DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

Перед охотой – никакой еды, чтобы в субстанцию не угодили примеси. Сегодняшний вклад маслянист и обилен, что говорит о высоком качестве. Лучшие воспоминания оставляют самую нажористую, густую жижу.

После очистки начинает клонить в сон. Чужие воспоминания пьянят и дурманят, толкаются в голове, будто фанаты на крутом рок-концерте. Разум пытается отторгнуть чужаков, как отторгают живые клетки инородное тело, и мозгу нужен отдых, чтобы окончательно усвоить пищу.

Иду на кухню, смешиваю протеиновый коктейль – три стандарта высокобелкового гейнера на стакан молока. Выпиваю практически залпом, балансируя на колченогом табурете.

Кухня выглядит по-настоящему жалко. Газовая плита покрыта слоем пыли – еду на ней никогда и не готовили. Составленные стопкой кастрюли и сковородки остались, вероятно, от прежних жильцов – этих пирамид никто не касался долгие годы. Клеенка на столе липкая и старая. Единственным ярким пятном в этой убогости выглядит новенький двухкамерный холодильник. Полки из закаленного стекла забиты пакетами молока, упаковками с сывороточным изолятом и брикетами гематогена.

Мы ни разу не завтракали всей семьей за этим столом.

В моей комнате тоже пусто, не считая широкой кровати в углу. Стороннему наблюдателю показалось бы, что здесь строил свой замок маленький ребенок. На кровати горой навалены подушки. Это мое гнездышко. Забираюсь на кровать, протискиваясь между подушек в мягкое, теплое нутро. Ощущение уюта и безопасности окутывает, будто кокон. Я устал, я выпотрошен, я – меч во тьме, я – дозорный на Стене…

Почему ярче всего в памяти откладываются отголоски массовой культуры? Иные люди забывают кличку теткиной кошки или имя первой школьной учительницы, но всегда твердо знают, что Арагорн – сын Араторна, наследник Исильдура…

Под шепот медленно усваивающихся в голове чужих воспоминаний я засыпаю.

3

Я совсем не помню своего детства. Возможно, виной тому компот из высосанных у других мыслей и ощущений, но первые собственные воспоминания связаны с Баком и кафельной комнатой, в которой он стоит.

Родители говорят, что я особенный.

Наш род возник в результате мутации, случившейся несколько поколений назад. Особенность, позволяющая проникать в чужое сознание, передается по мужской линии, от отца к сыну. С самого рождения мне была уготована необычная судьба – собирать и отсеивать лучший опыт, накапливать его для себя, пить, как патоку, отборные жизни. Пока другие дети ходили в школу, изучали математику, географию и обществознание, я обучался искусству погружения в человеческий разум. То, что узнавали они, доставалось мне в виде концентрированного дистиллята. Львиная доля знаний о человеческом обществе почерпнута мной из выпитых воспоминаний и чужого жизненного опыта. Я ведь только выгляжу как обычный человек, но на самом деле я – нечто большее.

Родители говорят, что я – следующая ступень эволюции.

С тех пор как я вкусил чужой памяти, стало ясно, что наша семья действительно не такая, как все. Воспоминания других людей явили мир человеческих отношений, существующих, как оказалось, в иной системе координат. Наша семейная жизнь показалась бы им дикостью. Мы не собираемся за обеденным столом, не проводим вместе выходные и праздники. Мы вообще не похожи на родственников. Чем старше я становлюсь, тем реже вижу родителей.

Мы всегда встречаемся в комнате с Баком. Они выходят из второй двери, с противоположной стороны комнаты. Оба родителя чрезвычайно долговязы и худы – отцовская макушка практически касается потолка, матери приходится сутулиться, чтобы стоять во весь рост. Лица неподвижны и невыразительны, глаза темны, как ружейные дула. Взгляд тяжелый, немигающий. Руки тонкие и длинные. Отец одет в черный бархатный халат, завязанный на пояс, мать – в длинное шерстяное платье, скрывающее фигуру.

Присутствие родителей вызывает во мне благоговейный трепет.

При каждой встрече я получаю родительский совет, напутствие или поручение. Мы смотрим друг на друга, а потом оба они разворачиваются и скрываются за дверью. С протяжным скрипом задвигается щеколда по ту сторону. Проход туда для меня закрыт.

Память о первой трапезе – моя собственная, не наносная – навсегда запечатлена на подкорке. Первое воспоминание: мне тринадцать, мы находимся в кафельной комнате. Бак задвинут в угол, и в этот единственный раз в комнате есть посторонний. Молодой парень, очень худой и испуганный, с растрепанными соломенными волосами, распростерт на полу. Отец и мать по обе стороны от него прижимают руки и ноги незнакомца к кафелю. Они похожи на двух огромных пауков, нависающих над угодившей в паутину мухой. Длинные тонкие пальцы цепко удерживают бьющегося человечка. Я впервые вижу пульсирующий, тонкий хоботок, тянущийся из моего рта к шее жертвы.

Медленной прерывающейся струйкой мозг наполняется чужими воспоминаниями. Первое кормление не разделяет плохого и хорошего, и я жадно высасываю все без остатка. Когда инициация завершается, беспомощный подросток исчезает. В тщедушном детском теле рождается хищник.

Опустошенный юноша скребет слабеющими конечностями по полу. Он похож на раздавленного таракана. Его воспоминаний на удивление много, но все они какие-то выцветшие, будто кадры старой кинопленки. Моя голова кружится с непривычки, желудок подергивается, горло сжимается от спазмов. А еще – я впервые испытываю эйфорию. Тело словно отрывается от пола, парит, как унесенное ветром перышко. Удивительная легкость ощущается в каждой клеточке, хочется смеяться, хочется обнять весь мир…

Чувствую отцовскую руку на плече. Он ведет меня в угол комнаты, к Баку. Жижу нужно отрыгивать сюда, говорит отец. Это его первый урок.

Причастие завершается обильной рвотой.

После я впадаю в спячку. Сплю, должно быть, около полугода, потому что точно помню, что засыпал в середине зимы, а в день пробуждения на улице было тепло и зелено.

Воспоминания соломенноголового впитаны и усвоены. Неопытный и неискушенный, я все же удивлен их фрагментарности. В голове моей первой жертвы настоящий винегрет. Я знаю все, однако не могу выудить ничего конкретного. Это сбивает с толку, но одно ясно точно – я голоден и хочу еще.

Родители ждут возле Бака. Там я получаю второй урок.

Наблюдай, подмечай, присматривайся, говорит мать. Воспоминания – пища. Худые и горестные – плохо. Светлые, добрые – хорошо. Среди людей ты невидим, пока тебя принимают за своего. Атакуй стремительно, уходи быстро. Предпочитай одиночек. И главное – не забывай наполнять Бак.

Мать говорит, практически не разжимая губ. Иногда мне кажется, что слова рождаются прямо внутри моей головы.

В этот день охота неудачна. Город полон гуляющих компаний, обнимающихся парочек. Мне страшно. Я – подросток, впервые выходящий в большой мир. Перед глазами – корчащаяся на полу фигура соломенноголового парня. Если я нападу на прохожего, меня поймают. Люди сильнее, их больше…

Я без толку