Тропой памяти - Людмила Евгеньевна Пельгасова

треском впилась в шероховатую кору того самого сучка, коий избрал мишенью командир десятка. Какого хрена? Поглядеть бы на того олуха, кто с десяти шагов не сможет попасть в здоровенную обломанную ветку… И вообще, нашел время и место стрельбища устраивать… у тарков под самым носом!

К ее удивлению, Дагхур на точность попадания даже смотреть не стал. Услышав глухой удар вонзившегося в дерево наконечника, он кивнул, точно получил ответ на какой-то очень важный вопрос, и сделал Шаре знак извлечь стрелу и водворить на положенное место в колчан. Морщась от всеобщего идиотизма, девушка направилась к ни в чем не повинному дубу, и уже потянулась к торчащей из сучка стреле, как ее догнал негромкий голос десятника:

— Повезло… В следующий раз нарт’харуму надень все-таки…

Шара озадаченно нахмурилась. Ну, конечно, нарт'харума! Вот оно что… «Мои глаза бережет» — усмехнулась про себя орчиха. Странно… неужели эта тряпка и вправду настолько необходима, если о ней можно так запросто забыть? Или это девушке просто, как сказал Дагхур, «повезло»? Но она не могла вспомнить, чтобы свет причинял боль глазам, и это при том, что она из любопытства посмотрела прямо на солнце… Или это с ней, с Шарой, что-то не так? Но всерьез задуматься над подобными сложностями вновь не оказалось времени: убедившись, что единственный в отряде стрелок по-прежнему способен исполнять свои обязанности, Дагхур вновь погнал десяток по лесной тропе.

Невинная хитрость прозорливого разведчика сработала безотказно. Отряд пролетел через опасную приграничную зону с такой скоростью, что у тарков, если они даже и наличествовали где-то поблизости, не было никаких шансов столкнуться с орочьей разведгруппой, движущейся в сторону западной границы Итилиэна. Нет, полностью исключить возможность случайной встречи, разумеется, было не под силу даже Дагхуру, но на сей предмет у каждого в портупее недвусмысленно болтался й’танг. «На самый крайний случай», как изволил выразиться моргульский полутысячник. Эта формулировка вообще как нельзя лучше подходила для описания способа действий всех трех групп, отправленных к Андуину. Тихо добраться до побережья, посмотреть, понаблюдать, занести на пергамент и столь же тихо покинув чужую территорию, вернуться в крепость… Боевой клич, свист стрел и яростный блеск стали — для тех, кто придет позже. Время битвы настанет, но пока все решает разведка, именно потому их задача — как можно дольше оставаться в тени, тем более, что задача южной группы наиболее масштабная из всех: найти подходящее место для переправки через реку катапульт. Время от времени читавший донесения Дагхур, несмотря на принадлежность к Моргульскому штабу, по этим лесам побродить успел и был способен видеть дальше собственного носа. Конкретно на берегах Великой Реки он, разумеется, не бывал, но о наличии в низовьях образованных протоками островов, знал прекрасно. Когда возник план прикрыть берег тяжелой артиллерией, именно ему пришла в голову идея исследовать эти протоки: а вдруг? При такой ширине реки бить с острова куда разумнее и продуктивнее, чем с берега утюжить водную гладь. В штабе идеей тотчас загорелись, и даже то обстоятельство, что хитрый Дагхур под шумок нагло увел лучшего в штабе картографа, не омрачило приподнято-взволнованного настроя аналитиков. Проработка далеко идущих планов требовала гигантского объема информации, полезной могла оказаться любая мелочь. И вот здесь-то быстро оценили незаменимость педантичного и исполнительного Дагхура. Что же касалось командиров двух оставшихся разведгрупп — это был своего рода страховочный резерв. На счет Горбага в Моргуле уже давным-давно никаких иллюзий не питали, поэтому идущий с севера Дублук помимо основной задачи имел второстепенную — проследить, как бы скорый на ссору и расправу сотоварищ не наворотил дел, после которых секретная операция пойдет прахом. Невольно назревал хороший вопрос: на кой ляд в звездном составе двух профессиональных разведчиков нужен был Горбаг, но здесь логика, посыпав главу пеплом, с плачем удаляется прочь, уступая место домыслам. Вполне возможно, что таким образом начальство решило дать замазанному во множестве нехороших историй десятнику последний шанс оправдаться, а, может, что и сам Горбаг, устав от бесконечных придирок, всеми четырьмя клыками вцепился в возможность исчезнуть на какое-то время из крепости — однако, об этом история умалчивает. Тем более, что поиск истины в этом случае представлял бы интерес разве что для любителя покопаться в пыльной паутине внутренних взаимоотношений моргульского штаба. А таких доморощенных философов среди личного состава не наблюдалось.

Глава 4

А в это время в лиге птичьего полета к северо-востоку, или чуть дальше в чаще леса расположился другой лагерь. Все точно так же: вещмешки-изголовья, полоски нарт’харум на лицах, завернувшийся в плащ одинокий дозорный мирно дрыхнет на своей дневной вахте… так же, да не так. Тяжелый й’танг в ножнах покоился на коленях хозяина, но уверенности, как видно, не придавал, ибо орк периодически вздрагивал во сне, вскидывая голову, и лишь нашарив взглядом храпящего десятника, да еще одну нелицеприятную фигуру, вновь ронял голову на грудь. Успевая еще печально вздохнуть при этом: а ведь как хорошо все начиналось!

Первая ночь пути прошла просто отлично, как и последовавший за нею день отдыха. А к вечеру… Все пошло наперекосяк с момента ссоры между командиром и картографом. В чем, собственно, состояла причина грязной перебранки, бедный лопоухий страж тогда так и не понял, зато, подобно многим другим, позаимствовал на вооружение некоторые наиболее забористые словосочетания из лексикона дзарт-кхана. Ну, в самом деле, эка невидаль — начальство меж собой лается, нам-то что с того? Куда большее возмущение вызвало то обстоятельство, что самоустранившийся от всех лагерных дел Радбуг после этого разговора невесть с чего, похоже, возомнил себя помощником командира и на этих правах начал распускать руки. Может быть, то бы еще и полбеды — врезать в ответ, делов-то… Но приходилось сдерживаться: отлично видевший поведение бывшего пограничного стража Горбаг никаких мер по пресечению так принять и не соизволил, будто считал его выходки нормой. В сотне Тхаруга моргульского забияку никогда особо не любили, а вот теперь, наконец, стало ясно, что не зря. Каждая оплеуха сокращала расстояние от неприязни до откровенной ненависти, терпению даже наиболее спокойных ребят типа Рагхата, постепенно приходил конец, что еще более усугублялось постоянной угрозой столкновения с тарками.

Агония умирающего дня стала отправной точкой дальнейших событий. Не успело солнце зайти, как проснулся Горбаг. Бедняга дозорный, на свое счастье успевший продрать глаза, внутренне вознес хвалу духам за то, что уберегли от трепки. Цепной пес дзарт-кхана сегодня, похоже, был не в духе, впрочем, как и всегда, так что веселый подъем десятку на