Я не Поттер! - Марина Броницкая

Ступенька, еще ступенька, темный коридор, плесень на стенах и даже на рамах картин, огромная деревянная дверь, отполированная до неположенного ей временем блеска, серебряная ручка, на которую я нажимал не одну сотню раз и…

— Фенрир, я жить хочу.

— Кому–кому, а тебе, юный Снейп, я не препятствую существовать…

Сивый стоял в двух шагах от меня, курил обычную сигарету и как‑то деловито стряхивал пепел на пол, не заботясь о сохранности истертой ковровой дорожки. Одна нога уперлась в стену напротив, преграждая мне путь, другая отстукивает ритм неслышной мне музыки. Черное существо в черном месте и с черными мыслями. Именно такие думы навевал красноватый блеск его глаз и светлые лунные отблески на кожаной куртке. Кто папу моего непонятным называет, не встречал этого оборотня, абсолютно точно не встречал.

— Испуг вполне способен остановить сердце. Вы же подкрались!

— Я? — он сделал глубокую затяжку и не по–звериному тепло улыбнулся в стенку, не удостоив меня и взглядом. — Это ты мальчик, подкрался. Никто тебя не ждал, да… и черт с ним! — он потушил сигарету о носок массивного ботинка. — Знаешь, сколько нас было? А сколько осталось?

— Кого?

— Нас! — оборотень поправил шейный платок и принялся рассматривать свой маникюр на руке. — Готовых бороться за чистоту волшебного мира? За право на жизнь? То оборотни вне закона, то великаны, то еще кто… Теснят нас дамблдоровские маглы, ой тесня–я-т… Тысячелетия жили себе, а сейчас всё — финита ля комедия — нельзя. Закон выпустили, там так и написано — «прекратить размножение»! — он почти кричал, и похоже что вместе с ним кричала настоящая, выстраданная боль. — Как, спрашивается? Совершить массовое самоубийство?! Но, Гарри, мы были, есть и будем… а вот такие, как ты… — Сивый в притворной задумчивости потер подбородок. — Не знаю, не знаю…

— Семь поколений?

— Не так — всего семь… — зловеще прошептал он, наклонившись ко мне.

Закон семи поколений — приговор волшебного мира. Дамблдор, добрейший и светлейший, не стесняется отправлять в Азкабан даже тех, кто упоминает о нем лишь вскользь.

— Учение темных людей, мальчик мой, очень темных… — сказал он как‑то, читая донесение шпиона Снейпа о подобных смельчаках, то есть Пожирателях. — И ложь, чистая ложь! — вскричал он из‑за стола, заметив, что я оторвался от лицезрения отцовской спины и передумал спать.

И всё, больше ни одного аргумента. А вдруг не ложь, а правда? Он подумал вообще? Чем тогда маглы лучше, они что, должны выжить, а мы остаться историей, да еще такой, которая никому из них никогда не станет известной? Ничего не бесконечно, гласит здравый смысл и единственный уцелевший трактат семьи Гриндевальда — рукописная копия Свода Бытия Чародеев, сожженного еще во времена бурного средневековья. Чистокровный волшебник породит волшебника, даже если его вторая половинка — магл, и от его ребенка произойдут маги, и от внука, и правнука, уже далеко не такого сильного и здорового, как дед. Но вот тот, кто четырежды правнук разорвет магическую цепь и его ребенок не будет не то что сквибом с кровной памятью о магии предков, он будет… чужим. Обычным маглом без памяти крови, тем, кто своим существованием обесценит жизни целого волшебного рода! Ну жил когда‑то тот, кто числится его дедом, ну страдал, ну любил и ненавидел. А зачем? А просто так…

Сквибов сейчас рождается много, я эту тему в прессе отслеживаю внимательно, но гложут меня сомнения, что большинство из них совсем не сквибы — чужаки.

Пока я всматривался в глубины собственного сознания, Фенрир устал корчить из себя загадочность и пялиться то на собственные ногти, подточенные под волчьи когти, то на стенку напротив. Он опустил явно онемевшую ногу, недовольно крякнул, и обычным голосом поинтересовался:

— Как в школе дела?

— Идут.

— А в Азкабане что нового?

— Беллу в другую камеру перевели, повыше. Там крыс меньше.

— А–а-а… — с пониманием протянул Сивый. — Ну а почему отец сегодня не явился? Брезгует?

— У Дамблдора на совещании.

— Ясно… — во второй раз подытожил оборотень и перестал осыпать меня вопросами, услышь которые хоть один грифиндорец, его мир полетел бы в тартарары на огромной скорости. Это я частенько беседую на темы падения нынешней власти и самочувствия заключенных тюрьмы на скале. Но бытовые темы для меня, как занавес для других, за которым скрывается просто нереальная тьма! Они ведь не догадываются даже, что никакой тьмы нет, есть просто разные интересы.

— Знаешь, что такое скука?

— Мне нужно отвечать? — спросил я жалобно.

— Еще чего, я не для того спрашивал! — возмутился он и многозначительно замолк. — Ты сегодня выглядел так нудно. Я уж было подумал, что ты вернее ласты откинешь не от Авады, а от тоски. Единственное, что тебя утешало, это твое же присутствие среди нас, таких несмышленых… Угадал?

— Ну… — глубокомысленно вытянул я две буквы, но они, как дырявый спасательный жилет, не помогли.

— Ты брось мне «нукать», Гарри. Сказать, во сколько десятков раз я старше?

— Не–а…

— И вообще, прекращай мычать, учись производить впечатление… — он ловко вынул последнюю сигарету из пачки, подкурил её и с наслаждением выпрямился. — Ты нам не сказал правды, Темный Лорд не приходит к тебе во снах. Чай ты не прыщавая принцесса, а он не принц на белом коне! Не прикидывайся идиотом, он ближе, я чую. Ты передай… повелителю, что мой народ готов. Ко всему готов, он поймет. Договорились?

Мы смотрели друг другу в глаза неприлично долго. Кстати, они у него такие же зеленые, как и мои, только смотрят с безгранично унылым равнодушием на всё и блестят как‑то неестественно. Говорят, он никогда не был человеком, а родился таким, и еще раньше, чем Даблдор почтил своим присутствием этот мир. Как такое возможно, знает только Сивый, книжки по этому вопросу упорно молчат. Его манерные ужимки, преувеличенно изящные движения, безвкусные побрякушки, куда ни глянь, смешные поклончики налево и направо, на удивление утонченные черты порочного, словно изношенного лица — уловка. Настоящий хамелеон, а не оборотень, привык скрываться, собственно, как и я, и отец, и много–много магов, тех, которые не ко двору в наше время. Они воюют за положенное им место под солнцем и луной, как могут, из последних сил, а получается, что становятся пресловутым злом… Обидно!

Стройный силуэт удалялся неслышно, я видел уже лишь тень, да и различил ее благодаря движению черных волос с парочкой косичек из седых прядей.

— Эй! — крикнул я довольно смело и сделал шаг вперед, в темноту. — А мне?

— Что «тебе»? — заинтересовано переспросила тень.

— Мне поможете… если что? — от страха мой голос повел себя странно, он не засипел и не стих, а нагло взмыл ввысь и стал звонким.