Я не Поттер! - Марина Броницкая

Мальчишки от скуки принялись дергать девчонок за банты, косички и шарфы, девчонки не обращали на них внимания и занимались утренним туалетом, всеми скудными мыслями утонув в зеркалах и пудреницах. Невилл спал на парте, так уж у него с некоторых пор повелось — ночью он бодрствует и боится встать, страдая, а днем храпит отцу на радость. Гриффиндор под звонкий храп пухлого больше сотни баллов лишился.

Наконец, первый урок по Защите начался.

— Добрый день еще раз! — приветствовал он учеников. — Извините за опоздание. Учебники можете убрать, сегодня у нас практическое занятие.

Так как я ничего и не вынимал, много чести, то у меня было время присмотреться к Ремусу — бледный и злой. От растерянности не осталось и малейшего следа.

— Ну что? Готовы? — спросил он притихший класс. — Пойдемте со мной.

За ближайшим поворотом нас встретил Пивз, висевший вниз головой и замазывающий замочную скважину.

— Глупый Люпин… глупый Люпин… глупый Люпин… — заголосил полтергейст.

— Я бы на твоем месте отлепил жвачку от замочной скважины, — приветливо сказал Люпин. — Мистер Филч огорчится, ведь там его щетки.

Пивз не боялся ни Ремуса, ни самого черта, а уж тем более щеток Филча, а потому в недоумении вытаращился на «глупого Люпина», не понимая, то ли это угроза была, то ли человек просто поговорить хочет…

— На этот случай есть одно полезное заклинание, — сказал учитель себе за плечо, вытянул руку и уверенно произнес: — Виддиваззи!

Ни жвачка, ни Пивз так и не улетели. Ремус явно перенервничал, перед дверью, да и мой запах продолжал его беспокоить — он то и дело морщил нос.

В общем и целом впечатления оборотень не произвел, скорее наоборот, и я решил воспользоваться подвернувшейся ситуацией.

— Пивз, уйди… — буркнул я себе под нос и на меня обернулся весь курс.

Полтергейст немедля испарился, будто в невидимую дверь шагнул. Но когда ему оставалось подтянуть лишь ногу с растопыренными пальцами, уходить по–английски он передумал и вернулся.

— Да–да, как скажете, уважаемый! — заискивающе заверил меня Пивз в своей покорности и лишь затем «шагнул» полностью.

Процессия двинулась дальше, и никто не произнес ни слова. Что‑то попыталась сказать Гермиона, и уж было начала рассказывать Лаванде на ухо, что полтергейсты это тоже духи, только злые, но на неё зашикали со всех сторон и девчонка замолкла. Все смотрели в затылок впереди идущего преподавателя, согнувшегося, словно от тяжкого груза, и не хотели злить и так злого человека. Мало ли как он там с баллами факультета поступить может?!

— Ну вот мы и пришли. Заходите! — пригласил он войти всех присутствующих, остановившись перед высокой дверью учительской.

В отделанном деревянными панелями просторном помещении стояло множество разномастных стульев и на одном из них, у окна, сидел мой отец. Он обернулся на шум, криво улыбнулся, поднялся и, не сказав ни слова, вышел, закрыв дверь вместо Ремуса, тот так и остался стоять с поднятой рукой.

— Ну что же, зельевары они такие, надышатся сложных зелий и всё им потом неприятели по углам чудятся! Ха–ха… хм… Э–э-э…

Однокурснички застыли, будто в них Ступефай срикошетил. Никто и не думал смеяться, не раздалось даже хилого смешка. Кто левым глазом, кто правым, а кто двумя, но все они косились на меня, а их лица просто кричали о «неудачности» подобной шутки. Не стой перед ними сконфуженный автор юмора, они бы не постеснялись меня заверить об этом вслух. Вот он — великий страх перед летучей мышью Хогвартса… В такие моменты они явно представляют декана Слизерина на мышью, а мстительным драконом!

— Ха! — четко и громко выговорил я, стоя напротив неудачливого учителя. Опростоволоситься перед подростками два раза, так и не успев начать обучение…

— Да, дети, Гарри прав. Вы видимо… хм… любите своего учителя… — он прокашлялся. — Прошу прощения…

Кто ему при мне возразит? Все остервенело закивали, признаваясь «старшему гаду Снейпу» в любви, и с каждым кивком глаза Ремуса все больше смахивали на русалочьи — увеличивались и выкатывались.

Нет, так они вели себя не всегда, просто я решил хоть капельку оправдать свое звание «ябеды», ранее незаслуженное, и с некоторых пор оправдывал его вовсю. Дин вот, в будущем к зельям не то что не подойдет, его не подпустят, с такой то характеристикой «отсутствия врожденных способностей». А ведь у них семейный бизнес — целых три аптечных лавки в пригороде Лондона! Лаванда в кабинет теперь бочком просачивается, и дышит тихо, и глаза только вровень с котлом подымает. А чего она волосам отца прозвища придумывала? То висюльки, то бирюльки, то медуза Горгона по ним плачет… Честно заработали, недорогие мои, получите!

Вскоре Люпин очнулся и принялся демонстрировать приунывшим слушателям старый гардероб для мантий, в котором возился боггарт. И пока он объяснял, что это такое, и как его одолеть, лично меня одолевали сомнения — уйти или остаться? Еще скажет подойти, раскрыть перед всеми своё самое потаенное… Что тогда делать? Как быть? Я точно знаю, чего боюсь, и папа просто сумасшедший, раз не предупредил меня о новой мебели в учительской и возможном уроке здесь же!

— Одолеть его легче вдвоем… превратить в нечто смешное… вот ты, Невилл, чего ты боишься больше… — в мою голову просачивались лишь обрывки фраз, я невербально колдовал.

— Н–е-е–т! — хором закричали несколько особо сообразительных. — Невилл ничего не боится, правда? — настойчиво спросил Симус.

— Да… конечно… не боюсь!

И папа из шкафа вываливаться не стал. Как результат, смешным его Невиллу представить не довелось.

Спустя минуту Парвати закричала:

— Ридикулус!

И мумия запуталась в бинтах.

Затем появилась ведьма–баньши, лишенная ирландцем голоса, поползли змеи и принялась гоняться за собственным хвостом несчастная крыса…

— Гарри, твоя очередь, — как мог приветливо произнес Люпин и протянул руку, приглашая меня подойти. — Вперед!

Мне нечего было бояться, ведь я, хоть и наспех, но дочитал длиннющее заклятие противодействия страху и смело шагнул вперед, подбодряемый Гермионой.

Все застыли и жадно всматривались в пока пустое место перед гардеробом.

Когда волна жара обдала моё лицо, было уже поздно, совсем поздно — мой страх уже сидел на табуретке. Юный, хрупкий, в синей кофточке с белым воротничком и простых черных джинсах. Люпин перехитрил не только меня, но и себя. Его лицо вытянулось и посерело в один миг, будто кто‑то нажал на кнопку и изображение сменилось черно–белым. Мама в ритм постукивала небольшим каблучком по полу, и сосредоточенно поправляла густую рыжую челку, и без того аккуратно уложенную. Боггарт не знал моей матери, он оживил то, что мог видеть или представлять я. Но Лили Поттер жила в моей голове лишь в образе мертвой женщины на полу. Спорящей с мужем и протягивающей меня Риддлу я постарался мать забыть. Мне было стыдно за неё, её неуместную доброту к тому, кто с легкостью пожертвовал и вроде как любимой женой, и собой, и маленьким ребенком, избегая унижения обычными сплетнями…