DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

смириться… И лишь в самой глубине угадываются потребные мне отблески сокрытой где-то внутри радости. Их палитра гипнотизирует. Прежде я не встречал ничего подобного.

Незнакомец проходит мимо, и чувство дежавю возвращается. Пугающее, незнакомое, щемящее. Алые, рубиновые, изумрудные язычки рвутся из глубин морока, подмигивают, будто старые друзья, призывают… Невидимый магнит словно тянет к мужчине. В горле пересыхает. Как зачарованный, шагаю следом.

Людской ручеек мелеет, разбивается на отдельные струйки, сворачивающие во дворы, арки и подземные переходы. Никто не обращает на меня внимания. Не таясь, иду за мужчиной. Голод подгоняет, требует, вожделеет. Рот наполняется слюной.

Мужчина сворачивает в проулок. Ускоряюсь, чтобы не упустить. Мы остаемся один на один – темная улица пуста. Кроны деревьев надежно скрывают происходящее от любопытных взглядов из окон. Подобравшись, сокращаю дистанцию.

Я – ночной охотник. Вершина пищевой цепочки. Суперхищник.

Я делаю бросок.

Хоботок впивается в шею жертвы. Воспоминания бурным потоком хлынули в мою голову – будто прорвало невидимую дамбу. Впервые с насыщением не приходит чувства восторга. Вместо этого захлестывает боль.

Я совсем не помню своего детства – все, что было до тринадцатого дня рождения, до первой трапезы, плавает в вязком густом тумане. Но сейчас туман истаивает, защитная пленка лопается. Я вижу все, доселе надежно скрытое в самых глубоких кавернах памяти. Я вспоминаю. Я кричу.

Я кричу.

Я кричу

5

Я – ребенок.

Мне шесть лет, мальчишке, колесящему на велосипеде рядом с отцом. Велосипед – новенький «Олимпик», о котором я мечтал уже давно. Двухколесный, как у взрослых, с добавочной парой маленьких колесиков для поддержки. И вот свершилось – теперь он мой. Смеюсь от восторга и счастья. Отец хохочет позади меня. Он катится на огромном неповоротливом синем «Туристе», но никак не может меня настигнуть.

Отец – мужчина из темной подворотни, но сильно моложе, без седых прядей в волосах. Без пузыря морока над головой… Настоящий отец, родной. Теперь я это отчетливо помню.

Мы катаемся на велосипедах в тенистом парке. Мама – низенькая, чуть полноватая, с каштановыми волосами и доброй улыбкой – сидит на лавочке неподалеку и читает книжку. Я вспоминаю ее заботливые руки, которые мыли, кормили, одевали меня. Вспоминаю, как лежал в больнице с гландами, а потом можно было лопать сколько угодно мороженого. Вспоминаю, как хотели завести кота, да вдруг оказалось, что у меня на них аллергия. Вспоминаю разбитые в кровь коленки, которые смазывали жгучим йодом. Вспоминаю завтраки на залитой солнечным светом кухоньке, бормочущий пузатый телевизор, отца, сосредоточенно шуршащего газетой…

Мое детство, настоящее детство, проступает передо мной, как проявляющаяся фотокарточка.

Мы катимся на велосипедах, все дальше и дальше, и вот уже не видно матери за деревьями. Вечереет, но нам с отцом хочется кататься еще. Я давлю на педали изо всех сил, представляя себя пилотом космического корабля. Слева инопланетные захватчики! Залп из всех орудий – БАБАХ! Крейсер сопровождения, доложите обстановку!

У отца слетает цепь, он тормозит, едва не заваливаясь на землю. Его «Турист» старый, достался ему от деда и часто ломается. Отец кричит, чтобы я остановился, подождал его, но командный пункт управления космическим кораблем слишком занят. Инопланетные захватчики атакуют, и бравым астронавтам нужно во что бы то ни стало пробиться из вражеского кольца! Давлю на педали, оставляя крики отца за спиной. Скоро он теряется где-то позади.

Я оказываюсь в безлюдной части парка и не сразу понимаю, что вокруг никого нет. Что уже совсем стемнело и черные деревья по обе стороны дороги напоминают притаившихся монстров. Становится страшно. Разворачиваюсь, собираясь припустить обратно, когда от темной стены деревьев отделяется человеческая фигура.

– Ты заблудился, малыш? – произносит густой противный голос.

Я успеваю увидеть коренастого бородатого мужчину, а потом он хватает меня поперек туловища и забрасывает на плечо, зажимая рот ладонью. Я отчаянно брыкаюсь, пытаюсь закричать, но мужчина намного сильнее. Паника душит меня, все вокруг кажется смазанным и нереальным. Мелькает припаркованная у забора машина – старые, помятые «жигули», – а потом бородач заклеивает мой рот скотчем и забрасывает в багажник, будто куль с картошкой.

– Пикнешь – зарежу, – предупреждает он, показывая огромный охотничий нож, и захлопывает багажник.

Чувствую, как подо мной расползается теплое пятно.

В темноте оживает двигатель, и машина куда-то едет. Боюсь шевельнуться, меня колотит озноб, глаза полны слез. В спину впиваются какие-то железки. Нащупываю что-то вроде пледа – грязную, провонявшую маслом тряпку, сжимаю в крошечных кулачках…

Спустя вечность багажник открывается. Меня вытаскивают, и я вижу в красном свете фар кирпичные стены гаражей, изрисованные граффити. Двигатель работает, воняет горелым выхлопом. Бородач держит меня за шиворот, а рядом стоит молодой парень, высокий и тощий, с соломенными волосами. Я шмыгаю носом, в штанах противно тепло. Парень смотрит оценивающе, кивает:

– Годится.

Бородач садится в свою машину и уезжает, а соломенноголовый закидывает меня на плечо и куда-то несет. Вокруг темно, но, кажется, мы выходим из гаражей во двор. Оказываемся в подъезде. Парень что-то бормочет. Оцепенение, охватившее меня, никак не проходит. Когда он заносит меня в квартиру и опускает на грязный пол, я неподвижен и податлив, словно кукла.

Соломенноголовый несет меня в комнату без окон, покрытую кафелем, проходит мимо большого стального бака, ныряет в следующую дверь. Мы оказываемся в узком, похожем на тоннель, проходе. Здесь темно и пахнет сыростью. Шершавые бетонные стены все в капельках воды. Тоннель тянется куда-то вниз, закручивается спиралью. На другом его конце – комната с каменными стенами и земляным полом. Под потолком болтается единственная голая лампочка на длинном шнуре. Ее света явно недостаточно, и углы комнаты тонут во мраке. Отсюда ведут две двери. Соломенноголовый, не останавливаясь, толкает левую.

Эта комната напоминает прямоугольную глиняную пещеру. Вокруг разлит тусклый медово-желтый свет, но его источник непонятен – кажется, будто слабо светятся сами стены. С потолка свисают, словно невиданные плоды, толстые яйцеобразные сталактиты размером с регбийный мяч. В середине комнаты стоит крепкий деревянный стул с подлокотниками. Краем глаза вижу веревки на подлокотниках, когда тощий парень грубо швыряет меня на стул. И начинает привязывать.

Я понимаю, что сейчас начнется самое страшное.

Оцепенение отпускает. Брыкаюсь, как могу, но тощий парень все равно сильнее. Меня вжимает в стул, детские ручки и ножки пребольно сдавлены веревками. Соломенноголовый осматривает узлы, а потом уходит, закрыв за собой дверь.

Пытаюсь закричать, позвать на помощь, но голос тонкий и слабый, как у котенка. Крики теряются в шершавых стенах и затихают, не рождая эха.

С влажным чавкающим звуком что-то лопается на потолке, и передо мной