'Москва' над Берлином - Борис Николаевич Масленников

посадке, по своей халатности и невнимательности — что ему, у него всегда все хорошо получалось! — ошибся, завел самолет на вторую, недостроенную и, как оказалось, деревянную взлетно-посадочную полосу, на которую и поставил на «нос» свою «Ласточку», так ласково он называл свой Ту-2 с цифрой 27 на фюзеляже — как-никак, больше года она верно служила усовскому экипажу. При этом часть остекления передней кабины Ф-1 разбилась, сама кабина несколько деформировалась, ее колпак не открывался, оказался заклиненным; находящие в кабине сам Толя, его штурман — Лева Косенко и техник самолета старшина Ситченков не могли из кабины выбраться без посторонней помощи и, находясь в самых неудобных позах — разве удобно пребывать в носу самолета, хвост которого смотрит почти в зенит? — ждали «у моря погоды».　

Неудачная посадка Усова была видна всем находящимся на аэродроме, в том числе и Дорохову. Он, не сдержав досады — ведь ЧП! — недовольно крякнул, высказал свое знаменитое «разгильдяй!» и помчался на первой попавшейся аэродромной полуторке к месту происшествия. Усов из своего трагикомического положения, — представьте себе, что вы сидите на сиденье стула, поставленного кверху ножками, — попытался доложить, почему такое случилось. Дорохов грубо перебил:　

— Все целы?!　

Толя только головой кивнул: все, мол, целы…　

Дорохов, уже успокоившись, — главное, люди не пострадали — обошел самолет, посмотрел вверх на хвостовое оперение, разрушенное при пробеге по полосе, изобилующей ямами, буграми, разбросанными остатками строительного мусора, подумал: досталось бедному самолету… Понаблюдал, как неловко выбирались из задней кабины стрелок-радист и воздушный стрелок. Постучал согнутыми пальцами правой руки по непривычно стоявшим чуть ли не вертикально створкам бомболюков, еще раз, покачивая головой, проворчал своё «разгильдяй». Снова приблизился к первой кабине, где мучился Толя, и, как бы отвечая на немую просьбу Усова оказать помощь в избавлении от неудобного положения, с некоторой долей иронии проговорил:　

— Раз сам сумел самолет на нос поставить, сам сумей и вылезти. — Приказал шоферу, садясь в кабину полуторки: — На КП!　

Толю Усова и его товарищей по несчастью, конечно, быстренько извлекли из кабины… А вокруг «Ласточки» долго еще кружил грустный инженер эскадрильи Григорий Михайлович Болдин, близко к сердцу принимавший малейшие неисправности, незначительные поломки эскад- рильских, его, Болдина, самолетов. А тут винты погнуты — где их выправишь, нужны новые. Хвостовое оперение разрушено, не восстановишь — тоже где-то надо доставать. Кабина деформирована, ее остекление разбито — дело поправимое… Что делать?.. Никаких запасных частей нет и неизвестно, когда они будут, только ведь прилетели!.. А самолет восстанавливать надо…

И — восстановили. Проявили техническую смекалку, изобретательность, мастерство. Подумали: где, что и как можно сделать, отремонтировать. Сам Болдин вместе с техником самолета Ситченковым и механиком Саркисяном на транспортном Си-47 доставили винты в один из хабаровских ПАРМ (полевые авиационные ремонтные мастерские) — там выправили; они же разведали, что на аэродроме соседней дивизии списывается разбитый самолет, а его хвостовое оперение уцелело, — добились разрешения, сняли с того самолета, что надо было, и установили на усовский; приложили свои золотые руки к передней кабине, к ее остеклению — и стала она как новая.　

Через несколько дней Толя Усов, которого, казалось, уже трудно поразить мастерством своих техников, с удивлением осматривал «Ласточку»: ну что за молодцы наши чудодеи техники-механики! Машина-то как будто только что с завода, будто ничего с ней и не случилось!　

Как это ни странно, но были-таки у Дорохова основания опасаться числа 13. И раньше это роковое число приносило крупные неприятности полку. Многим однополчанам помнится, например, недоброй памяти боевой вылет 13 июля 1943 года. Боевую-то задачу полк выполнил, но потерял тогда пять самолетов; большинство остальных летчики с трудом привели домой разбитыми и подбитыми, с убитыми и ранеными членам экипажа. А самолет замкомэска Беспалова — непостижимо как Ивану Васильевичу это удалось — пришел домой с отбитой консолью крыла и отсека элеронов, буквально на честном слове и на одном крыле. Болдин — он скрупулезно вел записи боевых дел эскадрильи — подсчитал, что в том вылете только его третья эскадрилья потеряла трех летчиков, четырех штурманов и стрелков-радистов, шесть воздушных стрелков. Всего — семнадцать человек! Опытных, молодых, красивых! Вот чем закончился тот день войны для эскадрильи! Пусть даже случайно совпавший с числом 13.

Поэтому в полку старались избегать полетов по 13-м числам. На всякий случай.　

Дорохов служил в полку с самого начала его формирования — с июля 1938 года. Прошел долгий путь от рядового летчика до командира полка. Воевать стал еще в финскую войну на самолетах ДБ-3, а в Великую Отечественную — и на Ил-4. Много летал. И днем, и ночью. Несколько раз приходилось ему покидать подбитый вражескими снарядами самолёт.　

Был он прозорливым человеком. Мудро предоставлял широкую свободу в решении вопросов боевой подготовки полка своим заместителям, которые знали и ответственно делали свое дело. Тут Дорохов, как и его предшественники, интуитивно следовал негласному армейскому правилу: хорош тот заместитель, который может полностью исполнять обязанности своего командира. Это, наверное, правильное правило. Оно приносило пользу командирам любого ранга, в том числе и Дорохову (полк-то наш всегда ходил в передовых), и заместителям командира по летной и инженерной части — все они быстро повышались по служебной лестнице, а такие заместители командира полка, как Семенов и Веричев, дослужились до высоких генеральских званий.　

И еще. В последние месяцы войны он в боевые полеты как-то не очень рвался. Впрочем, ему, как командиру полка, и не обязательно надо было принимать участие в каждом боевом вылете. Главная его обязанность в боевой работе — направлять усилия своего штаба, полковых служб на организацию и обеспечение боевых действий полка. Он этим в полной мере и занимался. Правда, у многих из нас создалось мнение, что не хочется «Бате» лишний раз подвергать свою жизнь опасности в этой войне, победоносное окончание которой явно просматривалось.　

Но в первый, надолго запомнившийся всем нам боевой вылет на новых самолетах Ту-2 21 декабря 1944 года полк повел он, Дорохов. Как бы давал напутствие и бывалым, боевым, и еще необстрелянным экипажам: делай как я!　

До сих пор помнятся отдельные эпизоды того, не совсем удачного для полка, боевого вылета.　

То, что все мы, участники предстоящею полета, волновались, ощущали сложные чувства опасности и ожидающего нас чего-то неведомого, психологически было вполне естественно. Кто же не волнуется и не переживает, когда вопрос касается его боевого дела, его судьбы, его жизни и смерти? А ведь именно так обстояло дело в каждом боевом полете.　

Эти сложные чувства у каждого из нас выражались по-