшими батарейками.