'Москва' над Берлином - Борис Николаевич Масленников

В назначенное время в установленном месте, куда было вынесено полковое знамя, состоялось построение личного состава. Дорохов, приняв рапорт от руководившего построением начальника штаба, выступил с небольшой — буквально в несколько фраз — речью, поздравив всех с началом боевой работы на новых самолетах и пожелав летному составу успешного выполнения боевого задания.　

Начальник штаба зачитал короткий боевой приказ, основное содержание которого до нас было уже доведено на предполетной подготовке, и уточнил боевой расчет полковой группы самолетов. Наша первая эскадрилья будет идти замыкающей в колонне полка, поскольку всю группу поведет сам Дорохов, как ведущий и третьей эскадрильи. Мы на своей «пятерке», как и планировалось, пойдем в ведущем звене эскадрильи справа от «тройки» ее командира Бабурова. Справа от нашего звена — звено Яши Черствого, слева — звено Коли Зинакова. Взлет — с грунта, по отрыву впереди взлетающего самолета. Сбор группы — с левым кругом над аэродромом. Посадка после выполнения полета — на взлетно-посадочную полосу.　

Все было достаточно торжественно, строго, по-фронтовому четко.　

После дополнительных незначительных указаний по полету Дорохов подал команду:　

— По самолетам!　

Явственно помнится, как экипажи — кто бегом, кто быстрым шагом — направлялись к самолетам, как уважительно и заботливо помогали нам техники и механики надеть парашюты, как по обычному сигналу — взметнувшейся в небо зеленой ракете — были запущены двигатели, как началось выруливание самолетов, как пошла на взлет и плавно оторвалась от земли «единица» Дорохова и в тот же момент начал разбег самолет его правого ведомого — замкомэска третьей эскадрильи Ивана Беспалова. И дальше разбег очередного самолета начинался, как и было условлено, с отрывом от земли впереди взлетающего.　

Мы внимательно следим за рулящими и взлетающими в пелене пыли — благо, время позволяло: наша очередь выруливать вслед за «тройкой» Бабурова — двадцатая. Ну, вот и Бабуров порулил. Вот и наша «пятерка» двигается за бабуровской «тройкой» почти впритирку.　

Что такое?! Один из самолетов ведущей третьей эскадрильи прервал взлет перед самым отрывом от земли и рулит почти навстречу взлетающим самолетам сразу на линию исполнительного старта. Когда мы уже готовимся взлететь, этот самолет разворачивается и вклинивается как раз между самолетами Бабурова и нашим. Теперь мы видим — это номер 28, самолет молодого летчика Гришина. Нам ничего не остается делать, как пропустить гришинский самолет на взлет впереди себя, вслед за самолетом Бабурова: Гришину-то, чтобы занять его место в общем боевом порядке, предстоит догнать эскадрилью, которую в районе третьего разворота уже собрал Дорохов. Нам это хорошо видно.

Вот самолет Гришина пошел на взлет. Иван переводит работу двигателей нашей «пятерки» во взлетный режим; машина, дрожа как бы от нестерпимого желания поскорее взлететь, удерживается на взлетном курсе лишь тормозами. Вот гришинский самолет отделяется от земли и, одновременно с этим, начинает разбег наша «пятерка». Где-то в его середине, когда скорость самолета вплотную приблизилась к взлетной и прервать взлет было уже невозможно, мы видим до боли жуткую, не доходящую до нашего сознания картину: самолет Гришина, очевидно «подорванный» им на малой скорости — вот оно, следствие предполетной нервозности! — сделал несколько мелких неуверенных качков с крыла на крыло на высоте десяти — двенадцати метров, резко просел, за что-то зацепился правой плоскостью, перевернулся и, поднимая клубы не то дыма, не то пыли, рухнул на землю, продолжая по инерции ползти вперед, разваливаясь на ходу и оставляя за собой чудовищный след: вывороченный грунт, разбросанные дымящиеся двигатели, бомбы, куски развороченных, искореженных плоскостей и фюзеляжа…　

Нам, наверное, повезло. Неизвестно, что было бы и с нашей «пятеркой», и с нами, если бы в тот момент, когда мы пролетали над разваливающимся гришинским самолетом, он бы взорвался…　

Горестную картину разметанных остатков гришинского самолета, добавленную бегущими к месту катастрофы со стороны аэродрома маленькими фигурками людей, обгоняющую их «санитарку» — вот что увидели мы внизу, когда выполняли первый разворот и пристраивались на свое место — справа от самолета Бабурова.　

Странным образом повлияли на нас только что происшедшая катастрофа и пережитая связанная с ней опасность: мы как бы отключились от всего, не касающегося полета, замкнулись в его рамках, почему-то стали соображать и действовать с поразительной быстротой и отчетливостью, незамедлительно реагируя на каждое изменение в обстановке полета.　

Так, еще у четвертого разворота, когда сбор группы в основном закончился и полковая колонна ложилась на курс полета к цели, Иван взволнованно крикнул:　

— Гляди, гляди — из дороховской эскадрильи чей-то самолет уходит влево, со снижением!　

Обзор нижней передней полусферы самолета с рабочего места штурмана несколько затруднен оборудованием кабины и бронеспинкой летчика, но мне, изловчившись, удалось выглянуть в ту сторону, куда показывал Иван: впереди внизу, слева, снижался с левым же разворотом Ту-2, у которого непривычно неподвижным для летящего самолета был винт одного двигателя.　

— Да-а… — резюмировал увиденное Иван, — не успели от аэродрома отойти, а уже двух самолетов в строю как не бывало… А что дальше будет?　

А дальше было такое…　

Полет продолжался. Если посмотреть на наш боевой порядок сбоку, в вертикальной плоскости, то он напоминает трехступенчатую лестницу. Эскадрилья Дорохова — первая ее ступенька. Вторая и третья ступеньки — девятки Половченко и наша, следующие за первой на примерно двухсотметровых дистанциях и превышениях одна по отношению к другой. Мы — выше всех. Нам «сверху видно все» — весь боевой порядок группы, маневры каждого самолета.　

…Это ведь только непосвященному наблюдателю с земли кажется, что полет строя самолетов красив и прост, что для летчика выполнение такого полета большой сложности не представляет: встань на свое место в строю, установи общий для всех самолетов режим полета и спокойно его выдерживай. На самом деле в полете строем, особенно большой группой, летчикам приходится непрерывно маневрировать скоростью, курсом, высотой. Тут каждый — и ведущие, и ведомые — обязаны помнить, каково летящим позади и по сторонам экипажам. Помнить и точно выдерживать свое место в боевом порядке.　

В воздухе самолет очень инертен, любой его маневр сопровождается последействием и, как правило, должен выполняться с опережением. Скажем, если ведомый самолет сближается с ведущим на интервал менее установленного, и летчик, чтобы встать на свое место, отвернет от ведущего в обратную сторону, то его самолет отзовется на изменение положения рулей поворота и элеронов не сразу, какое-то время он будет продолжать опасное сближение с ведущим самолетом. Стало быть, маневр на отворот следует начинать тогда, когда у самолета лишь наметится тенденция к опасному сближению, уловить которую обязан классный летчик. Вот почему умение летчика