Любовь - Светлана Каныгина

от удовольствия и искоса поглядывал на женщину сквозь пелену овладевающего им расслабления. Её ещё мокрые глаза больше не выражали тоску, и от этого на душе пса становилось спокойно и хотелось спать. Так он чувствовал себя дома, в лучшие из дней, когда и погода и домашнее тепло и пища и времяпрепровождение,– одним словом, всё было самым лучшим. И хотя сейчас Ричард был на улице, в холодной середине осени, ему было тепло и уютно, возможно, даже более уютно, чем в самый лучший из прожитых им дней.

Ричард, с благодарностью, взглянул на хозяина. Тот посмотрел на него в ответ. Их взгляды задержались друг на друге. Глубоко вздохнув, мужчина подошёл к скамье и сел чуть в стороне от Марисы.

– Я ведь действительно не знаю, как поступить,– произнёс он, – Вы могли бы мне помочь, если бы сказали, что об этом думаете.

– Забавно,– ответила Мариса,– Если всё выглядит так, как вы говорите, то я согласна с каждым вашим словом, потому что эта собака мне совсем не мешает. И нам: мне и ей… ему… нам с Ричардом совершенно не понятно, почему вы хотите его забрать,– ответила Мариса.

– Незнакомец- чудак,– добавил к её словам мужчина. Он достал свою книгу и положил её на колени.

– Незнакомец-чудак,– подтвердила Мариса, подвинув свою книгу ближе к себе.

Мужчина повернулся к ней.

– Меня зовут Лео,– сказал он с улыбкой.

Ветер взвился с места и, подлетев к рыжеволосому человеку, остановился перед ним. Лео! Ну конечно! Он повеял в лицо мужчины, и обрамляющие его огненные кудри заиграли в ветреном дыхании, точно львиная грива.

– А меня – Мариса,– бросив на мужчину короткий взгляд, сказала в ответ Мариса.

Родилось молчание, тихое и робкое, озвученное лишь дыханием. У Ричарда не было ни одного повода залаять, потому он молчал. Мариса молчала одновременно оттого, что не знала, о чём ей говорить, и оттого, что обдумывала причины уже сказанного собою несколькими минутами раньше, и не переставала удивляться возникшей в ней смелости. А вот молчание Лео имело более сложный характер. Почему он молчал? На этот вопрос он и сам не знал ответа. Структура его помыслов была сложной, как и многое, что имело к нему отношение. По крайней мере, так он думал.

Лео привык много думать. Любое явление, с которым ему приходилось встречаться, вызывало в его разуме глубокое размышление над сутью, с тщательным поиском причин и связей. Обычно, людям хватает поверхностного объяснения чего- либо, или объяснения детального, но краткого, или такого, в котором не будет ответвлений и предпосылок к тому, что вызовет сомнения и заставит искать подтверждения и снова объяснять. Лео к таким людям не относился. Он жил в постоянном поиске ответов и не довольствовался ими, а всегда старался оставить место, в котором однажды, всякий полученный ответ можно будет подвергнуть сомнению и изучить вновь. Пытливость ума была выдающейся особенностью Лео. Она очень украшала его, но более всего мучила, поскольку быть умным нелегко, а будучи умным, неустанно искать истину ещё труднее. Знания, как орудие этого поиска, имели для Лео высокую ценность, но добытое с их помощью понимание смысла вещей являлось для него самоцелью. В архитектурном проектировании- любимом деле, которому Лео был предан, он всегда занимал ведущее место. Там его ум и широкое ви́дение порождали прекрасные плоды. Как и любой человек, открывший свой талант, он стремился довести обретённое умение до совершенства и делал это с удовольствием. Он мог уверенно сказать: «Я знаю всё о том, чем занимаюсь. Я понимаю смысл моего ремесла». Жизнерадостного, открытого и быстрого на помощь Лео всегда окружали друзья, и сам он был замечательным другом. Смысл дружбы, со всеми её тонкостями, был ему понятен. Дом Лео наполняли книги: тома по наукам, истории, психологии, искусству и обо всём, чему можно задавать вопросы, чтобы получить ответы. Приближаясь к своему пятидесятилетию, он изобиловал знаниями, подобно энциклопедии, познал суть самых сложных явлений, объяснил себе многое, и всё же не мог остановить поиски. Одно явление, самое обсуждаемое, затронутое каждым писателем, поэтом, художником, затронувшее каждого человека, так и осталось для Лео непонятым. Любовь- чувство, энергия, химическая реакция, материя? Почему она возникает, в какой момент, отчего угасает, а порой мгновенно исчезает? Почему любовь между людьми так резко отличается от их любви к животным, природе, или работе, или к чему-то ещё, другому. И между людьми любовь такая разная, почему? По каким признакам её можно определить, чтобы с уверенностью сказать «Да, это любовь»? Есть ли то, что безусловно её вызывает, и то, что способно её убить? Отчего, испытывая любовь, человек может быть и безгранично счастлив и мучительно страдать? Это одна и та же любовь?

Лео хотел знать ответы, хотел понять суть и смысл любви. Только так он мог узнать, чем было то, что пришлось ему испытать когда-то. Быть может он никогда и не встречал любовь?

– Однако,– прервал молчание Лео,– Я не могу уйти и оставить здесь Ричарда,– он вдруг рассмеялся,– Как странно, что я, вообще, об этом рассуждаю! Я же говорю о Ричарде, о моём Ричарде!

Ленно выглянув из своего укрытия, пёс пошевелил ушами, будто в знак того, что всё услышал, потом зевнул и положил голову на колени Марисы. Неожиданно, из плотных сетей облаков, вырвался луч солнца. Пройдя наискосок перед скамьёй, он достиг барбарисового куста и исчез, успев перед этим коснуться лица женщины. Мариса сощурилась, веснушки на её щеках вздрогнули, словно живые. Этот жест длился всего только миг, но такой живой и естественный он не остался незамеченным. Солнечный луч исчез, а Лео, тронутый красотой момента, всё смотрел на лицо Марисы.

– Может так случится, что сегодня выйдет солнце,– сказал он, вдруг посмотрев в небо.

Мариса тоже взглянула вверх, и Ричард повторил за ней, сам не зная зачем. Один ветер оставил слова Лео без внимания. Ему было известно доподлинно: солнце выходит каждый день сотни лет подряд, вот только сегодня пасмурно, и за облаками его невидно. Между тем, лучу ветер уделил больше внимания. Ветер подумал так: луч среди пасмурного дня случайным не бывает. Такой луч – всегда событие символичное. Он – как знак, которого ждут в нужный момент. Он – как вспышка тому, кто ожидает идею. Он – как доказательство присутствия света, для того, кто разуверился, что свет есть. А в новом мире он – не иначе как перст указывающий, для того, кто не видит суть.

Здесь ветер с грустью отметил, что даже самым особенным людям порой нелегко заметить прямых указаний.

Ричард снова растянул пасть в сонном зевке, издав при этом тонкий