Тропой памяти - Людмила Евгеньевна Пельгасова

— Йах! — Шара коротко кивнула.

По идее, следовало бы добавить «дзарт-кхан», но Дагхур, насколько девушка успела его изучить, казарменных формулировок в боевых условиях не одобрял. Особенно ясно это было заметно по тому, как было произнесено слово «стрелок»: не «анхур-кхан»[18], как положено, а «анхур-ману». Да и, наконец, прояснилась причина заботы десятника: пол, несмотря на обращение, здесь был не при чем. Этот Мулуг, картограф, по-видимому, очень ценен, поэтому и охрана у него должна быть соответствующая. Так что лучник обязан быть в отличной форме, чтобы, в случае чего, мгновенно заметить и устранить опасность. А тут еще и увечье… В общем, та еще задача. Неизвестно, что по этому поводу думали прочие члены отряда, да и думали ли вообще: сладкое слово «отдых» стало единственным из того, что достойно внимания. Тотчас же на свет появилась горелка и фляга с таингуром: дров кругом было полно, но жечь настоящий костер ночью, на самой границе нейтральной полосы никто не рискнул. Походная горелка тем и хороша, что почти не дает света и дыма, зато пламя горящего таингура способно за полчаса нагреть до кипения большой котелок. Охотник Багнур, приспособив в помощники двух ребят помоложе, занялся приготовлением пищи. Последние из дневного дозора: Лугхур и Шагрук — явно стремясь наверстать упущенное, нагло завалились спать, прочие же потянулись поближе к импровизированному очагу. Хе… все-таки традиции сильнее предосторожности: средь сидящих с тобой у одного огня нет врагов, поэтому оружию здесь не место. Поясные ремни и перевязь с ножнами аккуратно легли на землю позади своих хозяев. Разумеется, недалеко: прямо за спиной, мало ли что? Но по сторону костра древние неписаные законы хранят свою силу, и Дагхуру не пришло в голову оспаривать эту власть. Он, подобно прочим, молча расстегнул пояс и тяжелый й’танг беззвучно улегся в траву. В дела лагеря командир не вмешивался, и даже сидел поодаль, но тут уж ничего не поделаешь: специфика работы, ремесло обязывает.

— Хэй, Багнур! — весело оскалился Маграт, таингур-кхан с Восточно-Горгоротского кряжа. — Соли не жалей, сыпь побольше!

— Поучи, ага! — хмуро бросил тот, не поворачивая головы. — И так солонину жрем, соли ему мало.

— А свежак-то где? Ты ж охотник… — не отставал Маграт. — Добыл бы дичь какую… А чего: вон она пусть с тобой в лес сходит, у нее стрелы есть…

— Ты че, глухой? — вмешался еще один. — Слышал, чего дзарт-кхан сказал? Багнур не дурак — двоих с собой тащить…

Народ заулыбался, послышались смешки, и Шара поняла — пора отбрехиваться.

— Ну! — усмехнулась она, — Прикинь, как оно: из боевого анхура, да по куропаткам… Боюсь, не справлюсь. У тебя в мешке часом бурз-та’ин — хатур[19] не завалялся?

Ребята развеселились еще пуще.

— Не, ну серьезно — продолжал гнуть свое бывший мастер скважин. — Дичи-то вокруг вон сколько, вали — не хочу…

— Я тебя сейчас самого вместо дичи башкой в казан суну! — не выдержал Багнур.

Вокруг засмеялись. Старый охотник имел привычку беззлобно огрызаться на своего вечного оппонента. Ровесники Маграт и Багнур принадлежали к одному поколению, но к совершенно разным профессиональным кругам. Задушевные беседы, подобные сегодняшней, случались меж ними нередко, но в отличие от острого на язык Хаграра, готового с ночи до утра доставать окружающих своим интеллектом, двое немолодых орков цену себе знали, и даже в такие минуты сохраняли степенность. Это трудно было назвать противостоянием, а уж, тем паче, враждой, просто судьба свела вместе тех, кто являл собою прошлое и настоящее Мордора. Исконное занятие иртха и новое, совсем недавно возникшее ремесло, отраженные в своих носителях, не всегда понимали друг друга, но вот уважали — несомненно.

Казан тем временем закипел, и вскоре дымящееся варево, украшенное поверх парой ломтиков солонины, наполнило дюжину одинаковых металлических мисок. Рассевшись кружком, проголодавшиеся бойцы принялись за ужин, который, учитывая путаницу во времени, вполне мог бы считаться обедом. Каша из твердых желтоватых зерен продолговатой формы, произраставших на заболоченном восточном побережье Нурнена, тоже могла бы, наравне с Ородруином, зваться национальным символом, во всяком случае, в соседних странах ничего похожего не выращивали. Хотя вполне возможно, что дикие западные варвары тоже едят что-нибудь подобное своими жуткими приспособлениями, да и потом — какая-то каша…тоже мне, национальная гордость! Хотя вопрос: чем и как питаются западные варвары, мучил многих. В том числе и разбуженного запахом еды вечно голодного Лугхура. Хлопая осовелыми глазами, парень в момент сожрал свою порцию, грустно осмотрел блестящее донышко, повертел головой, наблюдая, как едят остальные. И окончательно настроившись на философский лад, изрек:

— Да-а… А тарки-то, поди, те еще обжоры. Один мужик рассказывал, что они, дескать, про палочки и слыхом не слыхивали, а жрут здоровенными деревянными черпаками прямо из котла. Он, мужик этот в Итилиэне десяток зим прожил и сам видел. Вот неумехи…

— Да врет, поди, этот мужик твой… — поморщился Маграт, испытывавший устойчивую неприязнь к рассказам, начинающимся со слов: «А я слыхал…», «А мне говорили…» — Кого он у тебя там мог видеть, в Итилиэне своем? Кто ни попадя, там бродить не станет, приграничье все-таки. Так что если кого и видал, так в доспехе и при клинках…Кто это с собой в поход этакую тяжесть, как черпак, таскать будет? Да и потом: чего, каждый раз, как есть захочешь, сидеть эту ерундовину выстругивать, что ли? Ты прикинь, сколько дерева и времени на это нужно…

— Да ты че! — возмутился Лугхур, донельзя обиженный недоверием таингур-кхана. — У тарков же воды немеряно: хоть залейся. Моют они их, наверное… В смысле, черпаки эти…

— Ну, не знаю, — отмахнулся Маграт. — По мне, так если палочками есть не обучен, лучше уж руками. Харадрим же вон до сих пор руками едят и ничуть от этого не страдают…

— Ну и скажете тоже, юноша, — подал голос калека-картограф.

Прозвучало это настолько неожиданно, что все, вздрогнув, обернулись к нему. А пожилой увечный орк, так запросто назвавший юношей разменявшего пятое столетие мастера скважин, как ни в чем не бывало, пояснил:

— Сравнили богатейшую культуру востока и Запад с его жалкими потугами подражания Старшему Народу! — укоризненно заметил он. — Харад, колыбель наук и этих… — Мулуг явно хотел добавить какое-то определение, соответствующее, по его мнению, стилю жизни западных княжеств, но в последний момент передумал. — Вы бы слышали, что тарки и прочие о нас рассказывают… Мы, в их представлении, что-то вроде зверей. И меж собой грыземся насмерть, и убиваем для забавы, и мясо едим сырое из собственной кровожадности.

Глаза ребят засветились живым интересом.