Фронтовое милосердие - Ефим Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако нашу работу временно пришлось приостановить. Мы не могли ее продолжать, не рассмотрев в этом аспекте армейского и фронтового тыловых районов. Ведь раненые, прежде чем попасть в госпитали тыла страны, должны были получить квалифицированную хирургическую помощь, включая и ее специализированные виды, прежде всего в армейском и фронтовом районах. А это связано с их госпитализацией, которая крайне необходима для наиболее быстрого выздоровления раненых, максимального снижения смертности и инвалидности среди них.
Перед нами возник вопрос, какое количество раненых должно заканчивать свое лечение в госпиталях армейского и фронтового подчинения. Чтобы на него ответить, нужно было знать, сколько раненых и больных будут нуждаться в лечении сроком до 1 месяца, от 1 до 2 и более 2 месяцев. Но эти данные имеют значение лишь тогда, когда они рассматриваются с учетом средств и сроков доставки раненых в лечебные учреждения, то есть скорости движения санитарно-эвакуационного транспорта, главным образом на грунтовых и железнодорожных путях эвакуации, и расстояний между этапами эвакуации. Рассчитывать на эвакуацию большими транспортными самолетами, да еще в большой войне, было делом нереальным.
Расстояния между госпиталями фронтового подчинения и госпиталями тыла страны у нас большие. Во время войны объем воинских перевозок многократно возрастает. Зная недостаточную пропускную способность железных дорог, необходимо было учитывать резкое снижение скорости движения поездов, в том числе и военно-санитарных. Раненые в больные будут находиться в пути в среднем от 10 до 20 дней и более.
Расстояния между полковыми и дивизионными медпунктами незначительны (8–10 километров), а между ними и госпиталями — только в 3–4 раза больше. Но так как эвакуация предполагалась главным образом по проселочным и грунтовым дорогам, приходилось рассчитывать на ограниченную скорость движения транспорта, особенно гужевого, во избежание тряски, резко отрицательно влияющей на состояние здоровья раненых и больных. Это, а также трудности выноса раненых с поля боя позволили нам определить сроки доставки основной массы раненых в ДМП с момента их ранения в пределах 8–16 часов, а в госпитали — в конце первых — в первой половине вторых суток.
Трагедия на Карельском перешейке
Западные державы в предвоенные годы вынашивали идею превратить Финляндию в плацдарм для нападения на СССР. Это подкреплялось планами финской реакции создать «Великую Финляндию» за счет захвата территорий нашей страны. Делая расчет на то, что с началом второй мировой войны удастся создать единый фронт против Советского Союза, крупные империалистические государства активно содействовали вооружению Финляндии. В 32 километрах от Ленинграда была сооружена так называемая линия Маннергейма — мощная система укреплений от Финского залива до Ладожского озера глубиной около 90 километров. Форсировалось строительство аэродромов, военно-морских баз и дорожной сети.
Советский Союз прилагал много сил для того, чтобы избежать военного столкновения с Финляндией. Оставалось одно средство обезопасить северо-западные границы нашей Родины — 30 ноября 1939 года войскам Ленинградского военного округа был отдан соответствующий приказ.
Боевые действия наших войск на реке Халхин-Гол проходили на театре, где «степь да степь кругом». Днем в летнее время стояла жара, а ночью было холодно, и без добротных постельных принадлежностей и теплой верхней одежды обойтись было нельзя. На пути к нашей границе на расстоянии сотен километров не было крупных населенных пунктов, позволявших развернуть в помещениях госпитали, не было местного здравоохранения, услугами которого можно было бы воспользоваться. Туда нужно было все завозить и посылать. В советско-финляндской войне район боевых действий представлял собой леса, озера и болота. Для медицинского обеспечения боевых действий наших войск в этот район не нужно было посылать врачей-клиницистов. Их на месте было более чем достаточно. Но нужны были хирурги с больничным стажем работы, способные самостоятельно оперировать. Зима была холодная. Для эвакуации раненых и больных на конном и автомобильном транспорте помимо теплых вещей мы выделяли в большом количестве химические грелки. С этими грелками связаны не только воспоминания моральной удовлетворенности тем, что они согревали и тело и душу раненых бойцов и командиров, но и серьезные огорчения.
Наркомат обороны обратился в Совнарком с просьбой организовать производство грелок. Экономический совет Совнаркома на заседании, где от Наркомата обороны присутствовали заместитель наркома Е. А. Щаденко и я, положительно рассмотрел этот вопрос, утвердил основные реагенты химической грелки и обязал Наркомместпром РСФСР подготовить мощности и наладить массовое производство грелок. В решении был указан конкретный срок окончания подготовки производственных мощностей. ВСУ в соответствии с этим решением выдало тактико-технические требования на разработку химического состава грелки. Шло время, а готовность производственных мощностей задерживалась. За ходом подготовки мы регулярно следили и докладывали Е. А. Щаденко.
Один из реагентов химической грелки был токсичным. Необходимо было осуществить мероприятия по технике безопасности инженерного порядка. Однако руководители, отвечавшие за подготовку производственных мощностей и организацию массового производства грелок, с правительственным заданием не справлялись. Наш институт продолжал поиски более дешевых реагентов. Об этом были осведомлены и руководители промышленности. Они хорошо знали моего заместителя военврача 1 ранга П. М. Журавлева, ведавшего заказами медицинского имущества и снабжением им войск. Воспользовавшись его горячим стремлением во что бы то ни стало удешевить стоимость сырья и материалов, идущих на производство грелок, и его неопытностью в оценке своих полномочий, руководители промышленности уговорили П. М. Журавлева заменить дорогостоящий химический реагент менее дорогим, как говорится копеечным, и совершенно нетоксичным и попросили у него, как он мне позднее докладывал, документ управленческого значения, а именно новые, измененные тактико-технические требования, в которых один реагент был заменен другим. Однако новый реагент требовал длительного перемешивания, необходимого для начала химической реакции с выделением тепла, что делало грелку малопригодной в условиях боевых действий войск.
Не посоветовавшись со мной и не поставив меня в известность, П. М. Журавлев выдал измененные ТТТ на химический состав грелки. Получив долгожданные изменения, производственники направили письмо в правительство с просьбой продлить срок подготовки производственных мощностей, мотивируя это тем, что ВСУ, мол, внесло изменения в требования. Так как основные реагенты грелки были утверждены решением Экономического совета СНК СССР и никем, кроме него, не могли быть пересмотрены, то незамедлительно последовал звонок из Совнаркома к Е. А. Щаденко, а 3 января 1940 года состоялось рассмотрение этого вопроса на Экономическом совете. После звонка из Совнаркома Щаденко приказал мне срочно явиться к нему. Придя к заместителю наркома, я был вынужден выслушать не только справедливые упреки за допущенные ошибки в работе управления. Горько было слушать эти обвинения. В то время мы работали так, что не знали никакой другой жизни, кроме жизни управления и работы в нем с утра и до глубокой ночи. В этой обстановке резкие упреки в мой адрес из-за ошибки моих ближайших помощников были и не совсем справедливы. Но, выслушав их, я не стал оправдываться и просто обратился к Ефиму Афанасьевичу с просьбой разрешить мне идти.
— Что вы все так близко к сердцу принимаете? — сказал Е. А. Щаденко. — Не волнуйтесь, сядьте… — Он вызвал дежурного и попросил его распорядиться, чтобы нам подали чай с бутербродами. За чаем Е. А, Щаденко спросил меня: — Кто у вас в управлении имеет дело с промышленностью?
— У нас есть управление снабжения войск медицинским имуществом, которое до последнего времени возглавлял военврач 1 ранга Поляков, — ответил я — Эта должность совмещалась с должностью помощника начальника управления по снабжению. Однако решение принципиальных вопросов по заказам и снабжению войск я возложил на своего заместителя военврача 1 ранга Журавлева.
— Так вот, выясните, кто внес изменения в тактико-технические требования и пришлите этого человека ко мне… Позвоните. Я ему покажу небо в алмазах…
Вернувшись в управление, я вызвал к себе П. М. Журавлева. Он рассказал, как и почему внес изменения в ТТТ. На мой вопрос, почему он не посоветовался со мной, Журавлев ответил, что считал дело это маловажным, не стоящим того, чтобы отрывать меня от других вопросов.
— Но ведь мы с вами не вправе вносить какие бы то ни было изменения в утвержденный правительством химический состав грелки, — заметил я.